Алексей Биргер - Тайна знатных картежников
Когда мы присоединились к отцу, на большой площадке второго этажа, от которой отходили коридор и комнаты и которую вполне можно было бы назвать холлом или проходной залой, он уже затоптал «зажигалки» и открыл окна, одно из которых было разбито, и мелкие осколки поблескивали на полу, и теперь размахивал большим листом картона, чтобы разогнать густой дым. Свежий воздух достаточно быстро наполнял помещение.
— Больше похоже на чью-то дурную шутку, чем на попытку серьезно навредить, — глухо сказал он, опуская свое импровизированное опахало. — Смотрите, на этих тяжелых коротких стрелах почти не было по-настоящему опасных горючих материалов, чтобы от них что-нибудь занялось, зато полно кусочков целлулоида и пластмассы, из которых делают то, что мы в нашем детстве называли «дымовухами» или «вонючками». Когда их поджигают, они не горят, а тлеют, производя неимоверное количество вонючего дыма, но даже сухое дерево загорится от них только при очень неудачном стечении обстоятельств. Похоже на то, что кто-то скорей хотел выкурить нас из дома, чем поджечь нас.
— Да, это «вонючка», она же «дымовуха», — подтвердил я, внимательно разглядывая остатки стрел. — Интересно, как ты умудрился затоптать их без противогаза! Верно, они практически безвредны, но дым от них идет такой густой и вонючий, что сразу слепнешь от слез и дышать невозможно!
Отец пожал плечами.
— Право, не знаю. Может, от возбуждения ни на что не обращал внимания. Может, благодаря разбитому окну, возник достаточно сильный сквозняк, и я оказался как раз на пути притока свежего воздуха. Что бы ни было, но я их победил!
— А может быть, это был призрак, — сказал Ванька.
— Призрак? — отец и мама поглядели на него.
— Разве вы не слышали эти жуткие удары? — осведомился мой брат. — Я уверен, что это призрак, обитающий в нашем доме, предупреждал нас и звал подняться наверх! И это он разогнал почти весь дым до того, как наверх поднялся ты!
Мама и отец обменялись веселыми взглядами.
— Что ж, — сказал отец, — было бы, конечно, вполне возможно объяснить все естественными причинами. Например, когда потянуло сквозняком, одна из дверей могла начать мотаться туда и сюда, а до первого этажа звук доходил усиленным — ведь любой звук начинает звучать более гулко, когда он проходит через дерево. Но я согласен, что у каждого пристойного старого дома должен быть свой домовой-берегун…
— Ты сам говорил нам об этом, чуть ли не сегодня! — напомнил Ванька.
— Вот именно. И не собираюсь отрекаться от своих слов. Так что не вижу причин, по которым нам нельзя верить в такое удивительное создание… Особенно когда это самый простой способ объяснения всех странностей.
Я думал, мама опять станет называть нас чокнутыми, строящими воздушные замки, но, к моему удивлению, она поддержала отца.
— Мне думается, наш домовой должен быть очень симпатичным существом, — сказала она. — И, наверно, будет только к лучшему поднести ему горсточку орехов и блюдечко молока, согласно народным поверьям. Если домовой не почувствует, что к нему относятся с должным уважением, он может начать проказить и устроит нам ещё ту веселую жизнь!
— Класс! — Ванька рванулся к лестнице. — Я принесу ему молоко и орешки!
— Да, принеси, чтобы он понял, как его уважают, — сказал отец. — А я тем временем возьму Топу и попробую выследить мерзавца.
— Будь осторожней! — взмолилась мама. — Ты ведь не знаешь, с чем ты можешь столкнуться!
— Напротив, отлично знаю! — возразил отец. — Один из местных шутников с предельно утонченным чувством юмора, вот кто отмочил этот фокус! Если он не уплыл на лодке, мы его схватим, будь он сейчас хоть в другом конце острова.
И он направился к выходу.
— Значит, это не Чумовы? — тихо спросил я, догнав отца возле лестницы.
— Ни в коем случае! — твердо ответил отец.
Через минуту мы услышали, как он выходит из дома, как зовет Топу, как Топа с лаем и рычанием уносится к берегу: отец выпустил его через заднюю калитку, чтобы Топа догнал и задержал «хохмача», если тот ещё на суше. Кусать его Топа не стал бы — он был хорошо вышколен и знал, как себя вести. Он бы повалил его на землю и держал, пока отец не подоспеет.
— Не знаю, чего мне больше хочется, — задумчиво сказала мама. — Чтобы они поймали этого «вонючку» или чтобы он от них удрал… Ладно, давайте приберемся здесь и принесем домовому его угощение.
Мы собрали все крупные осколки стекла и выкинули их в мусор, а мелкие веником смели на совок, вместе с пылью и трухой, которых на втором этаже было предостаточно. Сделалось даже чище, чем было до того, как неизвестный шутник разбил окно «дымовухой». Разбитое окно мы заколотили листом картона — тем самым, которым отец разгонял дым. Я аккуратно закрепил его небольшими гвоздиками — чтобы держался он достаточно прочно, но чтобы его легко было снять, когда мы привезем новые стекла.
