Буало-Нарсежак - Тайна дуэльных пистолетов
— Он влип, — сказал Франсуа Бобу. — Теперь можно ехать немного медленнее..
— Серьезная авария?
— Надеюсь, что нет. Но в любом случае он на какое-то время прикован к месту.
— Ты думаешь, он нас узнал?
— Конечно, нет. Если бы он заметил, что за ним следят, то не ехал бы так открыто к дому. А потом он следовал за нами на большом расстоянии и при таком дожде ничего не мог видеть, кроме задних фар. К счастью, твой отец не единственный обладатель «морриса».
— Ты прав.
Как ни странно, мотор продолжал работать. Возможно, просто счетчик был не отрегулирован. Они остановились у первой бензоколонки и наполнили бак.
— Где мы находимся? — спросил Боб у обслуживавшего их человека.
— В Хэтфилде.
— Хэтфилд! Подумать только!
— Где это? — спросил Без Козыря.
— На северо-востоке от Лондона. Я никогда здесь не был.
— Ты найдешь дорогу?
— Да, это не трудно. Интересно, сколько же километров мы отмахали?
Они не могли даже предположительно ответить на этот вопрос, потому что в пути и при поворотах даже не думали, куда едут. Главное было оторваться от преследовавшего их «остина».
Боб предложил съесть по сандвичу в первом же попавшемся ресторане.
— Знаешь, я больше не могу, — заявил Боб, усаживаясь за столик. — Мне приходилось водить машину, но я никогда не ездил на такой скорости. Тем более в городе. Представляешь, каково мне сейчас?
Франсуа слушал его вполуха. Он думал, открыть ли другу горькую правду. Это ведь сразу уличило бы мисс Мэри! А заодно рикошетом ударило бы и господина Скиннера с Бобом. Правда может разрушить этот очаг, который только-только начал складываться. Он, иностранец, приглашенный в дом, не имеет права проявлять инициативу. И в то же время мальчик понимал, что только он имел сведения, которые помогли бы инспектору Морриссону найти преступника.
— Ты не голоден? — спросил Боб.
Нет, Франсуа больше есть не хотел. Он в первый раз в своей жизни ощутил, что такое ответственность.
— Вот что я предлагаю, — снова начал Боб. — Оставим машину здесь. Во-первых, я ее вел, не имея прав. Во-вторых, мы знаем дом, где прячется преступник. Правда, мы не знаем адрес и найти это место нам вряд ли удастся. В-третьих, ты вошел тайком в частное владение, что наказуется по закону. В-четвертых, мы послужили косвенной причиной автомобильной аварии. Если я правильно понимаю, мы с тобой не переставали совершать идиотские, запрещенные законом поступки и в результате нисколько не продвинулись вперед. Ты представляешь себе выражение лица Мор-риссона, если мы ему обо всем этом расскажем?
— Да, но… чемоданчик!
— Давай оставим его в машине, хотя бы временно. Пожалуй, лучше отогнать автомобиль'на стоянку госпиталя. Я так и сделаю, и на этом мы остановимся. Наш «моррис» никому не нужен, и чемодан будет там в безопасности.
— Хорошо, — сказал Без Козыря. — Но мисс Мэри будет расспрашивать меня о музее Тюссо.
— Ну что же, еще есть время. Мы его посетим. Франсуа был так растерян от сложившейся ситуации,
что даже обрадовался, что инициатива похода в музей принадлежит Бобу и ему самому не надо принимать решения.
Обратный путь они проделали с черепашьей скоростью. Боб старался быть предельно осторожным. Дождь лил не переставая. Всю дорогу Франсуа мучила мысль, что преступник на свободе и, следовательно, может еще навредить. Ребята поставили машину на стоянке госпиталя, и, к счастью, на них никто не обратил внимания. Редкие прохожие, закутавшись в плащи и закрывшись зонтами, торопились по своим делам.
Боб положил чемоданчик в багажник, и они спокойно удалились.
— Что все-таки случилось с этим типом? — спросил Боб.
— Я не разглядел. Видел только, что его зацепили и что он был прижат на повороте. Думаю, что особенных повреждений быть не должно.
— Иначе говоря, он еще мог нас догнать?
— Может быть.
Франсуа старался не думать о том, что этот рыжеволосый тип будет пытаться любой ценой заполучить че-оданчик, который почему-то очень важен для него.
Перед музеем стояла толпа. Как только они попали нутрь, Франсуа забыл свои страхи и волнения. Компо-иции из восковых фигур показались ему очень забавны-и. Виселицы, знаменитые палачи, подземные тюрьмы, арцеры — все это его не так интересовало. Его больше анимали необычное освещение, подчеркивавшее драма-изм сценок, и театральные позы манекенов. Этот спек-акль был в меру страшным. Посмотреть его все-таки стоило. Но самым любопытным оказался зал, где были ыставлены восковые фигуры королевы, принца Филип-а и высоких сановников. Боб потянул Франсуа за рукав и прошептал:
— Хочешь посмотреть планетарий?
