Марина Елькина - Тайна синего фрегата
— Футбол! — крикнул он.
Виталик и Вовка как по команде скинули свой груз, и их ноги затанцевали замысловатый танец вокруг сосновой шишки. Выиграл Вовка. Чаще всего его ноги успевали подцепить шишку и подбросить ее вверх.
Когда мальчишки устали, Виталик спросил:
— Так мы идем в санаторий?
— Идем! Помоги мне напялить этот дурацкий рюкзак, — попросил Вовка. — Он мне всю спину отдавил!
— Значит, неправильно упаковал вещи, — со знанием дела рассудил Артем. — Рюкзак не должен давить.
— Тебя не спросил, — огрызнулся Вовка и насмешливо поинтересовался: — Тебе мама не забыла запасные носочки положить?
Артем стукнул его по спине и не ответил. Он и сам не знал, как будет распаковывать свой рюкзак и что делать, если ребята увидят его содержимое, особенно кастрюльку с дужкой?
— Ну, что? — воскликнул Виталик. — Охота на призрака объявляется открытой! Вперед!
* * *
Данила Григорьевич в красивом халате сидел за чайным столиком, просматривал утренние газеты и по старой купеческой привычке потягивал чай из блюдца.
— Данила Григорьевич! — Аннушка робко приоткрыла дверь. — Письмо доставили для вас.
Данила Григорьевич поморщился: он не любил, когда прерывали его чаепитие.
— Что-то срочное?
— С курьером доставлено, батюшка. Человек ответа ждет.
— Давай письмо.
Конверт был подписан кривым незнакомым почерком. Данила Григорьевич вытащил небольшой листочек, пробежал его глазами и побледнел.
— Аннушка! Скажи человеку, что я еду с ним. Пусть запрягают.
Данила Григорьевич получил известие о гибели своего друга — писателя Всеволода Берковского и теперь мчался в его имение, пытаясь успеть на похороны.
На похороны он не успел: приехал на день позже. В имении царили растерянность и скорбь. В доме было непривычно тихо и безлюдно. Старый камердинер Иван ходил за Данилой Григорьевичем следом и утирал слезинки.
— Как же так случилось, Иван? — с болью выдохнул Степанов, увидев на кладбище свежий могильный холмик.
— Всеволод Гаврилыч рыбачить любили… — словно оправдываясь, начал Иван. — На лодке. Один. Говорил, думается ему на реке хорошо. В тот день тоже не велел слугам с ним ехать. К вечеру не появился, да мы не тревожились. Всеволод Гаврилыч частенько к соседям заезжал. Мы и подумали, что у кого-то остался. А на другой день лодку перевернутую к берегу прибило…
— А тело?
— А тело мужики всю ночь и следующий день баграми искали. Насилу вытащили. Потонул наш барин! Потонул! — Иван, всхлипывая, залился слезами.
Данила Григорьевич помолчал, сам справляясь с подступившими рыданиями.
— Спасибо, батюшка, что приехали. Мы ведь нарочных ко всем его друзьям послали, да, окромя вас, никто не пожаловал. Господину Кувыркову тоже письмо передали, да и он не соизволил.
— Занят, верно.
Данила Григорьевич и Иван возвращались к потемневшему от беды дому.
— Что же с нами будет, Данила Григорьевич? Деревня ведь в запустение придет без хозяйской-то руки. Я ведь еще их батюшку, Гаврилу Демьяныча, на руках нянчил. Тогда еще крепостными мы были. Потом, как царь-батюшка вольные выдал, так все разбежались, а я в доме остался. Не надобно мне вольной-то. Привык я в доме.
Данила Григорьевич рассеянно кивал.
— А что же, Всеволод Гаврилыч был последним в роду?
— Нет, батюшка, братец у него младший имеется, Илья Гаврилыч, в государевом флоте служит. Бравый такой! Да только ему наша деревня ни к чему, он человек морской…
— Скажи-ка, Иван, а рукописи от Всеволода Гаврилыча остались?
— Рукописи?
— Ну да, бумаги.
— Так ведь погорели все бумаги, батюшка. Когда месяц назад пожар приключился, кабинет сгорел и все бумаги тоже.
— А за этот месяц Всеволод Гаврилыч ничего нового не писал?
— Нет, батюшка. Тот пожар его будто подкосил. Никак оправиться после него не мог. Позовет меня, бывало, и жалуется: не могу, говорит, Иван, работать. И перо в руки не брал, как отрезало. Все ходит по дому, по саду, да на рыбалку когда… Кто ж знал-то, батюшка, что на рыбалке этой смерть он себе найдет?
— Проводи меня в библиотеку, Иван. Отдохну немного да в обратную дорогу отправлюсь. Дела, братец.
— Вы бы что на память о хозяине взяли, — робко предложил Иван, открывая библиотеку. — Он рад был бы.
