Валерий Гусев - Скелеты в тумане
– А как же! – улыбнулся папа. – Тоже у Акимыча научился.
На жердях, которые он укладывал на камни, папа оставил длинные обрубки сучьев и сейчас размещал на них лапник так, чтобы эти сучья удерживали его от порывов ветра. И чтобы дождь не пролился в нашу квартиру. Чтобы протечки не было, сказал Алешка, который настилал лапник внутри и время от времени шипел, потому что исколол об иголки все руки.
Поверх лапника папа снова положил рядами жерди потяжелее и придавил их на концах камнями.
Я тем временем развел маме костер и стал помогать папе ставить жерди с той стороны, где у нашего дома не было стенки. Мы укрепили жерди и плотно переплели их ветками, оставив узкую щель для входа.
А ветер все крепчал и стал моросить мелким дождиком. Быстро темнело и заметно холодало. Больше всего мерзли руки. И носы.
Но дом был уже готов. Надежный и уютный.
Тут пришла мама звать нас на чай. И даже ахнула от удивления:
– Ай да домик получился! Какой славный. Молодцы, ребята! С вами не пропадешь. – Но добавила с сожалением: – Вот только двери нет, задувать будет.
– Не будет, – успокоил ее папа, – после чая дверь сделаем.
– Да, – жалобно согласился Алешка. – Прямо сейчас. Конечно. Обязательно. – И показал маме красные, исколотые, все в смоле ладошки.
Мама пожалела его, обняла и повела к костру, который метался под ветром. А я опять пошел на берег за обрезком веревки для двери.
На берегу все гудело. Свистел злой ветер, бухали в камни волны, низко неслись над морем облака – будто в страхе убегали от кого-то. И чайки уже все разлетелись по укромным местам.
Я с трудом отвязал веревку замерзшими пальцами. Волны уже доставали до коряги, вертели ее и вымывали из-под нее песок.
Хорошо, что мы на берегу, а не в море, подумал я, возвращаясь к костру. Здесь, в лесу, было спокойнее, ветер заметно тише. Только шумит в верхушках деревьев, гнет и раскачивает их, доносит глухой рокот штормового моря да раздувает костер.
– Как там наш Акимыч? – озабоченно сказала мама, передавая мне кружку чая и кусок хлеба. – Добрался он до Лесозавода? Успел до шторма?
– Этот дед бедовый, – успокоил ее папа. – Он нигде не пропадет.
– Если радикулит его не схватит, – серьезно уточнил Алешка. – Где-нибудь на мачте.
После чая папа взялся ладить дверь. Распустил веревку, связал из палок прямоугольник и переплел его ветками.
– Все, – сказал он, кончив работу, – пошли спать, день был трудным.
Мы заложили костер камнями, чтобы его не разнесло ветром и чтобы утром не тратить спички, и пошли домой.
– Жалко света нет, – сказала мама, входя внутрь. – Свечи все в лодке остались.
– Не все, – буркнул Алешка, ощупью копаясь в своем рюкзачке. – Спичку зажигайте. – И протянул маме огарок свечи, который, оказывается, заботливо прибрал. Скорее всего, для освещения подземелья в поисках золота.
– Может, у тебя там еще что-нибудь полезное найдется? – улыбнулась мама, зажигая свечку.
– Губной помады нет, – лаконично огорчил он маму и, хозяйственно завязав рюкзак, уложил его под голову.
Папа приставил к щели дверь, засунув ее под сучки, и она плотно отгородила наш приют от холода и ветра.
Мы сняли куртки, уложили их вместо подушек и укрылись брезентом, который обычно стелили у костра.
– Устроились? – спросила мама. – Утеплились? – и дунула на свечку.
А папа признался довольным сонным голосом:
– Первая спокойная ночь. Комары в такой шторм не летают, а бандиты не плавают. Спокойной ночи, жена и дети.
И мне его опять немного жалко стало. Как Алешку за исколотые руки и маму за съеденную помаду. Я очень посочувствовал папе за его ответственность. Ведь он почти ни одной ночи толком не спал, нас охранял. Наш покой. А мама еще иногда на него ворчала, что он дремлет после обеда…
Я согрелся, приятно пахло свежей хвоей, рядом сопели мои родные и близкие. А враги были далеко. Надежно отрезанные от нас штормовым ветром.
Шум его за стенами дома не тревожил, а успокаивал. Моросящий дождик не проникал сквозь плотную крышу. Не пропадем, подумал я. Дом есть, пищу добудем: наловим рыбы, настреляем уток, наберем грибов и ягод…
А дальше? Как нам выбираться отсюда? Ведь никто, кроме бандитов, не знает, что мы здесь, никто нам не поможет. Скоро осень, холодная и суровая, а за ней зима. Это сейчас наш дом уютный и теплый. А когда ударят морозы? Повалит снег? Заметут метели?
А может, нас будут искать не только бандиты? Участковый, например? Или шустряк Акимыч? Или капитан МРБ со своими главными гудками?
