Алексей Биргер - Дело антикварной мафии
Он и ошарашил. Здоровенного кретина он встретил таким хуком справа, что только держись! Кретин на ногах не устоял, шлепнулся — и тут же выхватил шипованный кастет, не кастет даже, а нож с пилообразным лезвием.
Мы с Лешкой, тем временем, заслонили Цвиндлера от третьего, в руках которого был кусок железной трубы. Лешка успел толкнуть Цвиндлера к стене так, что нападавший промахнулся — и труба просвистела в воздухе.
Тем временем, громила, сбитый Жориком, уже вскочил на ноги, и кретин, получивший убойный хук от Илюхи, тоже поднимался с земли, размахивая своим страшным оружием. Жорик, перекувырнувшись, тоже вскочил — и приготовился к бою по законам уличной драки. Мы лихорадочно прикидывали, что делать. Было понятно, что, при всей нашей натренированности, мы против трех здоровенных головорезов, к тому же основательно вооруженных, не устоим. Была одна надежда, что мы выиграли драгоценные секунды. В таких историях нападающие обычно удирают, получив отпор. Конечно, где-нибудь в глухом переулке или на пустыре они точно никуда бы не слиняли, но в центре Москвы, неподалеку от Белого Дома, где полно милиции, каждая секунда бывает на счету и, если нападение сразу не удалось, то лучше смыться, пока тебя не забрали в милицию…
Я не знаю, удрали бы они или нет, скорее, мне кажется, нет, уж больно серьезные были намерения. Им был нужен Цвиндлер, судя по всему, но больше они ничего не смогли сделать. Невесть откуда посыпались на них несколько дюжих ребят, и мы глазом моргнуть не успели, как трое громил лежали лицами вниз на асфальте, в наручниках.
А один из наших спасителей вытащил мобильный телефон и доложил:
— Николай Иванович? Наши подопечные в порядке. На них попытались напасть, но мы все время были рядом, нападавшие задержаны… Хорошо, везем.
Он махнул рукой, и к нам подъехали три машины.
— Поехали… — кивнул он нам.
— Куда?.. — пробормотал Цвиндлер. — Что это было?..
— Все узнаете, Ефим Моисеевич, — невесело ответил он. — И скажите спасибо этим ребятам. Если бы не они, вас бы уже убили.
Мы расселись по машинам и поехали.
Глава десятая
и пока последняя
Нас привезли в здание неподалеку от Лубянки и провели в кабинет, где нас встретил Николай Иванович.
— Как это они так сразу оказались на месте, ваши люди? — с ходу спросил Жорик.
Николай Иванович усмехнулся.
— Так мы ж приглядывали за вами с самого начала. Ваш директор сразу сообщил, куда вы направились, и попросил проследить, на всякий случай. Видно, чуял неладное. Наши люди дежурили и около ресторана и от Киноцентра вас вели. Поэтому ничего с вами случиться не могло.
— Директор?.. — возмущенно откликнулись мы. А мы-то думали, что он дает нам полную самостоятельность, а оказывается… Можно сказать, обманул нас!.. И, хотя мы не могли не признать, что в итоге все получилось как надо и что Осетров был совершенно прав, позаботившись о нас, но какая-то обида на него оставалась.
— Директор?.. — эхом повторил Цвиндлер. Правда, с другой интонацией.
— Совершенно верно, Ефим Моисеевич, — приветливо улыбнулся ему генерал. — Эти ребята — кадеты нашего училища, прошу любить и жаловать. Они по своей инициативе взялись вас охранять. И, кстати, перед этим они предотвратили убийство Буркалова.
— Игоря?!.. — Цвиндлер ушам своим не мог поверить. — Нас с Игорем, обоих, хотели убить?.. Но за что?..
— Кому-то из ваших соседей вы очень сильно мешали, — сказал Николай Иванович. — Осталось разобраться кому, Васьковым или Челканову.
— Васьковым! — твердо сказал Лешка. — Это они устроили Ефиму Моисеевичу заказ на оформление ресторана.
— Да, они… — пробормотал Цвиндлер. — А Челканов… Он точно ни при чем. Он сейчас шарахается от любого криминала… Он Америку собирается, — объяснил Цвиндлер. — Разве вы не знали?
Николай Иванович шумно вздохнул.
— Вот, представьте, не знал, — ухмыльнулся он. — Плохо нынче работаем, да? Но, кажется, я понимаю. Американцы сейчас так боятся русскую мафию, что всем, кто провел какой-то срок в тюрьме, отказывают во въездной визе. А скрыть, что у тебя судимость имеется — это навечно лишиться права въезда в Америку, если обман, конечно, вскроется. Поэтому надо либо доказать, что в советское время ты сидел по политическим делам, либо доказать, что ты давно исправился, либо еще какие-то убедительные доводы найти для американского посольства…
— Вот, вот, — закивал Цвиндлер. — При том, что его невеста — американская гражданка, и в Америке, в Бостоне, у него есть галерея, оформленная на его имя, ему с трудом удалось добиться разрешения на въезд. Можно сказать, разрешили ему условно, до первого предупреждения. И он мне сам говорил, что до смерти боится влипнуть в какую-нибудь историю. «У меня, — сказал он мне, — галерея набрала обороты и процветает, поэтому все, на что мне не дадут официального разрешения на вывоз, я брошу здесь. Просто Третьяковке подарю те же иконы и изделия Фаберже, только чтобы даже намека не было, будто я хочу контрабандой что-то протащить. Любое уголовное дело мне все планы на будущее поломает… А в Америке я и без того достаточно богат.»
— Еще вопрос, откуда взялось его американское богатство, на какие деньги он галерею открыл и откуда взял произведения искусства, которыми в этой галерее торгует, — усмехнулся Николай Иванович. — Но, как говорится, поезд ушел, тут к нему не прицепишься. Главное, что к нынешней истории он никак не причастен. Челканов не из тех людей, кто станет ходить на краю пропасти, когда за океаном надежное богатство ждет… Скажите, Ефим Моисеевич, вы никогда не рассказывали Васьковым о том, как в театре делают бутафорские, так сказать, иконы для декораций?
— Был однажды такой разговор, — несколько удивленно ответил Цвиндлер. — А что, это как-то связано…
— Очень похоже, что связано, — ответил Николай Иванович. — Разобраться бы, как… О слишком маленьких деньгах идет речь, чтобы ради таких денег решались на убийства… Что-то тут не сходится…
И тут Илюха выступил, и всех нас потряс. Я всегда говорил, Илюха думает медленно но основательно, и тогда — всех за пояс может заткнуть! Неправы те, кто считает его тугодумом: мол, на что способен такой здоровяк, кроме как кулаками махать? Оказывается, способен!
— Товарищ генерал! — проговорил он. — Я вот думаю…
— Да?.. — поощрил его Николай Иванович.
— Если вся эта каша вокруг икон варится, то, наверно, какие-то из этих икон стоят на самом деле намного больше, чем кажется. И, скорее всего, это та икона, которая к датчанину попала, ведь вокруг нее больше всего суеты! А если Васьковы продали этому датчанину бесценную икону под видом никчемной, то уж, конечно, вовсе не мстили они ему и не разыгрывали. Значит и не ссорились они, и заплатил он им за все! А слухи о ссоре — это обман, чтобы все думали: и вы думали, и эта девчонка, которая печать на выходные взяла, и таможня, что датчанин вывозит подделку, которая и гроша ломаного не стоит!
— Погоди… — Николай Иванович нахмурился. — Ты хочешь сказать…
— Я вот подумал, — проговорил Илюха, — что если б они пакость датчанину устраивали, то в прошлые выходные она стояла бы с той же самой иконой! А она стояла с другой… Улавливаете?
Мы-то улавливали, — и у нас челюсти отвисли. Ну, Илюха, дает!
— Погоди, — повторил Николай Иванович. — Давай разложим все по порядку, по полочкам… А вы, Ефим Моисеевич, внимательно слушайте, пожалуйста. Может, что-нибудь наведет вас на мысль, за что вас хотели убить…
— Хорошо, — кивнул художник.
— Итак, — начал Николай Иванович, — в руки Васьковых попадает бесценная икона, или несколько икон. Из тех, которые и в России могут стоить огромные деньги, а уж в мире и подавно! Как вывезти эти иконы? И Васьковы совместно с Гьельструпом разрабатывают хитрый план. Возможно, вы, Ефим Моисеевич, подсказали им, как можно легко и просто подделать иконы. Они начинают производство грубых подделок. Им важно, чтобы все — и в организациях, дающих разрешение на вывоз, и на таможне — привыкли видеть эти подделки и узнавать их с первого взгляда. Привыкли к тому, что есть группа мошенников, подделывающая иконы очень узнаваемым способом — узнаваемым почерком, так сказать. Эти иконы должны примелькаться настолько, чтобы таможенники пропускали их не то, что не приглядываясь, а отмахиваясь от них. Разумеется, и это дело они запускают себе не в убыток. Точно я излагаю твои догадки?
— Угу, — кивнул Илюха. — Даже еще лучше, чем я бы рассказал.
— Но главное — в другом, — продолжил Николай Иванович. — Когда эти подделки примелькаются настолько, что от них на таможне кривиться станут и только с насмешкой их воспринимать будут, тут, можно поверх ценнейшей подлинной иконы написать грубую подделку, и эта подделка — теперь уже мнимая подделка — так же спокойно проскочит таможню. Васьковы и еще одну хитрость придумывают. Их сообщник — Гьельструп, и они распускают слухи, будто поссорились и хотят ему отомстить. И даже «планом мести» делятся с друзьями. Зачем им это надо? А вот зачем! Вот Гьельструп возвращается домой и выставляет на продажу какое-то ценнейшее произведение искусства. Мы, в Москве, сразу начинаем разбираться: как он мог это произведение вывезти? И никогда наши подозрения не упадут на Васьковых! Мы твердо будем знать, что они поквитались с Гьельструпом, подсунув ему подделку, и посредник Олег Кириллович это подтвердит, и девушка, проштамповавшая разрешение, нам скажет: да, она грубо нарушила правила, взяв печать домой, но она хотела помочь подруге, наказать мерзавца… Разумеется, об истинном положении вещей она и понятия иметь не будет!
