Илона Волынская - Конец света отменяется
Мотя напишет и «ВКонтакте», и в «Twitter», и на «Facebook», что Кисонька Косинская, бросив все, кинулась за ним в Бердянск – и ей конец! Она словно наяву видела, что накидают ей в «личку»: самые добрые просто спросят, не рехнулась ли она. Остальные будут рассуждать на тему, какую шубу Мотина мама обещала ей подарить и что все «гламурщицы» одинаковые – за шмотки с кем угодно и когда угодно. И ведь никто не подумает, что Соболев врет! В Бердянске была? Была. В одном пансионате с Мотей жила? Жила. Ну и нечего вкручивать насчет случайности и полной неожиданности!
Она еще раз с силой провела тряпкой по черному от застарелой грязи плинтусу и села прямо на мокрый пол:
– Никогда не отмыться! Не отчиститься…
Мурка слезла с кровати и забрала тряпку из рук сестры:
– Да эта комната лет двадцать такой чистой не была!
– Я не про комнату…
– Я понимаю… – вздохнула Мурка, уволокла тряпку в ванную и по дороге постучала кулаком в стенку соседнего номера. В комнату ввалилась вся компания сыщиков «Белого гуся». Евлампий Харлампиевич запрыгнул Кисоньке на колени и положил голову ей на плечо. От тяжелого пушистого тела шло успокаивающее тепло, а перья на макушке гуся смешно щекотали нос и щеку.
– Я во все социальные сети напишу, что это он за тобой приехал, а не ты за ним! – воинственно объявила Катька. – И Большому Боссу напишу!
– Мнение Большого Босса о моих личных делах меня совершенно не интересует! – отрезала Кисонька.
– Что, не пишет? – немедленно возмутилась бестактная Катька. – Жеребец бараний!
– Катька! – прикрикнул на нее брат. И тут же переспросил: – Почему бараний жеребец?
– А какие у них в Англии еще скоты водятся? Овцы и лошади! Мы по географии проходили.
Сева поморщился. Раньше при любом упоминании о Большом Боссе он начинал беситься, как собаками покусанный, и доказывать Кисоньке, насколько он, живой и настоящий, лучше виртуального англичанина. А теперь только морщится и на Катьку поглядывает. Мурка хмыкнула: неизвестно, как с Мотей и Большим Боссом, но одного поклонника Кисонька и впрямь отвадила. Потребовались всего-навсего бездна терпения… и год времени.
– Может, тебе сходить купить чего? – хмуро предложил Сева. – Расслабишься…
Или не отвадила. Для Севы предложить поход за покупками – о-очень большая жертва! Даже если покупать будут не на его деньги.
– Что тут можно купить – надувной круг-уточку? – буркнула Кисонька и мрачно закончила: – Спасенья нет. Мотю мне не победить.
– Я победила! – раздался радостный клич, и в комнату влетела сияющая Надежда Петровна. – Вот вы где, а я ищу – никого, нельзя комнаты открытыми бросать, там же вещи и деньги, а мало ли кто тут еще, кроме нас, есть…
– Немало, – прошептала Кисонька. – Даже слишком много для заброшенного пансионата.
– Вот-вот! – согласилась Надежда Петровна, но видно было, что она не слишком прислушивается к чужим словам, все затмило торжество победы. – Я ходила не зря! Сначала здешняя директриса меня и слушать не хотела – коробочки какие-то перебирала, дескать, пансионат закрыт, а до нас ей и дела нет. Но я так считаю: ее материальные проблемы – это ее личные трудности! Я ей так и сказала: хоть на радиорынке своими коробочками торгуйте, но пока вы здесь директор, будьте любезны обеспечить жильцам хотя бы минимальные условия! И она прониклась! Сейчас холодильник привезут! Конечно, всего один, но нам хватит. – И она расслабленно плюхнулась на кровать. Та снова отчаянно заскрежетала. Надежда Петровна огляделась. – Ой, как у вас чисто! Не думала, что вы сможете так отмыть!
В дверь постучались – наверное, так стучались средневековые стражники к каким-нибудь заговорщикам, когда являлись вести в тюрьму, а потом на казнь. Два коротких безапелляционных удара – и никаких сомнений, что могут не открыть или хотя бы спросить: «Кто там?» На пороге, конечно же, стояла Мотина мама!
– Чисто, – окидывая комнату уничтожающим взглядом, словно чистота была смертным грехом, процедила она. – Здешние бездельницы так не уберут, с собой прислугу взяли? – И Мотина мама уставилась на Вадькину, разглядывая ее, как выставленную в витрине вещь.
Лицо и шея Надежды Петровны пошли красными пятнами.
– Велишь ей прибрать у нас, – распорядилась Мотина мама, кивая Кисоньке. – У Матвея певческие легкие, он не может дышать пылью! И собирайся, у мальчика образовалось свободное время, он хочет сходить на пляж. Надеюсь, сама сообразишь, что навязывать моему сыну твоих плебейских приятелей не следует. Твоей сестрички это тоже касается.
