Лев Давыдычев - Генерал-лейтенант Самойлов возвращается в детство
Внутренне задрожав от злобной радости, предчувствуя невероятнейшую шпионскую удачу, Прэ Зидент решил закрепить успех и вкрадчиво зашептал:
— Ваш внук или внучка, достославный господин профессор и счастливейший отец, вырастет, как вы там у себя говорите, настоящим советским человеком, патриотом… я правильно выразился?.. своей страны. Вы будете катать его или её в коляске, кормить кашкой, поить молочком, рассказывать русские народные сказки и петь колыбельные песни…
— Спи, моя радость, усни, в доме погасли огни… — тихим дрожащим голосом запелось у Ивана Варфоломеевича. — У него или у неё будет живая игрушечная лошадка… живой тигрёночек ростом с котёночка… в аквариуме будут плавать маленькие китики…
— Ах, как я безумно завидую вам! — нежно, почти искренне воскликнул Прэ Зидент, сорвал с носа очки кровавого цвета, с напряженным усилием выдавил из правого большого, навыкате коричневого глаза одну слезу. — Ах, как я завидую вам, дорогой дедушка! Увы, у меня нет детей — следовательно, и внуков мне не иметь. Но я понимаю ваши чувства, ах, как понимаю! Желаю вам, счастливейший вы человек, прекрасного дедства! А какое удовольствие, радость-то какая — выбирать имя внуку или внучке!
— Внука я назову в честь дедушки Арсентием, — мечтательно проговорил, почти прошептал Иван Варфоломеевич, не замечая, конечно, как хищно скалит золотые зубы Прэ Зидент, — а внучку я назову Ниночкой в честь моей любимой сестренки…
Он замолчал, откинувшись в кресле и блаженно полузакрыв глаза, чувствуя во всём теле тёплую легкую истому.
А Прэ Зидент улыбался уже просто самодовольно: ведь в номере были установлены скрытая телевизионная камера и подслушивающие устройства. Это означало, что в определённом отделе организации «Целенаправленные Результативные Уничтожения» видят и слышат всё что здесь происходит. И разного рода шефы завидуют, как ловко удалось Прэ Зиденту обработать крупного советского ученого, да ещё известнейшего борца за мир; и как просто и надежно забросят они в СССР опытнейшего шпиона и сколько вреда он там принесет!
— Да, да, внука я назову в честь дедушки Арсентием, — уже печальным голосом повторил Иван Варфоломеевич. — Арсентий Сергеевич… Но где же он?
— Се-е-ерж! — весело позвал Прэ Зидент. — То есть Серо… Серьё… жонька! Тебя хочет видеть папочка! — И из-за портьеры, прикрывавшей высокое окно, вышел Серж. — Через несколько дней, боже мой, вы будете на родине! Ты сможешь поцеловать родную землю!
Серж снял очки, слабая, беспомощная улыбка чуть тронула уголки его губ, и Иван Варфоломеевич, вместо того чтобы броситься обнимать сына, как рассчитывал. самодовольно развалившийся в кресле Прэ Зидент, впился взглядом в его галстук, усыпанный маленькими фашистскими свастичками.
— Я давно мечтал хотя бы побывать там, — неуверенно выговорил Серж и, видимо, заставив себя быть душевнее, спросил: — Неужели это возможно? Я мечтаю увидеть родные места.
— А не мечтаешь ли ты там поработать? — глухо спросил Иван Варфоломеевич.
— Он прекрасный специалист! — торопливо выкрикнул Прэ Зидент. — Он инженер высочайшей квалификации и широчайшего профиля… В смысле умственных способностей он весь в вас, дорогой господин профессор!
«Он нисколечко не похож ни на меня, ни на мать, — устало и даже равнодушно думал в это время Иван Варфоломеевич. — Впрочем, сейчас ему чуть за сорок, никак не могу сосчитать…»
Прэ Зидент в это время тоже думал, но яростно и суматошно: «Что такое вдруг случилось со старикашкой? Почему он так разительно переменился именно тогда, когда увидел родного единственного сына? Ведь совсем недавно чуть ли не рыдал… расклеился, как и требуется, и вдруг… Никогда этих советских не поймешь!»
— А ты не мечтал вернуться на родину… раньше? — совершенно деловито поинтересовался Иван Варфоломеевич. — Тебе не приходило в голову что-нибудь предпринять для этого? Вы — молчите! — грозно остановил он попытавшегося что-то сказать Прэ Зидента. — Ты хоть думал обо мне или о матери? Ты хоть знаешь, что представляет из себя твоя родина? Читал ли ты русскую литературу? Почему…
— Поймите же, милый господин профессор, как он взволнован! — перебил всё-таки ученого сам разволновавшийся Прэ Зидент. — Простите меня, но…
— Простите и вы меня, шеф, — осторожно остановил его Серж. — Я действительно необычайно взволнован. Но отец вправе спрашивать меня обо всём. А обо всём, отец, я хотел бы, поговорить с тобой там… дома. Пойми, сейчас имеется последняя возможность соединиться нам с тобой.
