Илона Волынская - Конец света отменяется
– Понятно, – усмехнулся мужчина. – А по этажам с руганью тоже не ваша мама бегает?
– Не наша, – по инерции отреклась от родной матери Катька, но смутилась и принялась оправдываться. – То есть не всех нас! Она у нас не многодетная, она умереннодетная… Холодильник ищет, – зачем-то уточнила Катька. – А у вас есть?
Мужчина глянул в глубь комнаты, точно проверял, и неохотно подтвердил:
– Есть. Но мы не отдадим. Теплое пиво – ужасная гадость, – и в подтверждение снова хлебнул из бутылки.
– Мы и не отбираем, – заверила его Катька, потом подумала, что зарекаться на будущее все же не стоит, и добавила: – Пока.
Тут она обнаружила, что стоит на балконе одна – остальные сыщики тихо слиняли обратно в комнату. Катька кенгуриным прыжком метнулась следом, захлопнула балконную дверь и привалилась к ней всем телом, будто соседи снизу могли за ней погнаться.
– Это не призраки, – с некоторым разочарованием заключила она.
– Здесь происходит что-то нехорошее! И это связано с нашим папой! – стиснув кулачки, выдохнула Кисонька.
Вадька встал и тщательно закрыл дверь в ванную.
– Здесь бы нашим физикам олимпиады проводить. По резонансу. Кто разберется, как по здешним трубам звук распространяется, тому сразу первое место, – пробормотал он. – Успокойся, Кисонька, мы не на работе, – возвращаясь, насмешливо сказал он.
– Но мы сами слышали, еще на стоянке, только вам рассказать не могли! – вступилась Мурка. – Они говорили, что для них недвижимость слишком дорого, но главное, чтоб он не купил, они для этого что угодно сделают! Потом про нашего папу – что еще и Косинский вмешался! А теперь – про диверсию!
– Так и сказал: «еще и Косинский»? – прикрывая глаза, словно в трансе спросил Вадька.
Мурка задумалась – натренированная расследованиями память послушно прокручивала разговор.
– Так и сказал, – наконец решительно подтвердила она. – И что-то насчет третьего – лишнего.
– Ну так и успокойся! – Вадька резко открыл глаза. – Я устал как собака и хочу хоть неделю пожить без расследований! И призраков! – специально для Катьки добавил он. – Хватит того, что без взрослых не обошлось! Ничего особенного тут не происходит. Недвижимость – это вот этот самый пансионат… – он широко повел рукой.
Мурка кивнула: те двое ведь и говорили про дорогой ремонт, а сколько будет стоить тут все отремонтировать – страшно подумать!
– Им дорого, но они не хотят, чтобы пансионат достался какому-то их конкуренту, который «он». И этот «он» – вовсе не ваш папа, ваш папа – «еще и»! В смысле, он тоже влез в торги, а они этого не ожидали, вот и злятся!
– И что теперь будет? – напряженно спросила Кисонька.
– Они будут решать свои бизнес-проблемы, а мы – ждать маму и собираться на пляж, – явно сдерживаясь, сказал Вадька. – Кисонька, мы сыщики профессиональные, а не та вредная бабка из Агаты Кристи, которая куда ни приедет – там сразу труп!
– Мисс Марпл, – машинально подсказала Кисонька.
– Во-во! Я б на месте полиции эту старую маньячку сразу загреб, глядишь, трупы бы и прекратились. А мы в детективном агентстве работаем, значит, все наши расследования остались в городе, сюда они за нами не погонятся! Дайте хоть неделю после экзаменов тихо покайфовать! – взмолился Вадька.
– Тем более нам никто не платит, – поддержал его Сева.
– Не за что платить! – отрезал Вадька. – Тут ничего не происходит – поверьте моему… и своему детективному опыту!
– А диверсия? Вы забыли? – жалобно напомнила Кисонька.
– Если я скажу, что сейчас тебя убью, ты поверишь, что на самом деле убью? – Мурку Вадька убедил.
– Да! – огрызнулась Кисонька. – Ты такая зараза, что поверю! Сама ведь испугалась, когда услышала, что про папу говорят!
– Потому что ты меня завела! – вскинулась сестра. – Всю дорогу черных «Мерседесов» шугалась, вдруг Мотя за ней гонится!
Кисонька вскочила: не стоило Мурке этого говорить! Вот совсем не стоило!
Еще Севка влез:
– Ничего-ничего, – благостным тоном школьного психолога начал он. – Отдохнешь, развеешься, и тебе перестанет во всех углах мерещиться этот горе-певец…
– Мне не мерещится! Не надо разговаривать со мной как с ненормальной!
Она кинулась к дверям – глаза б ее эту компанию не видели! Кисонька рванула дверь… и увидела. И завизжала, пронзительно, как визжит девчонка, завидев изготовившуюся к атаке крысу. Остальные сыщики рванули к ней… и молча сгрудились за спиной.
Дверь напротив, по другую сторону узкого коридора, тоже была распахнута, открывая вид на точно такой же двухместный номер с раздолбанными кроватями и старым столом. Посреди номера стоял громадный, как шкаф, кожаный чемодан… с опушенной мехом ручкой. А рядом, беспомощно опустив руки и растерянно оглядываясь по сторонам, торчал…
– Соболев! – визжала Кисонька. – Матвей! Соболев!