Красные пятна на лице Надежды Петровны расползались, будто она заболела краснухой. Остальные ошалело молчали: Мотина мама – это было слишком даже для детективов «Белого гуся»! Она, правда, честное слово, ждет, что Надежда Петровна пойдет мыть у нее в комнате пол, а Кисонька покорно отправится развлекать Мотю на пляже. Кисоньку затрясло от бешенства. Сперва Мотя испортил ей репутацию, потом на пару с мамой умудрился запугать так, что она сбежала в Бердянск и попала в этот паршивый пансионат, теперь наверняка врет про нее в Интернете – и они уверены, что она сдалась и теперь их собственность?
– Выйдите, пожалуйста, – сдерживаясь из последних сил, процедила она сквозь зубы.
– Переодеться хочешь? Правильно, – кивнула Мотина мама. – Все вон! – непреклонно скомандовала она ребятам. – А вы, милочка, тряпку в руки и за работу! – распорядилась она Надеждой Петровной.
– Нет, это вы вон! – вскакивая, рявкнула Кисонька. – Убирайтесь из нашей комнаты, пока я просто-напросто вас не вытолкала!
– Кисонька! – охнула Надежда Петровна.
Мотина мама гордо выпрямилась:
– Каким тоном ты разговариваешь со взрослым человеком, девчонка?
– Я, со своим тоном, за вами не гоняюсь! Вы можете выйти из нашей комнаты и оставить мой тон за дверью! – ледяным голосом сказала Кисонька, чувствуя, как пылает ее лицо, будто внутри разгорается печка. – Если вы еще раз сюда явитесь, я самым обыкновенным образом… спущу вас с лестницы! В конце концов, папа запретил бить Мотю, а про вас он ничего не говорил!
– Кисонька, немедленно прекрати! – закричала Надежда Петровна.
– Как ты смеешь! – ахнула Мотина мама и… отступила на шаг.
– А вы задержитесь еще хоть на секунду и узнаете – как именно я смею! – И Кисонька шагнула к ней. Женщина кинулась к дверям.
– Психопатка! – прокричала она, выскакивая из комнаты. И уже из коридора добавила: – Я всем расскажу, что ты кидаешься на людей! И в Интернет сброшу!
– Сделайте одолжение! Все лучше, чем считаться Мотиной девушкой! – прокричала в ответ Кисонька и с грохотом захлопнула за ней дверь. Прислонилась к створке, закрыв глаза. В повисшей тишине слышалось только ее шумное дыхание.
Люди очень странные существа. Сперва они не понимают слов, а потом удивляются, почему их собираются бить!
– Моя сестра становится мной, – выдохнула Мурка. – Если это продолжится, то кем тогда буду я?
– Кисонька, – Надежда Петровна вновь обрела дар речи. – Ты и впрямь сошла с ума! Я, конечно, понимаю, ты только хотела напугать ее, чтоб она от нас отстала…
– Ничего подобного, – девочка открыла глаза и мрачно, исподлобья, поглядела на Вадькину маму. – Я хотела вмазать хук с левой, а потом пересчитать ею все ступеньки от нашего этажа до первого!
– Но так нельзя! – Надежда Петровна снова кричала. – Она взрослый человек, ты не имеешь права так с ней разговаривать! Взрослых надо уважать!
– Всех? – Губы Кисоньки скривились. – Пьяного водителя, который на прошлой неделе на светофоре двух ребят задавил, его тоже уважать? А тех, кто похищает детей? И бьет, и убивает, и заставляет делать всякие гадости! Этого что, всего нет? Это делают не взрослые? Месяц назад у нас в городе искалечили мальчишку – он был очень хорошо воспитанный, и когда двое взрослых парней привязались к нему на улице, начал им вежливо отвечать, вместо того, чтоб невежливо удрать без оглядки!
– Удирать, но не кидаться же на взрослую женщину как… как волчица! Ты всерьез собиралась ее бить?
– Я ей обязательно врежу, если она не уймется! – отчеканила Кисонька. – Я уже пыталась от нее удрать – сюда! Она меня нашла, так пусть делает со мной что хочет?
– Мотина мама ведь не делает ничего такого… – Надежда Петровна растерялась. – Она просто считает, что все должны ей подчиняться.
– Ну так помойте ей полы! – снова разозлилась Кисонька.
– Вообще-то она заставляет Кисоньку против воли встречаться с ее сыном, – аккуратно вмешался Сева. – Кисоньке – четырнадцать, а Моте скоро восемнадцать. Как исполнится, сможем его засадить, – деловито прикинул он. – Да и ее тоже… за это… совращение несовершеннолетних.
– Сева! – На Вадькину маму было страшно смотреть. Она приехала на курорт в компании милых, славных детей, а те вдруг оказались инопланетными монстрами какими-то! – Я не предполагала даже, что ты такие слова знаешь! Так нельзя себя вести, тем более со старшими! Вы же нормальные, воспитанные дети из приличных семей!
