Сергей Иванов - Близнецы и "звезда" в подземелье
— Держи его крепко!
Узнав, что нужна веревка, Генка вместе с «пленным мерзавцем» (так он называл про себя Ромашкина) сбегал в его подлую квартиру. Потом Олег полез за сестренкой своей ненаглядной... Радость троицы вполне понятна, как и страх Ромашкина, когда ему было объявлено, что теперь ОН посидит тут!
И где Надя?! — это уже пророкотал Генка.
Я точно...
Однако его вранье было прервано самым решительным образом. На что Ольга заметила, что бить военнопленных нельзя. Если даже они настоящие преступники.
И тогда Виталий, надеясь на помилование, сообщил, что это улица Королева...
— Около кладбища которая? — сурово спросил Генка.
Ромашкин молча кивнул, словно именно в этом была его особая вина. Но соседство с кладбищем того дома, где томилась в плену бедная Надя Моро-ва, было чистой случайностью. Просто там находилась пустая квартира Виталькиной тетки Валентины Васильевны, которая уехала на заработки в Москву да там и -прижилась — пока на два года, а дальше — видно будет!
Когда они собрались уходить из подземного каземата, с Ромашкиным случилась настоящая истерика — до того он боялся. И Ольга подумала, почему так получается: чем человек более жесток с другими, тем он оказывается трусливей! Господи, да веди же себя достойно, скажи: «Да фиг с вами, враги проклятые! Умираю, но не сдаюсь!»
Ромашкин зарыдал, схватил Ольгу за руку:
— Ну, хоть ты, ну хоть ты!
Генка оттолкнул его. И каждый раз, закрывая очередную дверь, они слышали дикий вой попавшегося злого труса... А может, оно получилось и слишком сурово? Но, знаете, как же еще научишь таких людей?
Примерно это говорила себе Ольга, когда они шли по двору к Генкиному мопеду... И остановились!
Мопед, несмотря на всю свою лихость, все-таки не самая мощная машина в мире. Да и втроем там просто некуда сесть.
Я поеду, — сказала Ольга сурово.
А я тебя одну не отпущу!
Тут близнецы посмотрели на Генку, который невольно улыбнулся и покачал головой:
— Ну вы даете! Это ж моя Надя там сидит, в каземате! — подождал, что ответят близнецы, одна ко они молчали. И тогда Генка сам закончил: — Да вы и дорогу не найдете. Да вы и на мопеде не умеете!
Это была сущая правда. И величайшее упущение близнецов: мопед они водить не умели!
— Чего делать? — это Олег спросил.
А Генка уже взялся за ручки своего «коня»:
— Бросайте жребий! — у него стало отличное настроение. Он всей душой чувствовал, что сейчас найдет Надю, и теперь уж она не будет с ним так холодна — коли он ее спас!
А близнецы переглянулись. Каждый из них знал, что расставаться сейчас... нет, это невозможно. Ни за что! Но выхода-то не было.
Был!
Его Ольга придумала:
Слушайте! А если на такси?
А деньги?
А у этого типа! Я сама слышала: ему Висюлькин платит... И заодно, чтоб он со страху там... штанишки себе не испортил.
Едва они открыли вторую, герметическую, дверь, как им стал слышен тоскливый собачий вой. И Ольга ужаснулась от этого звука, но и порадовалась, что решила не оставлять тут Ромашкина. Она схватила ключ из рук Олежки:
— Эй, не трусь! Мы идем!
В ответ послышались радостные вопли, а потом рыдания. Ольга наконец открыла дверь. Ромашкин сидел на столе с ногами, сжавшись в комок. Едва они вошли, Ромашкин вскочил. Генка и Олег на всякий случай приготовились к бою. Но этот здоровенный и сильный мальчишка с подтеками слез и соплями на лице грохнулся на колени. Его сотрясали рыдания, и он не мог произнести ни слова.
Ну и типчик! — Ольга покачала головой. — А как же ты... других тут оставлял?
Да-а! Умная какая! — сквозь всхлипывания прокричал Ромашкин. — Ты так не боялась, как я.
Надо же, трусость вроде бы была каким-то оправданием для него. Генка и Олег молчали, переговоры продолжила Ольга:
— Мы решили тебя взять с собой — туда, к Наде. Придется ей в глаза посмотреть! И заодно... тебе же Висюлькин давал деньги? Вот и... заплатишь за машину!
Лишь секунду в Ромашкине боролось два желания — выйти отсюда и сохранить родные денежки. Но первое победило, он закричал:
Поехали! Конечно! Я заплачу!
А если ты хоть слово промяукаешь не про то, что нужно, я тебя, честное слово, в колонию сдам! — предупредила его Ольга.
