Александр Власов - Белый флюгер
— Можжевел промышляешь?
— Можжевел — куст полезный, — ответил Бугасов. — Хочу у себя посадить. Люблю, чтобы всячина во дворе росла.
— Люди о хлебе, а ты…
— О хлебе пусть Советы пекутся!
— Да уж напеклись — дальше ехать некуда! Тупик!
— Найдётся дорожка! — хрипло сказал Бугасов. — На развёрстке и заградиловке никакая власть долго не устоит. Спяхнут!
Он выговорил эти слова с такой злобой, что мальчишкам стало страшно. Федька потянул Карпуху за рукав. Они потихоньку вылезли из кустов, отползли шагов на двадцать, вскочили и — бежать, пока лес не остался позади.
— Вот это вражи-ина! — всё ещё шёпотом произнёс Карпуха. — И чего он так на Советскую власть взъелся? Хуже, что ли, стало?
— Дурак! — буркнул Федька.
Карпуха не рассердился. Ему очень хотелось разобраться во всём, и он спросил:
— Ты… царя помнишь?
— Ещё как! — усмехнулся Федька. — Вместе за грибами ходили.
Вот теперь Карпуха обиделся.
— Иди ты!.. Ему — серьёзно, а он…
— А ты не спрашивай по-глупому! — ответил Федька. — Откуда мне царя помнить?.. Жрать было нечего — это помню… Помню ещё, как отца в кровь били… Сапогами!
— За что?
— Не знаю…
— Ничего ты не знаешь!
— Что надо — знаю!
— А что надо?
— Знаю, что я за Советы! А ты?
— За кого же ещё!
— Вот и всё! Больше ничего и знать не надо! А кто против — враг!.. Завтра катанем в Ораниенбаум — расскажем дяде Васе!
— Может, вперёд отцу или мамке?
— Нельзя! Они тогда не пустят — сами захотят съездить!
Довод был убедительный, и Карпуха согласился с Федькой.
Прежде чем идти домой, братья побывали на берегу залива. Садилось осеннее солнце. Вода казалась бронзовой. Камень отбрасывал длинную тень. На его верхушке сидели Гриша и Яша. Нравилось им это уединённое место.
Вставали они очень рано. Дороховы, выходя по утрам из дома, всегда видели их где-нибудь на берегу. Здесь они проводили весь день, пока не становилось совсем темно. Даже в плохую погоду они не уходили домой. Чаще всего Дороховы заставали их на камне.
Сначала Федька с Карпухой думали, что мальчишки поджидают их. Но потом они заметили, что Гриша с Яшей всегда сидят лицом к заливу. Так не ждут знакомых. И тогда Дороховы решили: добычу караулят, высматривают, не прибьёт ли что-нибудь волнами.
Федька с Карпухой тихо подкрались к берегу. Цепочка скользких валунов, чуть возвышающихся над водой, вела к камню. Гриша с Яшей сидели бок о бок в одинаковой позе: ноги согнуты, колени приподняты, локти на коленях, подбородок на руках, а взгляд устремлён куда-то вдаль.
— Эй! — крикнул Федька. — Заснули? Свалитесь ещё!
Мальчишки обернулись и не обрадовались.
— Что кислые? — спросил Федька. — Улов плохой? Ничего не приплыло?
Прыгая с валуна на валун, Дороховы добрались до камня и залезли на него.
— Пусто, значит? — поддразнивая, снова спросил Федька.
— Бури не было, — вздохнул Гриша. — Это только после бури…
— А у нас есть кое-что! — с таинственным видом сообщил Карпуха. — Бугасов-то…
— Подожди! Я расскажу! — прервал его брат. — До чего дошёл, жадюга! Деревья в лесу выкапывает — и к себе, во двор!
Карпуха понял, что Федька не хочет делиться секретом с ребятами, и добавил:
— Хромой, а сильный! Большую можжевелину с корнем выдрал!
Гришу и Яшу Бугасов не интересовал. Они ещё не расстались со своими невесёлыми мыслями, прерванными приходом Дороховых. Все замолчали.
Побулькивала вода внизу у камня.
— Когда долго смотришь в море, — сказал Яша, — так и кажется, что плывёшь с камнем от берега… Всё дальше, дальше… Как на парусах! И думаешь — сзади и земли уже не видно. А обернёшься — она тут, никуда не делась. И не отплыл ты ни на шаг.
— Чего выдумал! — засмеялся Карпуха. — С камнем только на дно ныряют. Возьми лодку и шпарь! Грести-то умеешь?
— Да умею… А всё равно никуда не уплыть.
Федьке надоели унылые разговоры. Он зевнул.
— По домам, что ли?
— Нам ещё рано, — отозвался Гриша. — Ужин через час.
— Пошли к нам! — предложил Карпуха. — Купрю покажем.
Дороховы не раз приглашали мальчишек к себе, но те всё отказывались почему-то. А сегодня они согласились, вспомнив, в какую ярость пришёл Семён Егорович, когда Яша сказал, что не будет дружить с Дороховыми.
