Дмитрий Щеглов - Прикольная история
– Девятнадцать – девятнадцать, – объявил я счет и посмотрел на Данилу. Мне показалось, что он шепчет молитву. Мальчишки тоже притихли и, сгрудившись в кучу, напряженно ожидали развязки. Фитиль вдруг заволновался: то ли денег ему стало жалко, то ли не хотел проигрывать при мальчишках. А толпа пацанов, ежедневно обыгрываемых им, молчаливо болела за меня, и он это знал. Фитиль отошел подальше от края стола, приготовившись всерьез принять мою подачу. Но отошел он слишком далеко. Я первый раз за всю партию закрутил шар, да так удачно, что он, ударившись у самой сетки на его половине стола, собрался перескочить обратно ко мне. Стараясь до него дотянуться, Фитиль поскользнулся и грохнулся на стол.
– Двадцать – девятнадцать, – даже не улыбнувшись, хладнокровно объявил я. – Не разбился? – посочувствовал я Фитилю.
Послышались сдержанные смешки. Громче смеяться ребята, видно, не смели.
– Подавай, – зло сказал Фитиль. А счет для него стал не только скользким, но угрожающим. Я твердо посмотрел Фитилю в глаза и спросил:
– Готов к приему?
– Готов.
Данилу колотил озноб. Незнакомые мальчишки тоже притихли, надеясь на чудо. Фитиль пригнулся, готовясь принять подачу. Он думал, что подача будет или сильная и прямая в один из углов, или крученая, но я подал шарик прямо по центру. Пятая, отшлифованная долгими тренировками подача была последней в этой партии. Сильно посланный шарик попал Фитилю в ракетку и, отскочив под сеткой, перекатился на мою сторону.
– Фу! – выдохнул Данила, облизывая пересохшие губы.
– Партия! – сказал я, кладя на стол ракетку, и протянул руку. – Давай деньги, петух снесся.
Фитиль вытащил из кармана отдельно положенные пять сторублевок и нехотя протянул мне одну из них.
– А еще четыреста? – задохнулся я от такой наглости. Хотя я тоже хорош: нет чтобы отдать деньги на хранение мальчишкам – как лопух, попался на дешевый трюк.
– Мы играли партию сто рублей, – ухмыляясь, навис надо мною Фитиль.
– Он всегда жулит, пойдем, не связывайся с ним, – протягивал мне рюкзак Данила. Я понял, что Фитиль нагло обманул меня, причем мне еще «повезло»: ведь если бы проиграл я, то он стребовал бы все пятьсот рублей.
– А ну, гони остальные, мы так не договаривались!
Фитиль внимательно посмотрел на меня: похоже, в таком тоне никто из местных ребят не смел катить на него бочку.
– Что?
– Дед Пихто, деньги отдавай, – сказал я твердо.
Фитиль, протянув свою длинную, как грабли руку, схватил меня за воротник и несильно толкнул.
– Пошел вон, пока я не разозлился!
Слезы готовы были закипеть у меня на глазах, мне было стыдно перед мальчишками и Данилой, что меня так легко провели. Я попер на Фитиля и тут же получил затрещину в ухо. Руки у него и правда были длинные. Думая, что на этом я остановлюсь, он схватил меня за шиворот и держал на вытянутой руке.
– Ну как, успокоился? – спросил он и вдруг с силой сдавил мне шею.
Я собрался с духом и, не очень хорошо видя, куда бью, резко ударил его ногой в пах. Фитиль согнулся пополам и отпустил мою шею. Такого поворота событий никто не ожидал. Жульничество Фитиля всегда сходило ему с рук. Мальчишки стояли, разинув рты.
– Бежим! – крикнул Данила.
Но от такого длинноногого разве убежишь, вмиг догонит.
«В крайнем случае сегодня же вернусь в Москву», – мелькнула у меня мысль. И я, не теряя ни секунды, схватил Фитиля за руку и заломил назад указательный палец, да так, что этот жулик вмиг забыл о прежней боли. Однако свободной рукой он успел, сбив кепку, схватить меня за куцый чубчик. Я еще сильнее выгнул ему палец. На глазах у Фитиля выступили слезы, и он отпустил мои волосы. Упав на колени, он завизжал:
– Отдам… отдам… только пусти, козел!
– Кто козел? – не отпускал я палец.
Скрючившись в три погибели и встав на колени, он свободной рукой полез в карман, вытаскивая деньги.
– На-а-а! – заорал он.
Я взял причитающиеся мне четыре сотни и, отпустив палец, отскочил от него. Фитиль приходил в себя от болевого шока. Он встал с колен. На глазах у него блестели слезы. Мальчишки со страхом смотрели на меня. Никто никогда на их глазах так не унижал Фитиля. Взяв у Данилы протянутый мне рюкзак, боковым зрением я увидел, как Фитиль бросился на меня сзади. Я не побежал, а чуть присев подался назад. Фитиль ожидал другой реакции и повис у меня на спине. Я поймал его руку, резко привстал и, как волк барана, перебросил его через плечо. Фитиль, кувыркнувшись в воздухе, приземлился мягким местом. Послышался шлепок и нечленораздельное мычание. Пока он сидел на асфальте и приходил в себя, я вытащил из рюкзака бинокль и, раскрутив его за ремешок как пращу, пригрозил:
– Подойдешь – пожалеешь!
Это ли его успокоило, или он очень сильно ударился, но когда он встал, посыпались только угрозы:
– Мы с тобой еще встретимся, сопляк!
Я промолчал. Пусть последнее слово останется за Фитилем. Бог с ним. Когда вдвоем с Данилой мы отошли подальше, я вытащил из кармана сто рублей и отдал их приятелю.
– На и больше никогда не играй на деньги.
– А сам?
– А я не играл, я делал вид, что играю.
Никакого удовольствия от выигрыша у меня не было. Я понимал, что унизил Фитиля и тем нажил себе на все лето смертельного врага. Надо было подумать, как не попасться ему на глаза в темном переулке.
– А кто он? – спросил я Данилу.
– Шестерка. Нашел с кем связываться, – бубнил всю дорогу Данила, – он же хулиган. Не работает. Недавно пятнадцать суток отсидел. Держись от него подальше. Он тебе этого не простит. Давай от дома никуда отходить не будем, – нашел выход Данила.
– Я согласен.
Глава II. Где находится Пиккадилли?
Через город мы пошли пешком. Я сегодня первый раз надел новые кроссовки, джинсы на мне сидели как влитые, но не это распирало гордостью мою грудь и толкало в ноющий затылок. Я хотел похвастаться биноклем перед Данилой. Парень, который продавал его на Измайловском рынке, утверждал, что в него можно видеть даже в сумерках, а по ширине захвата он не имеет себе равных. «Лучшие в мире бинокли, – рекламировал он, – наши. Ни один «Цейс» рядом с ними не стоял». И я с ним был полностью согласен. Я три месяца копил на этот бинокль деньги, может быть, поэтому он мне был так дорог.
– Глянь, что у меня есть, – не вытерпел я и вновь вытащил свое сокровище из рюкзака. На ходу смотреть в бинокль было неудобно, Данила вертел его и так и эдак и наконец предложил:
– Давай залезем на ваш чердак и оттуда, как с башни, будем глядеть.
– Не как с башни, а как с капитанского мостика, – поправил его я, – я буду капитан, а ты – шкипер.
– А разве это не одно и то же?
– Не-е-е – неуверенно ответил я.
– Лучше я буду дозорным, смотреть в бинокль и докладывать тебе, что вижу впереди.
Такой расклад мне не понравился.
– А я что буду делать?
– Ты будешь командовать, в какую сторону мне смотреть.
– Нет, лучше ты, Данила, будешь штурманом. Я буду тебе докладывать, что вижу впереди, а ты – наносить на карту.
Теперь Данилу не устроил такой вариант, и он предложил компромиссное решение:
– По очереди будем смотреть. И разыграем на спичках, кому первому, согласен?
– Ладно, – великодушно согласился я.
Мы вышли на Приозерную улицу, подковой опоясывающую искусственное озеро. Раньше, еще до войны, там протекала небольшая речка-ручеек, весной, говорят, заливала всю пойму, а в особенно снежные годы в весенний разлив талая вода подступала к домам, лепившимся на крутом косогоре. Потом построили плотину и, перегородив речку, наполнили водоем, получилось приличное озеро.
Многие дома, как и раньше в половодье, оказались в нескольких метрах от воды, можно было прямо с веранды ловить рыбу. У деда дом стоял чуть выше, на горке, но огород тоже упирался забором в берег. Мы иногда на спор прыгали с забора в озеро.
На этой же улице жил и Данила. А главное, тут стоял еще один дом, который интересовал меня больше всего. В нем жила Настя. Всю дорогу в автобусе я ехал и мечтал с ней встретиться. Я даже сделал модную прическу, неясно только, что от нее осталось после стычки с Фитилем. Я снял кепку и пригладил чубчик. Так с кепкой в одной руке я и подошел к Настиному дому. Когда мы поравнялись с калиткой, из-за забора раздался насмешливый голос:
– Ой, куда мы так спешим, расскажи-ка нам, Максим?
Нельзя было ударить в грязь лицом перед Данилой, и я тут же, как на КВНе, не раздумывая, ответил:
– Я не к вам, мадам, на все лето поспешам.
Лучше бы я промолчал. Правильно говорят: спешка хороша только при ловле блох. Теперь у Насти есть предлог поиздеваться надо мною, что она тут же и не преминула сделать:
– Тебя, наверно, на лето, по русскому языку оставили на переэкзаменовку?
Настя показалась в проеме калитки. На ней, как на невесте, было праздничное белое платье. Я покраснел и восхищенно смотрел на нее. В прошлом году она такой красивой не была, бегала все лето в ситцевом сарафане. Настя счастливо улыбалась, довольная произведенным впечатлением, и вконец добила меня:
