Антон Иванов - Загадка брошенной лодки
— По идее, да, — кивнул Герасим. — Но, по-моему, это была та самая.
— Логика у тебя, Мумушечка, просто каменная, — фыркнула Варя. — То сам признаешься, что почти ничего не разглядел, а то уверяешь, будто это наша лодочка.
— Чем мотивируешь? — уставился Баск на Герасима.
— Интуиция подсказывает, — не растерялся тот. — А я собственной интуиции привык доверять.
— Ну, раз зашла речь о твоей каменной интуиции, — Варвара уже переоделась и вышла из-за деревьев, — то лучше пошли скорее на полдник.
— Тем более сегодня у нас к чаю пироги с вареньем, — сказал Луна.
— Откуда ты знаешь? — повернулся к нему Герасим.
— Интуиция, — подмигнул ребятам Павел.
— Ах ты, гад! — замахнулся на него Герасим. — Издеваешься?
— Нет, совершенно серьезно.
И Луна припустился от него по лесной тропинке. Герасим со зверскими воплями побежал следом, а остальные припустили за Герасимом.
Как ни странно, интуиция Павла не подвела: на полдник подали пирог из дрожжевого теста с вареньем и перекладинами.
— В деревенском стиле, — сказал Герасим.
— Если так можно выразиться, наш лазоревый кантри стайл, — перевела на английский Варвара.
— Я бы лучше на твоем месте задумался о силе интуиции, — серьезно заявил Герасим. — Вон Луна почувствовал насчет пирога, и все верно. А почему вы мне про лодку не верите?
— Потому что доверяй, но проверяй, — Луна активно поглощал лазоревый кантри стайл и чай. — С пирогом мы на опыте доказали. А вот какая там плыла лодка… — Тут он заметил, что Герасим так ещё и не приступил к своей порции пирога, и вкрадчиво осведомился: — Герка, может, ты лазоревый кантри стайл не любишь?
— Люблю, — Каменное Муму на всякий случай придвинул к себе тарелку. — Не зарься, Луна, на чужое.
И он в целях безопасности затрамбовал всю свою порцию в рот.
— Ай, подавишься, Мумушечка, — нараспев произнесла Варя.
Тот немедленно закашлялся, Варя, воспользовавшись моментом, начала изо всех сил дубасить его по спине.
— А-а! — удерживая во рту пирог, завопил Муму. — Прекрати драться!
— Я? Дерусь? — с ангельским видом откликнулась девочка. — Вот хам. Вместо того, чтобы спасибо сказать. Ведь смотри, помогло. Ты больше не кашляешь.
Муму и впрямь больше не кашлял, а сосредоточенно жевал пирог.
— Вот, — простер к нему руку Луна. — Смотрите. Он от жадности ест безо всякого удовольствия.
— Это вы мне все удовольствие испортили, — Герасим наконец справился с пирогом.
После полдника явился Карл Луарсабович. Гул в столовой мгновенно утих.
— Правильно молчите, — отчеканил военный биолог в отставке. — Неудовлетворительно с зачетом справились.
Он назвал сдавших. Их оказалось совсем немного. Из Команды отчаянных добились успеха только Марго и Варя. Завистливый Герасим немедленно заявил, что просто у Марго в предках колдунья, вот она и знает все эти травы-ягоды. И Варьке, ясное дело, подсказала.
— Думай что хочешь, — не стали с ним спорить девчонки.
А Карл Луарсабович продолжал:
— Пересдача для не выдержавших испытание начинается завтра с десяти ноль-ноль и до победного конца. Кто не справится, выживать не поедет.
Народ возмущенно взвыл и застучал ложками по столам.
— Отставить шум! — грянул Карл. — Вы от меня психологическим воздействием ничего не добьетесь. Мне нужны знания. А то наедитесь там с голодухи всякой отравы. Нам что, потом за вами «Скорую помощь» туда присылать?
— Карл Луарсабович, — вскочил со стула Герасим, которому очень не хотелось пересдавать зачет. — А если мы так с вами сделаем. В каждой группе один сдавший, один несдавший. Например, меня высаживают на остров с Королевой, а Лунина, — указал он на Павла, — с Пановой. Сдавший будет руководить питанием несдавшего.
— Сидеть, Каменев, — рассердился Карл Луарсабович, — и не учи меня жить. Сдавать дисциплину все будут. Ты лучше как следует подготовься. И другим того же желаю. А теперь марш на пляж.
— А работы можно посмотреть, что там неправильно? — спросил Чича.
— Нельзя, — отрезал Карл Луарсабович. — Учитесь думать собственными головами.
На пляже события развивались почти в точности по вчерашнему сценарию: одни купались, другие загорали, а Кол с Чичей, вновь сколотив две волейбольные команды, посвятили себя любимой игре. Муму тоже рвался принять участие в волейбольном сражении, однако на площадку его не пустили и даже судить не позволили.
— Кругом коррупция и сговор, — мрачно констатировал он. — Но мне не очень-то и хотелось.
— По-моему, самое время навестить наш сарайчик, — предложил Луна с видом заговорщика.
Остальные огляделись. Может, и впрямь настал подходящий момент? Карл Луарсабович, устроившись на лежаке, увлекся чтением какой-то очень толстой книги, а дядя Вася и Бельмондо, видимо, решили как следует поплавать, и их головы были едва видны с берега.
Команда отчаянных двинулась к сараю.
— Интересно, засек сторож пропажу весел? — беспокоился Сеня.
— Полагаю, что нет, — ответил Луна. — Иначе бы уже поднял скандал.
Дверь сарая оказалась заперта на новый замок. Вокруг валялись свежие щепки. Сторож отсутствовал.
— Отдыхает дяденька от трудов праведных, — усмехнулась Варя.
— Вот и пусть отдыхает, — это вполне устраивало Луну. — А мы пока ещё раз в окошечко заглянем.
Они зашли за угол.
— Давайте теперь я туда посмотрю, — вызвался Каменное Муму. — Может, мне удастся увидеть больше, чем Марго.
— Да ты ведь упадешь, — с опаской покосился на него Сеня.
— Ты же не бревно, — с важностью изрек Муму, — уж как-нибудь на твоих плечах удержусь.
— Мое дело предупредить, — сдался Баск.
Он присел на корточки, Муму, по-стариковски кряхтя и охая, встал ему на плечи и, опираясь для равновесия ладонями о шершавую стену, скомандовал:
— Ну, давай мало-помалу.
— Давай, космонавт, потихонечку трогай, — пропела Варя старую песенку.
— Не с-смеши м-меня, — затрясся от нервного хохота Баск. — На мне хрупкий груз. Как говорится, «осторожно, не кантовать».
— Иначе выйдет перекантованный Мумушечка, — не унималась Варвара.
— Ч-черт, заноза, — раздался сверху голос Герасима.
— Это кто, я заноза? — переспросила Варя.
— Не ты, а стена, — проворчал Герасим. — Между прочим, больно.
— Так что, тебя вниз спустить? — застыл на полпути Баск.
— Потерплю, — Герасим держался героически. — Поднимай.
Баск выпрямился. Муму глянул в окно.
— Братцы, там ни…
Видимо, забыв, на чем он стоит, Муму переступил с ноги на ногу и, как объяснял потом смущенный Сеня, видно, попал ему ногой на какой-то «болезненный нервный центр». Баск взвыл и качнулся, а Герасим полетел вниз на зеленую травку.
— Жив? — склонились над ним ребята.
— Нет, уже умер, — заявил тот и, резко поднявшись на ноги, кинулся с кулаками на Сеню. — Совсем чокнулся? Забыл, что я на тебе стоял?
— В следующий раз стой аккуратнее, — увернулся от его кулака Баск. — Я, между прочим, все-таки не подъемный кран и не домкрат, а живой человек. На фига было по мне топтаться своими ножищами?
— Я не нарочно топтался, а машинально, — Муму продолжал качать права.
— И я машинально, — Баск тоже не чувствовал за собой никакой вины. — Ты мне там болевую точку активизировал.
— Итак, акробатический этюд «Муму-Баск» не удался, — с ехидным видом констатировала Варвара.
— Вот тут ты совершенно не права, — забыв о конфликте с Сеней, объявил Герасим. — Я как раз все, что надо, успел заметить. А дальше там находиться было бессмысленно.
— То есть? — разом уставились на него друзья.
— Да понимаете, — медленно продолжал Герасим, — наверное, мы этого сторожа все-таки спугнули. Окно теперь плотно занавешено. Мешковиной.
— Это уже впечатляет, — серьезно произнес Луна.
— Прямо хоть окно разбивай, чтобы выяснить, — нервно переступил с ноги на ногу Баск.
— Нельзя, Сенечка, — развела руками Варя. — Это уже точно будет кража со взломом.
— Скорей, взлом без кражи, — уточнил Иван. — Брать-то мы ничего не собираемся.
— Естественно, — кивнул Баск. — Только посмотрим.
— Но шум-то все равно поднимется, — Луне не хотелось рисковать.
— Шум! — воскликнул Сеня. — Если мы банду браконьеров накроем, нам только спасибо скажут.
— Во-первых, тише, — строго глянула на него Маргарита. — А то ты браконьеров распугаешь, прежде чем мы их поймаем. А во-вторых, тебе не приходит в голову, что там могут оказаться обыкновенные ящики с гвоздями, а у дяденьки просто болезненная страсть к порядку?
— С какой радости ему столько гвоздей держать, — не верилось Сене.