— Пойдем, — ответил Франсуа.
На самом деле ему просто хотелось оттянуть еще на час возвращение к разговору об их приключении, от которого он просто страдал.
Они поднялись в планетарий, очень напоминавший Дворец открытий в Париже. Та же архитектура, та же сухая поэзия созвездий, такие же трудно воспринимаемые и вызывающие головокружение цифры. Боб зевал.
— Лично меня, — сказал он, — звезды не очень волнуют. На нашем небе звезды увидишь не часто, а когда они появляются, я уже сплю. Я бы с удовольствием сейчас вздремнул. А ты? Ты не устал?
Франсуа не просто устал, он был разбит. Более того, он был подавлен. Мисс Мэри казалась такой чистой и совсем неспособной на нечестные поступки! А она оказалась сообщницей владельца «остина»! А этот человек был врагом господина Скиннера. Если Франсуа заговорит, он предаст молодую женщину. А если промолчит, то предаст инженера. В любом случае его роль ужасна. Оставалось только одно: вернуться во Францию, то есть бросить самым постыдным способом это дело и позволить восторжествовать злу. Если он уедет, он предаст Боба. Какое ему дело до Млечного Пути, до световых лет, до бесконечности мира, раз он остается пленником семьи Скиннеров!
— Я тоже больше не могу, — сказал он.
— Ну что же, вернемся домой.
Они сели в автобус и поспели как раз к чаю. Мисс Мэри была дома.
— Вы совсем промокли! — вскричала она. — Где это вы так?
— Мы немного прошлись, — объяснил Боб.
— Быстро переодевайтесь.
Полная искренней заботы, улыбающаяся, так хорошо владеющая собой! А этот взгляд, прямой и открытый! Франсуа занялся переодеванием с тяжелым сердцем. Он надел фланелевые брюки и теплый пуловер, сменил ботинки, но прежде чем спуститься вниз, мальчик открыл свой дневник и на мгновение задумался. Можно было записать в него столько нового! Но в результате он написал короткий комментарий, который полностью отражал его состояние: «Я ничего не понимаю!» Он засунул блокнот в самый дальний угол шкафа, под сорочки и платки.
А Боб внизу рассказывал о посещении музея мадам Тюссо. При этом вел себя совершенно естественно и непринужденно (его любимое выражение). Видя, как он намазывает масло на жареные хлебцы, трудно было представить, что всего несколько часов назад он гнал машину по дороге в пригороде Лондона и что его преследовал человек, готовый на все. Тот самый человек, который в предыдущую ночь… Франсуа взял у мисс Мэри чашку чая немного дрожащей рукой.
— А какие у вас планы на завтра? — спросила она.
— Завтра, — почти сухо ответил Боб, — оперируют папу. Поэтому у нас нет планов. Видно будет… Если все будет хорошо, может быть, мы сходим в Британский музей.
— Боб, — ласково заговорила мисс Мэри, — верьте мне, что я не менее вас беспокоюсь. Но мы должны уметь держать себя во всякой ситуации. Именно поэтому вы должны составить себе план. Договорились? Вы идете в Британский музей. Это наилучший способ поддержать вашего отца, продемонстрировав ему, что вы в него верите. Он сейчас так нуждается в этом!
Еще секунда, и она потеряла бы самообладание. Уголки ее губ начали слегка подергиваться. Ах, если бы знать, что на самом деле скрывается за этой маской холодной любезности! Конечно, она переживала за господина Скиннера. Но тогда почему она ночью передала этот абсурдный набор предметов человеку, который бродил по коридорам госпиталя?
Это шантаж? Мысль о шантаже крутилась в голове Франсуа, хотя она пока ничем не подкреплялась. Предстоящая операция как бы давала Франсуа отсрочку. В определенном смысле это было очень кстати. Если он все-таки решит уехать, то после операции поговорит. Такими рассуждениями Франсуа себя немного подбодрил и отправился рассматривать рисунки Боба, которые тот прятал на чердаке.
Франсуа был поражен! Он настроился увидеть прилежные, школьные рисунки, а перед ним были эскизы, свидетельствовавшие о явном таланте. У Боба был яркий дар карикатуриста. Несколькими штрихами мальчик передал забавные манеры госпожи Хамфри. С очками, сдвинутыми на лоб, с неодобрительным взглядом и скорбно поджатым ртом бедная гувернантка была даже более естественна, чем в жизни. Так же выразительно был сделан набросок с мисс Мэри. Это был не просто портрет, а позорный столб. Каждая деталь соответствовала оригиналу, но в целом лицо выражало презрительное безразличие, которое не было заметно на самой модели.