Тот оглянулся… и с удивлением уставился на сгрудившуюся в дверях компанию.
Послышался дробный цокот каблуков. Замедленно, как в кино, сыщики обернулись. По коридору быстро шла темноволосая женщина средних лет. На отворотах ее летнего пиджачка красовалась меховая аппликация.
Кисонька перестала визжать и только хватала ртом воздух.
– Опомнилась все-таки, бросилась за Матвеем вдогонку… – окидывая девочку равнодушным взглядом, обронила Мотина мама. – Поздно, милочка, у Матвея теперь совсем другие планы! – Она шагнула в номер и с торжеством захлопнула за собой дверь, снова погружая коридор в полумрак.
Кисонька обессиленно привалилась к стене.
– Ну и кто тут говорил, что у меня психоз, что я ненормальная? – безнадежно спросила она. – Черный «Мерседес»! Еще один черный «Мерседес»! На дороге! Во дворе! Я же говорила, что это Соболев и его мама!
– Бред! – Это слово Мурка будто выплюнула. – Они что, и правда за тобой гоняются?
– Она сказала, что это Кисонька за Мотей приехала, – педантично напомнил Вадька.
– Двойной бред! – рявкнула Мурка.
На лестнице затопотали шаги и в коридор ворвались их соседи с нижнего этажа.
– Что за вопли? – задыхаясь, спросил тот, что помоложе. – Мышь увидели?
– Хуже, – глухо откликнулась Мурка, беря сестру за плечо. – Соболева.
– Соболева? – вдруг закричал второй, что постарше, и крик его был пронзительным, как Кисонькин визг. – Что он опять здесь делает? Он же утром приходил и ушел!
– Ушел? По-моему, он только приехал, – вяло удивилась Мурка.
– Он вторую неделю сюда как на работу ходит: рамы ощупывает, проводку ковыряет, продыху от него нет! – продолжал возмущаться старший. – Его сегодня здешняя директорша со скандалом прогнала, я думал, он хоть завтра не придет, а он снова здесь? Ну да, этот человек смущаться не умеет! – Он круто повернулся и, зло печатая шаг, потопал обратно к лестнице. Его младший коллега поколебался, но пошел следом, то и дело оглядываясь на столпившихся в коридоре ребят.
– Ну вот, всплыл тот самый «он», – меланхолично заметил Вадька.
– Мужик, который тоже пансионат купить хочет? Который утром с директрисой поругался? – переспросила Мурка. – Он что – Мотин папа?
– Так он же сбежал! – вспомнила Кисонька.
– Недалеко, – с невольным сочувствием к мужику вздохнула Мурка. – Догнали.
Глава 10
Между двумя мамами
Кисонька мыла полы – яростно, с остервенением. Вытащенные из-под кровати мокрые мотки серой пыли лепились на тряпку, и девушка со злобным рычанием волокла их к умывальнику. Черный налет оседал на пожелтевшем от времени фаянсе, черные «сопли», в которые вода превращала слежавшуюся пыль, забивали сток, но Кисоньке было плевать! Мурка забилась в угол кровати и не пыталась не то что помочь – слово сказать! Остальные просто исчезли и даже не совались со своим сочувствием. Кисонька ухватила за угол ветхий письменный стол и поволокла его от стены – стол скрипел и стонал, ободранные ножки со скрежетом цеплялись за пол. Кисоньку сопротивление только раззадорило, она дернула, ножки стола подогнулись, как у живого существа, и тот отодвинулся. Не переставая тихо, но явственно рычать от злости, она ляпнула тряпкой по грязевым наслоениям на плинтусе. Мотю бы так тряпкой по морде – ляп! И еще раз – ляп! И еще! Ненавижу!
Она и подумать не могла, что девушку в наши дни можно опозорить – всегда считала, что всякие «опозорили» и «скомпрометировали» остались в романах девятнадцатого века! И вот, пожалуйста! Сперва Мотя опозорил ее, когда начал за ней таскаться. И ведь почему – потому что она стильная, спортивная, умная и образованная! Она наказана за то, в чем хороша, – Мотей наказана! Но пока Соболев за ней таскался, а она от него бегала, еще можно было жить: кто-то, особенно девчонки, злорадствовал, но кто-то ведь и сочувствовал, ободряющие письма слал. А теперь все, конец!
Мотя напишет и «ВКонтакте», и в «Twitter», и на «Facebook», что Кисонька Косинская, бросив все, кинулась за ним в Бердянск – и ей конец! Она словно наяву видела, что накидают ей в «личку»: самые добрые просто спросят, не рехнулась ли она. Остальные будут рассуждать на тему, какую шубу Мотина мама обещала ей подарить и что все «гламурщицы» одинаковые – за шмотки с кем угодно и когда угодно. И ведь никто не подумает, что Соболев врет! В Бердянске была? Была. В одном пансионате с Мотей жила? Жила. Ну и нечего вкручивать насчет случайности и полной неожиданности!
