Григорий Адамов - Тайна двух океанов
Капитан помолчал, не сводя глаз с экрана. Из трубы гибнущего судна внезапно повалили густые клубы дыма, ветер сейчас же разнес их в клочья и развеял. Судно с безжизненной трубой рванулось вперед и понеслось с еще большей быстротой.
— Вода залила топки котлов! — сдержанно воскликнул лейтенант. — Теперь они совершенно беспомощны.
Капитан преобразился. Глаза загорелись решимостью.
— К носовой пушке! — скомандовал он. — Вызвать главного акустика!
Лейтенант нажал кнопку телефонного щитка возле овального голубовато-серебристого экрана. Розовый свет просветил экран, и на его поле появился сводчатый отсек, уставленный разнообразными ящиками, катушками, огромными стеклянными приборами, которые были густо перевиты проводами. Среди этой паутины и, казалось, хаотического нагромождения приборов в высоком кресле перед щитком, усеянным кнопками и рычажками, и серебряным экраном своего телевизора сидел главный акустик подлодки, толстый, румяный Чижов.
Капитан отдал команду в экран:
— Цель — органика! Бить по киту! Лишить движения!
— Есть цель — органика! Лишить движения! — послышался ответ акустика.
Повернувшись к зоологу, капитан вполголоса сказал:
— Пусть хоть добыча вознаградит этих людей за пережитый ими испуг. А добыча знатная! Посмотрите, какой гигант!
Кит вместе с судном был уже на расстоянии семи-восьми километров от подлодки. Размеры его были действительно поражающие. Он имел в длину не менее тридцати двух метров, его могучий хвостовой плавник, около восьми метров шириной, работал, словно чудовищная машина. Кит не проявлял и признаков усталости. С неослабевающей силой, упорно и стремительно несся он все дальше и дальше.
Подводный корабль, словно огромный орган, наполнился торжественным мощным гудением…
Прошло несколько секунд, и внезапно, словно наткнувшись на невидимое и непреодолимое препятствие, кит резко, на полном ходу, остановился. Сотрясаемый беспорядочными ударами хвоста и плавников, он бился, извивался в судорогах, раскрывал и закрывал гигантскую, похожую на пещеру пасть. Наконец последним могучим усилием он взметнул кверху свой огромный хвост, и, словно срезанный невидимой гигантской бритвой, хвост отлетел, уносимый, как парус, возникшим вокруг агонизирующего животного подводным волнением.
Кит вздрогнул, замер и, перевернувшись морщинистым брюхом кверху, начал медленно всплывать.
Тотчас же нос китобойца в потоках сбегающей пенистой воды вырвался на поверхность океана и, мокрый, блестящий, как будто обмытый и успокоившийся, тихо двинулся по инерции вперед с бессильно свисающим вниз тросом гарпуна.
Словно не веря еще в свое спасение, размахивая руками, люди радостно и растерянно метались по палубе судна.
Подлодка быстро удалялась, держа курс на северо-запад.
В пятнадцать часов на экране «Пионера» показались очертания огромной подводной горы, которую он с таким упорством искал.
Глава VI
Среди друзей
Заботливый зоолог так старательно сделал Павлику перевязку на голове, больше всего пострадавшей при столкновении с меч-рыбой, что из-под бинтов виднелись только нос, рот, глаза и одно ухо.
— Ну вот, — погладил зоолог свою замечательную бороду, завязав последний узел на темени пациента. — Собственно, если делать все по правилам, то следовало бы тебя, бичо, положить здесь на койку денька на два. Разве тебе плохо было бы тут? Но ты не улежишь! — с огорчением добавил он.
Огорчение врача-зоолога было вполне понятно. Госпиталь подлодки, где происходил этот разговор, производил прекрасное впечатление идеальным порядком, обилием мягкого света и чистотой своих трех коек, сверкавших белизной белья. После спасения со льдины Павлик пролежал на койке этого госпиталя несколько суток и лишь сегодня утром, после двухдневной тренировки, покинул ее для своей первой небольшой прогулки под водой. Сейчас он не обнаруживал абсолютно никакого желания вернуться на койку. Робкая попытка зоолога уложить его встретила дружный протест Павлика и Марата, игравшего до этого момента роль ассистента в клинике.
— Да что вы, Арсен Давидович! — закричали они в один голос.
— Я совсем здоров и прекрасно себя чувствую, — добавил Павлик.
— Ну ладно, ладно! Иди обедать, потом непременно поспи. А после сна приходи ко мне в лабораторию, биологическую.
С тех пор как Павлик был спасен при столь трагических обстоятельствах, экипаж подлодки сосредоточил на нем весь запас нерастраченной отцовской любви, неутомимой жажды покровительства слабому, такой характерной для сильных, мужественных людей. Это было очень приятно, однако требовало проявления и ответных чувств. Но взрослых-то много — двадцать семь человек, — а Павлик один. Поэтому отблагодарить двадцать семь своих новых друзей Павлик мог только вниманием и интересом к тому, что они рассказывали. А так как все они были отчаянными энтузиастами своей чудесной подлодки, бесконечно влюбленными в нее и в свою работу на ней, то все разговоры в столовой, в красном уголке, в кают-компании, а с Павликом везде и всегда, где бы ни встречали его, сводились к подлодке, к ее замечательным качествам, к ее неизмеримому превосходству над другими подлодками, которые не имели здесь другого имени, кроме «лягушек».
Но если все на «Пионере» были энтузиастами, то Марат Моисеевич Бронштейн, электрик второго разряда, двадцати лет от роду, которого, впрочем, никто иначе не звал, как просто Марат, непрерывно горел в незатухающем пламени любви к удивительной подлодке. Надо при этом отметить, что в постройке лодки он принимал участие, работая по телефонизации скафандров. Говорить о лодке было для него величайшим наслаждением. Не следует поэтому удивляться, что именно он раньше всех и горячее всех начал знакомить Павлика со всеми особенностями и достоинствами этого замечательного создания советской техники. Еще больше разгоралась у Марата охота к этому потому, что, как это ни странно для советского мальчика, Павлик почти ничего не знал об устройстве не только «Пионера», но и каких бы то ни было подлодок вообще.
Они вместе вышли из госпитального отсека в узкий коридор и, обойдя центральный пост, пошли мимо диспетчерских кают главного механика, главного электрика, начальника акустической части, потом мимо кают командного состава и команды. Стены коридора были отделаны дорогим лакированным деревом. По потолку проходили толстые и тонкие трубы, окрашенные в различные цвета. По полу, скрадывая шум шагов, тянулась каучуковая дорожка. Через каждые пять метров коридор разделялся водонепроницаемой переборкой с небольшой дверью, а в полу время от времени встречались круглые люковые отверстия со спускающимися вниз металлическими лестницами. Через эти отверстия видны были внизу медь, стекло и сталь различных машин и приборов, заснувших в неподвижности или тихо жужжавших в деятельной работе под бдительным надзором контрольных аппаратов.
— Как в гостинице! Светло, чисто, красиво, — сказал Павлик Марату, тихонько проводя на ходу пальцем по лакированным стенкам коридора.
— Ты этого нигде, ни на одной подлодке не увидишь, только у нас, — с обычной гордостью за своего «Пионера» сказал Марат. — Здесь почти половина лодки отведена для жилья ее экипажа. На других подлодках каждый лишний кубометр отдается или нефти, чтобы можно было еще лишний километр проплыть, или торпедам, чтобы произвести еще один выстрел по врагу, или аккумуляторам, чтобы было немного больше электроэнергии для подводного плавания. О людях там приходится думать в последнюю очередь.
— А «Пионеру» разве не нужны ни нефть, ни электричество, ни торпеды?
— «Пионер» знает только одну энергию — электричество, и он его может добыть сколько угодно везде, в любом пункте океана. Обыкновенные «лягушки» в своих аккумуляторах могут запасти электроэнергии для плавания под водой только на двадцать-тридцать часов, а потом они должны всплывать на поверхность, открывать люки и запускать свои дизели. Дизели вращают винты и динамо-машины. Винты двигают подлодку, а динамо-машины вырабатывают электрическую энергию, которой опять заряжаются аккумуляторы для подводного плавания, — сказал Марат.
В самом конце коридора находилась столовая — большая каюта со сводчатым потолком, уставленная небольшими столиками и красивыми стульями вокруг них. Каждый столик стоял на одной толстой круглой тумбе и был накрыт скатертью с круглым вырезом в центре. В вырезах поблескивал черный лак, а кругом на скатертях были расставлены обеденные приборы, хлеб на тарелочках, поставцы. Каюта была залита мягким светом ламп из матовых полушарий, вделанных в потолок. Ее стены были украшены портретами руководителей партии и правительства, картинами с морскими пейзажами и сценами из жизни морского флота, статуэтками на полочках и постаментах, небольшими аквариумами с плавающими в них тропическими рыбками. К столу Павлика и Марата присел и Цой. Был час обеда, и в столовую входили все новые и новые люди. Каждый из них, заметив Павлика, окликал его, ласково заговаривая с ним и с беспокойством расспрашивая о его здоровье и самочувствии. Чуть не задевая головой за матовые полушария в потолке, к Павлику, Марату и Цою подошел Скворешня и занял место возле них. При его появлении с разных сторон посыпались шутки:
