Евгений Титаренко - Открытия, войны, странствия адмирал-генералиссимуса и его начальника штаба на воде, на земле и под землей
Поляна за рекой была постоянным местом сбора.
Но Мишка в последние дни что-то слишком зачастил к Владьке. Сегодняшняя встреча и должна была разъяснить вопрос, что за человек Владька — стоящий или нет.
Изменник отделывается царапиной
Шагах в двадцати от тропинки паслась на длинной веревке коза. А рядом с козой торчала из травы лопоухая голова Кольки тетки Татьянина.
— Эй, голая команда! — окликнул Петька. Колька вскочил и в мгновение ока предстал на дорожке перед властным Петькиным взором.
— Мишка проходил туда? — кивнул Петька в сторону сопляковской усадьбы.
— Тама, — отрапортовал Колька. Огромные глаза его сияли готовностью куда угодно побежать и что угодно сделать…
— Та-ак… — процедил Петька. А Никита, подумав секунду, велел:
— Жми на всех парусах. Скажешь: граф Монте-Кристо сейчас будут. Понял? Больше ничего. Граф Монте-Кристо.
— Понял… — не очень уверенно заявил Колька. Но так как переспрашивать не следовало, он развернулся и полным ходом устремился к дому Егоровых.
Колька уже готовился в первый класс, но до сих пор еще носил штаны с разрезом, и на бегу время от времени мелькал его голый зад.
Первым навстречу друзьям выскочил Мишка, а за ним — Владька: длинноногий, аккуратный, с рыжими волосами, неправдоподобно белым лицом и рыжими веснушками, рассыпанными по этому благодатному белому полю.
Мишка по-всегдашнему засуетился, замельтешил — ни секунды на одном месте.
— Ну! — сказал он всем. — Вы, чай, знаете друг дружку. — Владьке: — Я говорил — придут. Ну и вот. Порядок! — Петьке: — Тут, понимаешь, именины! Ну прям никак нельзя! — Никите: — У этого — Димки — у шмока! — именины! Ха! А мороженое — ну! Пробовал? Пальцы оближешь!
— Двенадцать было?.. — негромко спросил Петька.
Но в это время из ворот выбежала, будто выпорхнула, Владькина мать и приятно этак запела: — Ребятки, разве можно! Девочек бросили, именинника бросили! Владик, почему ты не приглашаешь ребят? Зови сейчас же! Идемте-идемте! Не надо стесняться! Здесь все свои!
Петька с Никитой переглянулись и молча шагнули в калитку.
— У него, понимаешь, ружье настоящее, духовое называется, — на ходу сообщил Мишка. — Воздухом бьет!
— У меня и наган был, — скромно подтвердил рыжий.
— А мороженое!.. — снова зашептал Мишка.
Но отведать мороженого приятелям не довелось. В комнате, куда вошла вся компания, сидели трое: Димка, Владькин брат, лет четырех-пяти от роду — именинник; ровесница Кольки тетки Татьянина — кудрявая, с огромным бантом девчонка — Кравченко, и Светка, Владькина сестра, тонкая, красивая: глаза что твой самоцвет, а волосы до плеч — ровные, гладкие и желтые. Но не такие, как у Петьки или у Мишки, а совсем светлые.
Правда, Петька все это разглядел только минуту спустя. Первое, что он увидел: в комнате, в углу, под самый потолок, стояла елка. Петька как увидел ее, так и обмер, аж побелел весь.
— Кто срубил? — чуть слышно спросил он у Мишки.
Тот загорелся:
— Думаешь, я? Вот те… Ну, чтоб мне землю грызть! Я тут ни при чем! Вхожу — уже стоит! Именинник, понимаешь, захотел! Чтоб день рожденья у него такой праздник, как Новый год, был!
К этому времени все вошли в комнату, и дальнейшие объяснения пришлось отложить на потом.
Эту елку с тройной вершинкой Петька узнал бы из тысячи. Года полтора назад ее задел трактор, когда запахивали холмы. Петьке жалко стало, утащил ее и прикопал на опушке. Думал, не приживется, а она прижилась. Так и говорили все: Петькина елка. «Где?» — «Да там, у Петькиной елки». — «Куда это?..» — «Ну, если от Петькиной елки глядеть…»
Никита Петькины чувства понял без слов.
— Ничего не трогай… — шепнул ему Петька.
— Светлана, — как-то по-особому, буковка к буковке, проговорила Владькина сестра, подавая тонкую мягкую руку.
— Петька…
— Светлана…
— Никита… Монтекристов, — зачем-то соврал он.
Владькина мать убежала за угощеньем, Владька полез в шкаф за ружьем, сестра его принялась что-то объяснять имениннику («Димочка… та-та-та-та!»), а Петька тем временем, будто невзначай, оказался рядом с елкой и чиркнул острым, как бритва, ножом по шпагату, которым елка была притянута к стене.
Никита при этом невозмутимо разглядывал что-то в полуметре над головой Владькиной сестры.
Владькина мать принесла в блюдцах мороженое, вроде сметаны, только с крапинками.
— Я не ем это… — сказал Петька.
— Почему? — встревожилась мать.
— Зубы болят, — соврал Петька.
— А ты, мальчик? — с надеждой обернулась она к Никите. Никита кашлянул, тронул себя за горло.
— Ангина…
Больше никто ничего не успел сказать.
Петька думал, что надо будет шевельнуть елку. А она постояла, постояла, и вдруг тройная верхушка ее дрогнула и сначала медленно, потом — коротко, с маху описала четверть круга.
Все, ахнув, шарахнулись к стенам. А именинник шлепнулся со стула и оказался под елкой. Энергичный Петька схватил его за одну ногу, Мишка за другую — вытянули.
Владькина мать бросилась к нему со слезами.
— Маленький мой! Димочка!.. Ну, кто же так привязывает дерево! Папа! Где ты там! Маленький мой!..
«Уходим», — кивнул Петька на выход.
На лбу именинника появилась крошечная царапина — будто котенок лапой тронул. Больше никаких повреждений не обнаружилось.
Мишка и Владька вышли во двор почти следом за Никитой. На улице все четверо остановились друг против друга.
— Знаете, — сказал Мишка, — Владька предлагает назвать отряд «Корсаром»! А? Здорово?
— Мы свою дорогу сами знаем. Провожатых нам не надо, — разъяснил Петька. И повернулся, чтобы уйти.
Но Владька вынудил его задержаться.
— Подумаешь! Напрашивается кто-то! — вызывающе заговорил Владька. — Вот дорога! По какой пришли…
— Ну, ты! — оборвал его Петька. — Голодранец рыжий! Елки рубить приехал?
Если бы Мишка не удержал Владьку — была бы драка. Но Мишка оттащил его за рукав и быстро-быстро зашептал что-то: Владька еще не знал местных обычаев — белоглинский с белоглинским на кулаках не дерутся.
— Деревня… — сказал Петька и смерил обоих презрительным взглядом сначала снизу вверх, потом сверху вниз.
Владька сорвал небольшой лопух возле тропинки и бросил его к Петькиным ногам. Петька подобрал лопух, сунул в карман.
— Вызов принят.
— Сегодня, — сказал Владька.
— Вечером, — сказал Петька.
— На поляне, — добавил Мишка.
Он и Владька ушли в калитку. А Никита и Петька через десять минут разыскали свою лодку в тальнике и некоторое время еще побыли на берегу… Нельзя сказать, что происшедшее вызвало обиду, но настроение испортилось.
Во-первых, они потеряли друга, и теперь опять оказались вдвоем. А во-вторых, было все же приятно почему-то сидеть у этих Егоровых… Ну, сидеть и время от времени глядеть на Светку… Не почему-нибудь, а просто так. Но посидеть не пришлось.
— С одной стороны, ты, конечно, свалил эту елку на именинника, а с другой стороны — ты же и первым спасал его, — подытожил свои раздумья Никита.
Приговор
Пока плыли через Туру — молчали. Все и так было ясно.
Потом, когда развернулись по течению, Петька сказал:
— Будем судить.
Никита греб и ничего не ответил.
Лодка неслась быстро и плавно, будто приседая при каждом гребке.
Мутная вода, тихонько журча, струилась, по бортам, потом скручивалась в тугие, частые воронки и уплывала назад. Ошалелые стрижи секли воздух во всех направлениях и то припадали к самой воде, то взмывали высоко-высоко и словно бы растворялись на солнце.
— К дождю… — сказал Никита.
Когда показались Марковы горы, он опустил весла в воду, притормаживая немного, и скоро лодка зашуршала в камышах старой, заболоченной поймы…
Тут они ее и прятали всегда. Место было надежное, проверенное.
Друг за другом вскарабкались по глинистому склону на берег. И хотя оба очень спешили на этот раз, ни тот ни другой не подумали изменять своему обычному правилу.
Дело в том, что до землянки, если шагать прямиком, всего километра полтора. Но если ходить в открытую, кто-нибудь обязательно подглядит. К землянке добирались окольным путем: километра два крюк — до болота, а через болота, в камышах, где ползком, где пригнувшись, — подкрадывались к землянке почти вплотную…
У кромки болота присели, по обыкновению, огляделись…
Ни души. Теперь от дерева к дереву по мху — дальше. Мох — он, если не водянистый, любые следы скроs ет. Чуть прогнется только, а шагнул ты дальше — он опять выровнялся.
Вход в землянку был замаскирован — лучше не придумаешь. Где кедрач, например, или сосна, там лес голый будто, одни палки. А здесь ель, пихта, береза, осина — сплошной бурелом.