Данила Григорьевич в задумчивости остановился у низенького инкрустированного столика. На столике лежали две-три книги, наверное, те, которые Берковский читал в последние дни.
Степанов заметил и книгу своей типографии. Это был томик Пушкина, выпущенный в прошлом году.
— Я, Иван, вот эту книгу возьму, — сказал он и бережно завернул томик в платок.
На его полках, конечно, есть такая книга, но с этой поры их будет две, одинаковые, потому что одна из них — память о друге.
Глава XII
САНАТОРИЙ «ЛЕСНАЯ ТИШИНА»
У шлагбаума, на пропускном пункте, ребята назвали фамилию Владислава Геннадьевича, представились его племянниками. Но в самом санатории они растерялись: до ночи еще далеко, а где скоротать полдня?
— Пошли погуляем, — предложил Артем.
Ему очень нравились терпкий запах сосен и шишки под ногами.
— А слежка за призраком? — напомнил Вовка, под «призраком» подразумевая Владислава Геннадьевича.
— Призрак выйдет к телефону только в половине двенадцатого. Спешить некуда.
— Нет, так следствие не ведется!
Но друзья, не слушая его, уже наперегонки бежали к полянке.
— Достаем припасы! — скомандовал Виталик. — Пора обедать!
Булочки, принесенные Артемом, были оценены по достоинству, так же как и Вовкина колбаса, и Виталькина курица. Артем даже пожалел, что отказался от банки с супом. Сейчас эта баночка была бы очень кстати.
— А это что у тебя?
И не успел Артем охнуть, как Вовка уже потрясал в воздухе кастрюлькой.
— Зачем?
— Для ухи, — краснея, огрызнулся Артем.
— Какая уха в санатории? — расхохотался Вовка.
— Попробуй объяснить это моей маме! Скажи спасибо, что она трехлитровую банку супа в рюкзак не поставила!
— Суп? А что? Суп был бы полезнее, чем эта милая кастрюлька. Правда, Виталька?
— Да, я бы сейчас не отказался от супчика, — подтвердил Виталик, дожевывая последний кусочек колбасы.
— Ну, что теперь? — спросил после трапезы Вовка.
— Теперь — прогулка по лесу! — объявил Виталик.
— А призрак? — снова нахмурился Вовка.
— А что ты предлагаешь? Разыскать Владислава Геннадьевича и радостно кинуться ему в объятия? Вот он будет несказанно удивлен, когда узнает о такой неизвестно откуда взявшейся ораве племянников!
К вечеру ребята так устали, что желание было одно — сесть в автобус и поехать домой. А ведь начиналось самое ответственное время. Пробило одиннадцать. Через полчаса призрак двинется к телефонному аппарату, стоящему на столе у дежурного.
Ребята встряхнулись и выбрали самый удобный наблюдательный пост. На их счастье, фойе главного корпуса было застеклено наподобие веранды, и следить за телефоном не составляло никакого труда.
Время пошло на минуты, напряжение усиливалось, но призрак не появлялся.
За столом мирно подремывал дежурный — щупленький пожилой человечек с большой проплешиной на голове. Проплешина то и дело норовила коснуться стола, но человечек вовремя вздрагивал и выпрямлялся. Потом дежурный проснулся, широко зевнул и стал наливать себе чай. Все это происходило так медленно, что ребята едва находили в себе силы спокойно сидеть в своем укрытии недалеко от крыльца.
— Двадцать минут двенадцатого, — сказал Виталик, включив подсветку на часах. — Призрак не торопится.
— Тише ты! Еще не время.
Прошло еще минут пять. По широкой лестнице к дежурному стал спускаться какой-то человек. Поначалу ребята приняли его за Владислава Геннадьевича, но, едва он приблизился к освещенному столу дежурного, друзья разочарованно вздохнули. Это был какой-то незнакомый мужчина.
Он о чем-то спросил дежурного, протянул ему пачку сигарет и кивнул на дверь.
— Этот отвлекает! — разгадал его маневр Вовка. — Не может же призрак звонить при дежурном и болтать свой бред! Сейчас этот тип уведет сторожа на крыльцо, а призрак спустится к телефону.
— Помолчи, — попросил Виталик. — Они слишком близко, могут услышать нас.
Сторож степенно помял в руках сигарету, закурил и молча уставился на мужчину.
— Дело вот в чем, — как-то просительно заговорил мужчина. — Мне посоветовали обратиться к вам. Видите ли, у меня закончилась бумага. Из-за этого стоит работа. А вы ведь утром в город?
Сторож, не выпуская сигареты изо рта, кивнул.
— Может, вас не затруднит заехать к моей жене? Я напишу ей записочку, она мне все передаст.
Сторож снова молча кивнул.