Мы готовили на кухне угощение для домового, когда вернулся отец.
— Ну? — кинулась к нему мама. — Вы его поймали?
— Нет, как видишь, — ответил отец. — Мы проследили его до самой воды, а потом Топа потерял его след. Но Топа всем видом показал мне, что хорошо запомнил запах и опознает его хоть спустя десять лет, если злодей окажется неподалеку!.. Молодец, Топа, иди сюда. Ты ещё раз доказал, что ты хороший пес.
Топа, переминавшийся на пороге, неуверенно вошел на кухню. В дом ему ещё разрешалось иногда заходить, а вот на кухню — никогда. Просто на всякий случай, ведь даже самый-пресамый пес мог не устоять перед ароматами съестного и что-нибудь слямзить. Как говорил отец, «Не вводи во искушение малых сих», добавляя: «В таком случае всегда больше виноват искуситель, чем искушаемый». Конечно, Топу трудно было назвать «малым сим», но мы понимали, что это слово употреблено не в буквальном смысле чьих-то размеров, а имеет некое «духовное», как говорят взрослые, значение.
Мама дала Топе кусок черного хлеба с творогом, одно из его любимых лакомств, и сказала:
— Как ты думаешь, не стоит позвонить Алексею Николаевичу? — это был инспектор милиции, отвечавший за порядок на нашем острове и на городском берегу напротив острова. — По крайней мере, он бы чин-чином составил акт о хулиганстве, и по этому акту страховая компания возместила бы нам стоимость разбитых стекол.
— Не стоит, — ответил отец. — Я уже думал об этом. Слишком много будет бумажной возни из-за пары разбитых стекол. И потом, не забудь, если этот год пройдет у нас без происшествий, то при оформлении страховки на следующий год нам положена крупная премиальная скидка. Так что имело бы смысл обращаться, если бы ущерб получался больше этой скидки, но терять скидку из-за нескольких стекол, стоящих копейки… Кстати, мне нужно проверить в сарае, там были какие-то стекла. Если там найдутся стекла подходящего размера, то я их сам нарежу и вставлю, даже покупать ничего не придется.
Мама кивнула. Доводы отца её вполне убедили.
Отец поглядел на часы.
— Батюшки мои, больше половины двенадцатого! Эй, вы, свет-Леонидовичи, быстро отнесите домовому его угощение и шагом марш по койкам!
— Как по-твоему, ты догадываешься, кто это сделал? — не удержался я.
Отец ухмыльнулся совсем как Чеширский кот.
— По-моему, да… Во всяком случае, мне кажется, я знаю, что произошло. Но… — он внезапно громко расхохотался и стал махать нам рукой, увидев, что мы таращимся на него, разинув рты. — Не волнуйтесь, я не спятил! Это и вправду очень смешно… То есть, если я прав. Я должен ещё раз все проверить — а потом я вам все расскажу!
Этим нам и пришлось пока что удовлетвориться.
Минут через пятнадцать, когда мы уже лежали по кроватям, Ванька прошептал в темноте:
— Слушай, а я ведь был прав насчет призрака! Даже наши старики согласились, что не может быть другого объяснения!
— Не совсем так, — ответил я. — Они сказали, что это самое простое объяснение.
— Так ведь это одно и то же! — самоуверенно заявил мой братец. — Ведь и учитель математики нам вечно повторяет, что самое простое решение является самым правильным, а уж он-то знает, что говорит, разве нет?
У меня не было настроения объяснять ему, что учитель имеет в виду совсем другое. Мне слишком многое надо было продумать. Готовность, с которой наши родители поддержали версию о домовом, казалась мне несколько подозрительной. Очень это смахивало на хитрую уловку, нацеленную на то, чтобы, подняв шумную возню вокруг якобы существующего домового, отвлечь наше внимание от чего-то — так сказать, «обезвредить» нас. Для того, чтобы настолько разгадать цели наших родителей, не надо было быть семи пядей во лбу. Но вот от чего они хотели нас отвлечь? Мне представлялось, что я знаю ответ. Если мы будем день и ночь торчать на втором этаже, подстерегая домового, то мы не будем маячить на первом, и отец сможет спокойно разбираться в подвалах, не опасаясь нашего вмешательства. Исследовать их в поисках того, о чем он узнал из каких-то невольных подсказок либо монахов, либо отца Василия, либо — что тоже вероятно — Пижона. И… Конечно! Я вдруг понял, почему отец так старался отделаться от Степанова, нисколько не сомневаясь при этом в его добрых намерениях. Это было так очевидно, что странным казалось, почему мне это раньше в голову не пришло. Он просто не хотел, чтобы в подвалах появлялись хоть какие-то посторонние люди, пока его поиски не подойдут к концу. И, разумеется, меньше всего ему хотелось видеть рядом с собой головорезов Степанова, когда он найдет сокровище. Надо сказать, я его очень хорошо понимал.