Не пропадем, однако.
А как же?..
Глава XIV
Заблудился в диких дебрях!
Мы хорошо выспались после всех тревог. И когда проснулись, не сразу встали, повалялись и поболтали. Потому что ветер еще не совсем стих, и вылезать на холод не хотелось. Да и папа сказал, что на охоту он сейчас не пойдет, потому что вся дичь попряталась от ветра.
– А есть что будем? – рассердился Алешка.
– Грибы еще в кастрюльке остались, – сонно проворчала мама. – Принести?
– Я сам, – обрадовался Алешка и откинул дверь.
В хижине стало светло. Мы выбрались из-под брезента, привели себя в порядок и уселись вокруг закопченной кастрюли с холодными грибами, которую притащил Алешка. И ели грибы по очереди одной ложкой и кусали по очереди последний кусок хлеба.
Я заметил, что каждый из нас, несмотря на утренний голод, старается откусывать кусочки поменьше, чтобы побольше досталось остальным. И опять подумал, что мы не пропадем. С такой заботой друг о друге.
После скудного завтрака папа приложил руку ко лбу и сказал:
– Так. Что мы имеем?
И сам ответил:
– Мы имеем небольшой остров, где кормится дичь, и большое море, где плавает рыба. Чтобы добывать дичь, у нас есть ружье, а чтобы ловить рыбу, у нас…
– …Ничего нет, – вставила мама. – Ни сетей, ни удочек.
Папа рассердился, что его перебивают:
– А вот я как раз подумал, – пригрозил он, – не обрезать ли нам твои прекрасные длинные волосы, чтобы сплести из них леску?
Мама немного отодвинулась от него и тихо проворчала в сторону:
– Еще бы, из твоей-то лысины много не сплетешь.
Алешка было хихикнул, но папа и его достал:
– А ну-ка, запасливый наш, вытряхивай свой рюкзак.
– А что там такого есть? – заныл Алешка. – Ничего там такого и нет.
– Давай, давай, не жадничай. Нам сейчас любая ерунда пригодится.
У Алешки от возмущения вздыбился на макушке хохолок и изо всех сил распахнулись глаза – мол, ерунду в запасе не держим, только самое ценное. И он с оскорбленным видом вывалил на брезент все, что было в его рюкзачке. В том числе и таинственный бумажный сверток. Судя по всему, в нем была какая-то небольшая коробка. А судя по весу – что-то довольно тяжелое.
– Это что здесь? – спросил я.
– Это частная собственность, – отрезал Алешка в лучших демократических традициях и, выхватив сверток из моих рук, снова упрятал его на дно рюкзачка. Но и то, что осталось на брезенте, очень обрадовало папу. Хотя я и не разделял его восторга. На мой взгляд, самое ценное в нашем положении – это два коротеньких огарка свечи и почти полная коробка спичек, но уж никак не календарик с неприличной красоткой и колпачок от авторучки. И не камни со звездами.
Но папа выхватил жадной рукой из кучи Лешкиного барахла (прямо как кусок золота) медную монетку и две английские булавки, подумал, прикинул и, несмотря на протестующий Алешкин визг, выдернул из его рюкзачка шнуровку.
– Все, ребята, удочки у нас есть, – сказал он. – Чтоб наловили сегодня рыбы на три дня!
– Почему только на три? – с интересом спросила мама.
– Думаю, не позже чем через три дня нас выручат. Я просил Акимыча сообщить о наших делах участковому.
(Мы не знали, что «пароход» Акимыча с испорченным мотором выкинуло на скалы, а сам он, прихрамывая от своего радикулита, медленно бредет дремучим лесом со скоростью сто метров в час.)
Папа сразу же взялся за дело. Рукояткой ножа расплющил на камне монету, придал ей овальную и выпуклую форму. Потом отполировал песком, вбил в нее булавку и загнул кончик. Получилась прекрасная блесна. А из второй булавки он сделал обычный крючок. Мы распустили Алешкин шнур на отдельные нити и связали из них две лески.
Папа проводил нас на берег, показал, как ловить на блесну, посоветовал на другую удочку насаживать тельца мидий, пожелал нам «ни пера, ни чешуи» и, подбросив на плече ружье, отправился на охоту. Задумчиво проворчав при этом себе под нос: «Хотел бы я знать – зачем они украли лодку?» Я – тоже…
Весь день моросил дождь, видно, погода испортилась надолго, до следующего лета. Ветра не было, но волны тяжело накатывались на берег. Мы замерзли, но не ушли, пока не наловили рыбы.
Когда мы, холодные и голодные, вернулись в родную хижину, то сразу повеселели: наш «родовой замок» стал еще теплее и уютнее. Во-первых, папа сложил из плоских камней что-то вроде маленькой, кривобокой печки. В ней жарко рдели угли. Дым из нее поднимался вверх и просачивался сквозь лапник наружу, а в хижине оставался приятный запах от утки, которую мама жарила на своей длиннорукой антипригарной сковороде.