Олег не мог лишний раз не возгордиться своей потрясающей сестрицей, а Генка подумал, откуда она берет такие правильные, такие клевые слова. И тут странствующий рыцарь вдруг почувствовал: он жалеет, что сердце его отдано другой. Но тут уж ничего не поделаешь! Кто рожден странствующим рыцарем, тот не умеет изменять!
Мопед они затащили в ромашкинскую квартиру. Мопеды, кстати, не так уж много занимают места. Если б родители были поснисходительней, многим мальчишкам жилось бы на свете значительно спокойней. Но этого, наверное, никогда не будет, никогда! К счастью, Виталькина мать, как мы уже знаем, дежурила сегодня в ночную смену. И мопед прекрасно уместился в прихожей.
Потом они подошли к краю тротуара и буквально с ходу поймали машину. Теперь машин много, а желающих — наоборот. Таксист даже не поинтересовался, зачем это четверо подростков едут в восемь часов вечера на кладбище. Только спросил:
— А у вас деньги-то есть?.. Покажите!
Такой удивительно заботливый дяденька. Наверное, в детстве был ромашкиным или в лучшем случае шальневым.
Ольга показала ему сто рублей, шофер кивнул:
— Ладно, хватит... в один конец. Ромашкин хотел возникнуть, ведь денежки-то Ольга тратила его, но промолчал.
Ехали они действительно довольно долго, потом за окном вдруг образовалась бескрайняя равнина, вся уставленная крестами, памятниками и оградками. Это тянулось буквально на километры, а вглубь — до горизонта... Печальная картина!
Ну и местечко ты выбрал! — сказала Ольга.
Вот такой он гад! — ответил Ромашкин с готовностью.
В виду имелся, естественно, злодей-Висюлькин. Хотя на самом деле квартира-то принадлежала Виталькиной тете, а Висюлькин толком и не знал, где содержится бедная Надя!
Вы, я чувствую, приезжие? — спросил таксист.
Ну, в общем, да, — ответил Олег.
У нас, кстати говоря, вообще-то много кладбищ, — ни к селу ни к городу стал просвещать их водитель. — Но это, на которое мы едем, крупнейшее в Европе!
В разных городах гордятся разными вещами. Вот, оказывается, можно гордиться и самым крупным кладбищем!
— А почему вы решили, что мы на кладбище едем? — с некоторой дрожью в голосе спросила Ольга.
Она была, конечно, смелая девочка, но, знаете, кладбище есть кладбище!
— А тут больше некуда, — простодушно ответил шофер. — Если только на тот свет... — и улыбнулся: — Шутка такая.
От таких разговорчиков кому хочешь станет не по себе. И невольно все трое посмотрели на Ромашкина.
— Да направо сейчас! — воскликнул Ромашкин, словно оправдываясь.
И действительно: перпендикулярно к дороге, которая шла вдоль могил, а потом упиралась прямо в кладбищенские ворота, имелся еще переулочек, всего с десяток домов.
— Здесь! — сказал Ромашкин.
Они остановились возле старого дома со старой, уже разваливающейся оградой из камня-плитняка.
Вы нас подождете? — спросила Ольга, поскольку деньги ромашкинские были у нее.
А вы долго?
Быстро!
— Только вы сначала заплатите, ладно?
Ольга, Генка и Олег переглянулись — да ну его, этого дядю!
Ольга протянула сто рублей. Шофер спокойно положил их в карман.
— А сдача?!
Какая там еще сдача — по ночам на кладбище возить!
Сдача должна быть пятьдесят рублей! Мы тут не все приезжие, и вашу машину можно легко найти, понятно! — это Генка проговорил.
Хотя уж ему-то совсем не жалко было ромашкинских рэкетирских копеек. Но гордость странствующего рыцаря не позволяла смириться с несправедливостью!
— Нате. И вытряхивайтесь! — шофер протянул сорок рублей.
— Что ли, садануть ему каменюкой в стекло? — тихо спросил Ромашкин.
Ему не ответили. Он был подконвойный бандит. Да и не хотелось больше дел иметь с этим... знатоком кладбищ!
Как это бывает в самых обычных домах, Ромашкин достал ключ из-под порожка, долго не мог вставить его в замочную скважину: очень боялся того, что должно последовать далее. А Ольга подумала: уж я-то ни за что не согласилась бы тут жить — по десять раз на дню похоронные марши слушать!
Но все объяснялось просто: Виталькина тетя, Валентина Васильевна, просто была глуховата и любила покой. Так что марши ее не волновали, а покоя на кладбище сколько хочешь!
Ромашкин наконец открыл дверь. Генка тут же схватил его за шиворот:
Ну? Где она?!
Сейчас найдем, сейчас, — талдычил Ромашкин, оттягивая расплату. — Я-то здесь ни при чем.
Это он, а я только видел.
Для понта Ромашкин сходил в другую комнату, потом вернулся в прихожую, из нее на кухню, поднял крышку погреба. Генка тут же оттолкнул его, а Ромашкин сильно и не сопротивлялся.
