Брысь или приключения одного М.Н.С. - Малышкина Ольга
Мальчик поднялся. Я снова занял полагающееся мне место (только мордочку прятать не стал, чтобы сразу увидеть, чего бояться), и мы осторожно двинулись туда, где прошумел ожесточенный бой.
– Может, мы дошли до фронта? Как думаешь? – тихо спросил меня Коля.
Я не знал, что ответить. От пережитого потрясения вообще плохо соображал.
Шагали мы довольно долго, и я уже начал надеяться, что нам все почудилось. От голода, например! Однако внезапно дорогу перегородило препятствие – задняя стенка вагона. Видимо, это был тот поезд, который разбудил меня лязганьем колес и свистом паровоза. Теперь он понуро молчал.
Вблизи стена теплушки оказалась вся в дырках, и мой желудок тут же сравнил ее с сыром (хотя мы, грызуны, в сыре больше любим не дырки, а то, что их окружает). Коля замер. Но потом сделал шаг, другой…
Мы шли вдоль состава, постоянно натыкаясь на лежащих без движения лошадей и Людей. Последних было много, не меньше двадцати. Без верхней одежды и обуви. От железнодорожных путей в лес тянулись следы от полозьев и множество отпечатков конских копыт.
– Наверное, на поезд напали бандиты! – прошептал Коля. Я поразился его недетскому хладнокровию. Даже показалось, что случившееся произвело на меня гораздо более гнетущее впечатление, чем на мальчика. «Неужели ребенку уже приходилось видеть подобное?!» – подумал я, опять приходя в ужас от эпохи, в которую забросила меня Вовкина тяга к химии.
Кроме вагонов, в эшелоне находилось несколько платформ, а на них стояло что-то, накрытое брезентом и припорошенное снегом. Коля забрался на одну и заглянул под тяжелую ткань.
– Ого! Аэроплан!
Такой деревянный с полотняной обшивкой самолетик. По сравнению с современными, очень маленький! Я видел как-то по телевизору – там Люди казались крошечными рядом с летающими машинами, а этот был чуть выше взрослого человека.
– Скорее всего, они направлялись на фронт! Теперь-то уж никуда не полетят! – с сожалением вздохнул мой спаситель, рассматривая изрешеченные пулями крылья. (Они лежали отдельно от корпуса, но все равно пострадали.)
Я почувствовал некоторое облегчение, что машины пришли в негодность, так как печаль в Колином голосе наводила на тревожную мысль, что он продолжил бы путь по воздуху, будь хоть какой-то из аэропланов исправен! Мне отрываться от земли не хотелось…
Наконец мы добрались до паровоза и поняли, как бандитам удалось остановить состав – поперек рельсов лежала огромная ель. Коля потянул за колючую ветку, но дерево не сдвинулось ни на миллиметр. Дверца в кабину машиниста была открыта, и мальчик полез по железной лестнице. А я, на всякий случай, спрятался поглубже…
Глава семнадцатая.
Кочегар
Пока Коля преодолевал высокие ступеньки, я вспомнил Кларочку – вот бы рассказать ей, сколько всего со мной приключилось за одни лишь сутки! Как мне не хватало ее уверенности и смекалки!
Устыдившись собственной трусости, я выглянул из пальто и… тут же спрятался обратно – на железном полу, черном от рассыпанного угля, распластались двое: пожилой мужчина с чумазым лицом и застывшим взглядом широко распахнутых глаз и подросток лет четырнадцати.
Коля остановился, держась за поручни и не решаясь сделать последний шаг, а я вообще был против того, чтобы его делать! Лучше бы мы перелезли через ель и потопали дальше пешком, все равно уже не могли никому помочь!
Внезапно паренек пошевелился, и я упал в обморок. В самом прямом смысле: лапки похолодели, коготки, которыми я держался за Колину рубашку, разжались и я вывалился из-под пальто на ожившего мальчика (хорошо, жемчужину не проглотил!). Он застонал, и мои чувства вернулись к ужасной действительности.
Коля поскорее схватил меня и сунул в карман, а потом склонился над раненым.
– Тебе больно? – участливо спросил он.
Паренек открыл глаза (на фоне его грязной-прегрязной физиономии белки казались почти голубыми) и несколько томительных мгновений смотрел на нас с Колей. Точнее, сначала долго-долго на Колю, а потом еще дольше на меня, торчащего из кармана.
– Это кто? – слабым голосом спросил он. И мы поняли, что он мной интересуется.
– Белыш, – тоже шепотом отозвался Коля.
– Не видел таких раньше, – с трудом выговорил подросток и повернул голову. – А с батей что?
Получалось, что тот другой – отец мальчика. Коля вздохнул:
– Не дышит. На вас бандиты напали, перебили всех…
Паренек крепко зажмурился. Наверное, чтобы не заплакать. Мы с Колей молча стояли над ним, боясь потревожить.
– Помоги подняться! – наконец попросил он.
И мой спаситель стал тащить раненого за руки вверх. Мальчику удалось сесть, прислонившись спиной к стене.
– В башке все крутится, – пожаловался он.
Коля проявил неожиданную медицинскую осведомленность:
– По-видимому, у тебя сотрясение мозга! Помнишь что-нибудь?
– Дерево на путях… Тормозить пришлось резко. Упал, должно быть, и ударился обо что, – подросток нащупал шишку на затылке, из ранки сочилась кровь.
– Черпни-ка водицы!
Он указал на большой бидон, закрепленный металлическими кольцами в углу кабины. Железная кружка валялась на грязном полу.
Пил мальчик долго, жадными глотками, так что мы видели, как ходит кадык на тонкой шее. Потом заговорил:
– Чуяло батино сердце, что мало охраны для такого груза выделили!
– Аэропланы на месте, только продырявленные все, – поспешил вставить Коля.
– Потому что бандитам бочки с топливом нужны, а еще одежка красноармейская – диверсии устраивать. Наши-то белых еще месяц назад к эстонской границе оттеснили, вот они и партизанят теперь, на эшелоны нападают.
Коля – молодец, смолчал, не стал устраивать классовый спор с тем, у кого травма головы и кто только что потерял близкого человека. Вместо этого он уважительно спросил, оглядывая сложное устройство кабины – множество рычагов, два железных руля, круглые приборы с цифрами и стрелками:
– Ты тоже машинист?
– Не, я помощник! Уголь в топку закидывал! Хотя батя меня всему обучил. Эх! – паренек замолчал, и мы тоже. Понимали, что ему нужно справиться с горем.
– Раньше другой кочегар был, Федька. Так его на фронт забрали, – продолжил он.
Коля завистливо вздохнул:
– Мне бы туда!
– А… Так вот почему ты тут оказался! На фронт топаешь! А не маленький? – без всякой иронии спросил помощник машиниста.
– Да я не воевать! Там … – начал мой спаситель и осекся. (Я понял его затруднение: с одной стороны, не тактично говорить про своего папу в сложившейся ситуации, а с другой, – вообще про него лучше не рассказывать!)