— Почему последняя? И почему сейчас? И почему при нашем разговоре присутствует и мешает ему посторонний?
— Пока я на службе, отец, — объяснил Серж. — А господин Прэ Зидент — мой шеф и вообще самый близкий мне человек. Ты должен постараться понять, что мы с тобой оказались в невероятно сложной ситуации, из которой только один выход. Берёшь ты меня с собой или нет. Всё нужно решить во время твоего пребывания здесь. Сегодня же или в крайнем случае завтра ты должен заявить, что я разыскал тебя, и ты хочешь, чтобы я с тобой вернулся на родину. Поверь, всё остальное второстепенно и несущественно. Тебе не должны отказать. Твоя прекрасная речь, отец, кстати, о судьбах детей…
— Минуточку, минуточку… — Иван Варфоломеевич по привычке ощупал голову. — Насколько я уразумел из всего здесь сказанного, я увезу на родину сына, который является агентом иностранной разведки? Почему у вас на галстуках фашистские свастики?
— Потому что мы фашисты, — простодушно и не без заметной гордости признался Прэ Зидент, но тут же понял свою непоправимую оплошность, дико заржал и сквозь ржание проговорил: — Да мода сейчас такая! — Он сорвал галстук судорожными движениями и бросил его в мусорную корзину. — Завтра, вполне возможно, будет мода на красные галстуки!
Серж развязал галстук медленно и аккуратно опустил в корзину. Тут зазвонил телефон, и в руках Прэ Зидента мгновенно оказались пистолеты.
— Многоуважаемый господин профессор… — в напряженном голосе Прэ Зидента появились металлические нотки. — Надеюсь, вы всё понимаете?
Иван Варфоломеевич, подошёл к столу, взял трубку:
— Профессор Мотылёчек слушает… Добрый вечер… Да, да, всё в порядке, если не считать… Конечно, расстроен… Ужасный снимок, и я действительно виноват… Нет, нет, обычно я умею сдерживаться… Речь исказили… Да, да, завтра я с утра у вас, и, видимо, мне придётся немного задержаться здесь… В высшей степени серьёзный разговор… Нет, вы не можете даже и предполагать… Дело в том, что меня разыскал здесь сын, которого я считал погибшим в войну… Да, да, и я бы просил разрешить ему вернуться со мной домой… Вы уверены, что не будет возражений?.. Благодарю вас… Он сейчас у меня… До завтра, всего доброго! — Он опустил трубку на рычаг, брезгливо взглянул на Прэ Зидента. — Да уберите вы эти пугачи!
Тот спрятал пистолеты, обиженно сказал:
— Это не пугачи. Одно ваше неосторожное слово — и вернулись бы вы домой в свинцовом гробу.
— Шеф! — Серж поморщился.
— Мой дедушка Арсентий утверждал, — Иван Варфоломеевич с удовлетворением ощутил своё превосходство над Прэ Зидентом, хотя не улавливал его конкретных истоков, — что у неумных людей в голове может образоваться лишняя дырка, кроме семи, положенных природой.
— Намек понял, — зло ответил Прэ Зидент. — Несмотря на некоторые нежелательные детали вашего поведения, я вами доволен.
— А я стараюсь не для вас. Но вот как мне объяснить в посольстве появление Серёженьки в вашей стране и долгое пребывание в ней?
— Его вытащили из-под развалин еле живого, отправили в другой город, который вскоре был сдан вашими войсками. Всё дальнейшее — служебная тайна. Но её Серж откроет в ваших соответствующих организациях, когда будет давать показания. У нас готовы безупречной подлинности все необходимые документы. Скажите…
— Нет! — резко оборвал Иван Варфоломеевич. — Хватит меня допрашивать. Сами-то вы какой национальности?
— Формально я русский, — легко признался Прэ Зидент. — А фактически — никакой, вернее, такой, какую потребует служба. Вот только негром быть не могу! — Он, чтобы взбодрить себя, поржал. — Родители мои убежали сюда сразу после вашей революции. Родился я здесь, но никакого отношения к моей формальной родине не имею.
— Вопрос второй, — Иван Варфоломеевич возвысил голос. — Кто воспитывал моего сына? Как долго он не знал о своей родине? Обо мне? О матери? О своем происхождении? — Голос его зазвучал гневно. — Почему его сразу после окончания войны не вернули домой? Ведь у него сохранились даже документы! У него были имя, фамилия! У него был отец! Кто посмел совершить это тягчайшее преступление — лишить ребёнка отца и отечества? Недоброй славы организация «Целенаправленные Результативные Уничтожения»?