У дома Дороховых уже был сколочен навес, под которым стоял Прошка. Рядом лежала груда брёвен и досок для настоящей конюшни. Весь этот строительный материал помог достать Семён Егорович.
— Добрый у вас отец, — сказал Федька, когда они проходили мимо навеса.
— Хороший, — вяло подтвердил Гриша.
В тёмных сенях Федька крикнул:
— Мам! Это мы!
Ребята, не заходя в комнату, поднялись по лестнице на чердак.
Там было очень уютно и как-то необычно, потому что горел разноцветный железнодорожный фонарь. Одно стекло в нём красное, другое — жёлтое, а третье — зелёное. Оттого и весь чердак казался праздничным и немножко смешным. Он состоял из трёх частей, и в каждой части был свой свет.
Купря сидел на жёрдочке в красном отсеке. Нога у него окрепла и крыло почти зажило. Он встретил ребят тройным карканьем. Глаза горели, как красные бусинки. Карпуха протянул к нему руку.
— Иди ко мне, Купря! Иди!
Ворон соскочил к нему на ладонь и быстро перебрался по руке на плечо.
— Дрессированный! — удивился Яша. — А ко мне пойдёт?
— Попробуй! — разрешил Карпуха.
Яша протянул руку.
— Иди ко мне! Иди!
Купря вцепился клювом в Карпухины волосы, точно боялся, что его силой снимут с плеча хозяина. А Яша всё тянул к нему руку.
— Что это у тебя? — спросил Карпуха и даже присвистнул.
На Яшиной руке, высунувшейся из рукава, виднелись багровые рубцы. Мальчишка быстро одёрнул рукав и потупился.
— Это кто же? Отец? — нахмурился Федька.
— Кому ж ещё? — Гриша обнял брата за плечи. — Пройдёт!
Дороховых поразили эти багровые рубцы на руке. Яшу били не ремнём — ремень таких следов не оставляет.
— Вот уж не думал, — произнёс Федька. — На вашего отца это не похоже!
— Видать, крепко ты ему насолил! — сказал Карпуха.
— Насолил, — согласился Яша с такой покорностью, что Дороховым стало жалко его.
— Хочешь, я тебе Купрю отдам? — предложил Карпуха, чтобы как-то утешить мальчишку. — Он и к тебе привыкнет! Я ему скажу, чтобы привык!
— Нет! — отказался Яша. — Ты его отпусти на волю.
Карпуха обрадовался, что жертва его не принята.
— Отпущу! Крыло зарастёт совсем — и отпущу. А то — бери! С ним интересно!
— Лучше отпусти.
— Договорились! Когда отпускать буду — мы вас позовём!..
НОЧНОЙ ПЕРЕПОЛОХ
Ночью выпал первый снег. Он был мокрый и тяжёлый. Чуя смену погоды, ворон раскаркался в темноте и разбудил мальчишек. Карпуха прикрикнул на него. Купря замолчал, но братьям больше не спалось. Оба думали о предстоящей поездке в Ораниенбаум. Федька засмеялся в темноте.
— Помнишь, как тот матрос в комнату вбежал?.. Нас увидел — глаза чуть не лопнули!
— Разозлился, наверно!
— Ещё бы! Трое суток под арестом!
— Возьмёт и не пустит!
— Куда? — удивился Федька.
— К дяде Васе.
— Не имеет права — мы по делу!.. Может, этого Бугасова все чекисты ищут, а он сидит на своём дворе, да ещё лес обворовывает!
От залива долетел приглушённый расстоянием выстрел.
— Никак стреляют? — прошептал Карпуха.
Прогремело ещё два выстрела. Внизу заскрипела кровать — это отец встал с постели. Мальчишки скатились по лестнице и ворвались в комнату.
— Стреляют! — крикнул Федька.
— Не глухой, — ответил отец.
Он торопливо одевался, а мать зажгла лампу.
Выстрелы следовали один за другим, приближаясь к дому. Тревожно заржал Прошка под навесом. Когда отец и сыновья выскочили на крыльцо, всё стихло. Они дошли до берега.
Липкий снег валил густо. Уже за камнем ничего не было видно. Дороховы прислушались. Им показалось, что где-то постукивают вёсла в уключинах. Потом послышались шаги. Подошёл встревоженный Семён Егорович, спросил:
— Не ты стрелял, Степан Денисыч?
— Тут, считай, из трёх винтовок били и из одного нагана, — ответил отец.
— По звуку определил?
— Наслушался в окопах… Будто гребут?
И верно: где-то за снежной пеленой шуршала и булькала вода. Рядом с камнем вынырнул широкий нос баркаса. Проскрежетав килем по дну, он остановился. Два матроса соскочили прямо в воду, крестом сомкнули руки, а двое других усадили на них пятого матроса. Он то стонал, то ругался такими морскими словечками, что отец крякнул и сказал:
— Ночью-то так вроде и не годится.
Тяжело хлюпая по воде, матросы вынесли раненого на берег.
