Ежи Брошкевич - Тайна заброшенной часовни
Самое же трудное задание досталось Влодеку.
По собственной просьбе (при робкой поддержке Катажины) он отправлялся в караул в ближайшую к часовне точку, а именно в густые заросли безжалостной крапивы. Этот участок, как нетрудно понять, был наиболее ответственным и наименее удосбным.
Начало операции назначили на двадцать два ноль-ноль. К счастью, эпицентр грозы переместился далеко на юг, и никакие вспышки молний не рассеивали черноты ночи.
В двадцать два ноль-ноль Альберт приступил к перезарядке фотоаппарата. С самого начала возникли непредвиденные трудности. Доски, за которыми был спрятан аппарат, сверху заклинило. Когда же Катажина попыталась раздвинуть их силой, они угрожающе затрещали и за ними, как ей показалось, что-то сползло вниз. Что именно, осталось неизвестным: решив работать исключительно ощупью, великий Альберт не захватила с собой ни фонарика, ни какого-либо другого источника света.
Наконец Катажине удалось перезарядить фотоаппарат и спрятать его обратно в тайник. Доски опять затрещали, и опять за ними что-то с хрустом сдвинулось с места.
— Тише, — едва слышно прошептал откуда-то из-за двери Влодек.
«Хорошо тебе давать советы!» — мысленно сердито воскликнула Альберт. Однако Катажина уловила в голосе Влодека тревогу и нежность и немедленно приказала Альберту заткнуться. Затем она приступила к следующему этапу работы: подключению сигнальной системы к новой скульптуре.
Сделать это было чертовски трудно. Во-первых, работать приходилось в кромешной темноте. Во-вторых, фигурку нельзя было сдвигать с места, и вместе с тем требовалось присоединить к ней систему, приводящую в действие фотоаппарат и вспышку.
Разумеется, великий Альберт заранее тщательно все обдумала. Однако путь от замысла до исполнения, как известно, сплошь и рядом далек. В особенности если составляешь план при свете дня, а осуществлять его приходится, когда вокруг черно, как в преисподней.
Наконец Альберту удалось закрепить нейлоновую леску у основания фигуры и установить в нужном положении открывающую объектив гирьку. Осталось лишь подключить вспышку.
Великий Альберт со вздохом облегчения вытерла пот со лба и взглянула на фосфоресцирующие стрелки часов. Было двадцать два восемнадцать…
«Еще только две минутки», — с радостью подумала она.
Но тут где возле часовни раз и другой хрустнула, ломаясь, сухая ветка. В ночной тишине это прозвучало как два выстрела.
— Что происходит? — загремел голос магистра.
— Это все Пацулка! — немедленно завопила Ика. — Отстань, чудовище! Чего дерешься?! Спасите меня, пан магистр!
— Потом! — послышалось в ответ. — Это не Пацулка! Это в часовне!
Огромные ножищи затопали по каменистой тропке, стремительно приближаясь.
Катажина съежилась, замерла, затаила дыхание… Ика тщетно пыталась схватить взбешенного пана Потомка за рукав.
— В чем дело? Тихо! — раздался со стороны сарая злобный голос Толстого.
Казалось, ничто уже не спасет Катажину от разоблачения, что все ее усилия и труды пойдут насмарку, и весь остроумный, тщательно разработанный план провалится, сорвется, рассыплется в прах и т. д. и т. п.
Но тут Влодек — именно Влодек! — выказал блестящее умение молниеносно ориентироваться в критической ситуации.
«Нельзя позволить этому спятившему Дон Кихоту застукать там Каську, — лихорадочно соображал он. — Он, видно, уверен, что в часовню кто-то забрался. Надо сбить его с толку. Но как? А вот как! Пускай кто-нибудь перед самым его носом выскочит из часовни. Да! И этим кем-нибудь, — принял он решение, — буду я».
И в мгновение ока проскользнул внутрь часовни.
— Прячься, — прошипел он в ту сторону, где, по его представлениям, должна была находиться Катажина.
Затем, поскольку топот раздавался уже на ближних подступах к часовне, распахнул дверь и, ловко избегая пляшущей полосы света от фонарика, нырнул в крапиву, а оттуда в густой кустарник.
Магистр, к счастью, не стал осматривать все углы часовни. Он направил луч света на свое «сокровище» и, убедившись, что оно цело и невредимо, стремглав бросился вдогонку за Влодеком.
Влодек, однако, уже был вне опасности. Перед тем как занять свой пост, он провел рекогносцировку и обнаружил прямо за часовней, на пути к обрыву, небольшой неприметный овражек. Куда теперь и скатился и замер, стараясь не дышать.
«Теперь ищи ветра в поле!» — подумал он.
Но, к своему удивлению и ужасу, услышал торжествующее восклицание магистра:
— Попался, негодяй!
Влодек съежился. Зажмурив глаза, он лихорадочно пытался понять, что означает это восклицание, но в следующую секунду произошло нечто совершенно невероятное, отчего сердце у него заколотилось как бешеное. В нескольких шагах от овражка в свете фонарика магистра промелькнул чей-то черный силуэт.
Промелькнул и исчез.
Магистр бросился за черной фигурой.
— Стой! — кричал он. — Стой, стрелять буду!
Напрасно.
Беглец, как олень, умчался в лес. Магистр погнался за ним. Крики его отдалялись и наконец смолкли в глубине леса.
Четверть часа спустя Влодек приступил к проявлению негатива.
Через двадцать минут пять пар глаз впились в вырисовывающиеся на негативе очертания знакомой фигуры.
Да, очень даже хорошо знакомой: это была фигура попавшего в фотоловушку магистра Потомка.
— Понять, — сказал Брошек.
— Ясное дело, — хором сказали Ика и Влодек.
Катажина ничего не сказала и только покачала головой.
— Я вскрываю конверты, — объявил Брошек.
Потом, называя вначале имя автора, поочередно зачитал текст, содержащийся внутри каждого конверта.
Ика: на снимке магистр. Скульптуру он поставил в качестве приманки. Влодек: на негативе магистр Потомок. Скульптура, скорее всего, его собственная. Он ее принес как приманку. Брошек: сфотографирован магистр, заменивший Зевса и Геру подлинным произведением искусства. Вывод: магистр тоже готовит ловушку для циничных преступников. Альберт: фотография и фигурка магистра. Фигурка — приманка. Пацулка: фото, магистр. Фигурка, приманка. Детектив-любитель.
Все уже готовы были рассмеяться, как вдруг в дверь чулана, где была устроена фотолаборатория, резко постучали, а затем раздался решительный голос Икиной мамы:
— Без четверти одиннадцать. В это время в нашем доме спят.
— Сейчас, мама! — крикнула Ика.
— Спокойной ночи! — угрожающе прозвучало в ответ.
— Что ж, можем друг друга поздравить, — торопливо сказал Брошек. — Никто не промахнулся. Сегодня ночью, пожалуй, новых сенсаций не предвидится. Задача на завтра: выяснить, кто подкрадывался к часовне.
— Э! — махнул рукой Пацулка.
— Ты хочешь сказать, что это невозможно? — огорчился Брошек.
— Может, какие-нибудь следы остались? — задумалась Катажина.
Пацулка только широко зевнул, демонстрируя, как ему хочется спать.
— Пацулка прав, — сказала Ика. — Сегодня мы ничего больше не придумаем. Спать! Спать, не то мама отколет такой номер, что мы животики надорвем от смеха.
И все разошлись по своим спальням. Катажина с безмолвной благодарностью пожала Влодеку руку, а он ответил ей сияющим взглядом.
Когда Пацулка заснул, Брошек приподнялся на локте.
— Влодек! Спишь?
— Нет.
— Как ты думаешь, кто это мог быть?
Минута тишины.
— Думаю, это был… ОН, — шепнул Влодек.
— И я так думаю, — прошептал в ответ Брошек. — Да, это был ОН.
Долина Черного Камня погрузилась во мрак и тишину.
Однако не все в долине в ту ночь спали.
ПЯТНИЦА: ЛИВНИ
Брошека разбудил глухой стук и далекий крик. Пацулка уже стоял у окна. За окном бушевал утренний ливень. Деревянные часы с кукушкой показывали шесть часов двадцать одну минуту. Влодек сел на кровати.
— Вы что, чокнулись? — жалобно спросил он.
— Он ранен, — сказал Пацулка.
Через секунду все трое, прижавшись носами к оконному стеклу, смотрели, как магистр Потомок с забинтованной головой колотит кулаками в дверь сарая, крича:
— Откройте! Немедленно откройте!
— Выключить Пацулку! — раздался из спальни родителей сонный мамин голос.
— Ух! — рассердился Пацулка.
— Это не Пацулка! — крикнул Брошек.
— А кто? — сонно спросил отец.
В этот момент заскрипело окно в комнате девочек. Ика, в непромокаемом плаще поверх пижамы, выскочила на улицу.
— Откройте! — опять закричал магистр и надавил плечом на дверь сарая.
— Пан магистр! Не надо ломиться! — крикнула ему Ика. — Сзади есть окно.
— Интересно, кто его так угостил? — встревоженно спросил Брошек. — Что за повязка? Почему?
Магистр исчез за сараем, но тут же вернулся. Его лицо было желто-зеленого цвета, что особенно сильно подчеркивала белизна бинта. Глаза сверкали то гневом, то отчаянием попеременно.
