Анна Устинова - Тайна старого кладбища
Они сошли с дамбы и быстрым шагом двинулись по берегу пруда на кладбище.
– С Игнатьичем я сам разговор заведу, – решительно заявил Вова.
– Только ты не перебивай, если мы будем ему задавать вопросы, – предупредил Командор.
– Ну!
– И слишком долго не говори, – добавил Дима. – А то ведь заведешься, тебя потом и не остановишь.
– Не заведусь, – пылко пообещал мальчик.
Едва войдя в кладбищенские ворота, он резко свернул налево и уверенным шагом устремился вперед по неширокой, но хорошо утрамбованной дорожке. Остальные едва за ним поспевали.
Метров через пятьдесят дорожка круто изогнулась и вывела всю компанию к бревенчатому одноэтажному домику, на фасаде которого корявыми белыми буквами было написано: «Администрация кладбища».
– Какая еще администрация? – уставился на надпись Дима.
– Это Савелий Игнатьевич так себя называет, – пояснил Вова.
– Понятно, – скривила губы в усмешке Маша.
– Не вздумай над ним шутить, – предупредил Вова. – У него с юмором слабо.
Маша кивнула.
Вова ступил на крыльцо, но дверь домика отворилась еще до того, как он в нее постучал. Перед ребятами появился мужчина лет пятидесяти в грязной майке и старых джинсах.
– К администрации есть вопросы? – сурово спросил он и почесал порядком, отросшую седую щетину на подбородке.
– Дядя Савелий! Это же я! – радостно воскликнул Вовка.
– А-а, – потеплел взгляд у «администрации кладбища». – С чем пожаловал?
– Да так просто, – затараторил Вова. – Поговорить. Ребята интересуются.
– Откуда ребята? – Савелий Игнатьевич с подозрением оглядел членов тайного «Братства».
– Из Красных Гор! – выпалил Вова. – Друзья!
– Друзья – это хорошо, – одобрил сторож и шумно высморкался без помощи носового платка.
Брезгливый Дима отвел взгляд.
– Что это с ним? – удивился Савелий Игнатьевич.
– Он кладбищем любуется, – быстро проговорила Маша.
– Возьми себя в руки, – прошептал Петька Терминатору на ухо.
– Кладбище у нас образцовое. – Сторож явно остался доволен Машиными словами. – Старинное.
Но производственные ресурсы пока еще есть. Захораниваем. Большие люди из Москвы обращаются. Иным, которые понимают, охота могилку иметь на лоне природы.
– Например, этой. Где Голубка, – попытался на вести Игнатьича на нужную тему Вова.
– С Голубкой случай особый, – немедленно отозвался Савелий Игнатьевич.
– Почему особый? – рыжеволосая Настя с интересом взглянула на сторожа.
– Да уж такие дела. – Сторож снова принялся, скрести подбородок.
– Какие? – спросила Настя.
– Такие, – ответил Савелий Игнатьевич. – Как оно водится, если могила проклята.
– Дядя Савелий, ты им расскажи, – вклинился Вова. – А то они мне не верят.
– Почему не верят?
– Ну, как-то странно, – сказала Маша. – Мы раньше о таком только в книгах читали.
– А вы после полуночи сюда хоть раз придите, будет вам сразу и книги и кино, – хитро глянул на них Игнатьич. – Вот, к примеру, позавчера…
Савелий Игнатьевич вдруг замолчал, словно бы решая, следует ли продолжать.
– Что позавчера? – Вова даже разинул рот от любопытства.
– Иду поздно ночью, а мне навстречу тот самый хахаль Голубки, – хриплым голосом проговорил сторож.
– Которого подорвали? – вырвалось у Димы.
– Он самый. И главное, я туда, а он мне навстречу. У меня аж мурашки по телу. Думаю: «Все, Савелий, пришел твой последний час». А мужик улыбнулся мне ласково. Я в кусты. Потом осторожненько голову высунул, а его уж нет.
– Ничего себе, – покачал головой Командор.
– Вам, может, и ничего, – проворчал Савелий Игнатьевич, – а я потом целый день отойти не мог.
– Да уж, – искренне посочувствовал Дима, которому совсем не хотелось бы оказаться в такой ситуации.
– Главное, люди такие солидные собрались на похороны, – продолжал Игнатьич. – Четыре легковых «Мерседеса» и еще один, на котором гроб привезли.
– Красиво, – подыграл ему Петька.
– И гроб прямо загляденье, – с уважением произнес Савелий Игнатьевич. – Дерево дорогое, и работа не наша. А цветы – одни сплошные розы. Всю могилу ими в пол человеческого роста засыпали. Я уж их потом частично прибрал, чтобы зря не вяли.
Ребята переглянулись. Похоже, с этих похорон Игнатьич поимел неплохой доход. Тем более что торговля цветами на станции Задоры всегда шла бойко.
– Такие роскошные похороны, – вкрадчиво проговорила Маша, – а на памятнике даже имени покойницы не написали.
– Я Дмитрию Витальевичу то же самое говорил, – отозвался сторож.
– Какому Дмитрию Витальевичу? – насторожился Петька.
– Несчастному возлюбленному, – объяснил сторож. – Которого после взорвали.
Савелий Игнатьевич перекрестился.
– Что же вы ему говорили? – спросила Настя.
– Он памятник как привез устанавливать, я сразу засек непорядок, – тоном профессионала проговорил Савелий Игнатьевич. – Нехорошо, говорю, Дмитрий. Про голубку есть, а имени покойницы не упомянуто. Видно, мастера твои в Москве забыли. Я даже ему предложил одного. Он у нас за умеренную цену, какую хочешь надпись на камне высечет. А Дмитрий Витальевич мне отвечает: «Не надо». Я прямо весь озадачился. Как же не надо? Не по-людски это, чтобы покойница без имени и фамилии оставалась. И даты жизни и смерти требуется увековечить. А Дмитрий ни в какую. Все твердил: «Воля покойницы, воля покойницы. Как ей хотелось, так пусть и будет. Я перед ней кругом виноват».
– Но вы-то, наверное, знаете, как ее звали? – осторожно поинтересовался Петька.
– Вам-то зачем? – испытующе посмотрел на него сторож.
– Как же! Такая трагедия! – воскликнула Настя.
– Мой вам совет: держитесь от этой трагедии подальше, – порекомендовал сторож.
– И правда нехорошо, что человек безымянный лежит, – Маша решила успокоить «администрацию кладбища».
– Не по-нашему это, – вздохнул сторож.
– Вот мы и думаем, – со скорбным видом произнес Дима. – Пусть хоть у нас в памяти останется имя покойницы.
– А ты, я вижу, парень, разбираешься, – с уважением произнес Савелий Игнатьевич.
– Он у нас будущий историк, – тут же вставила Маша.
– Я тоже раньше учителем истории хотел стать, – заулыбался вдруг мрачный сторож. – Но как-то не сложилось.
– Димка у нас, как будущий историк, считает, что никого нельзя забывать, – ляпнул первое, что пришло в голову, Петька.
– Хорошая, парень, у тебя установка! – Игнатьич явно проникался все большим уважением к Диме.
– Он у нас ведет специальную картотеку, – принялась вдохновенно врать Маша.
– Какую картотеку? – перебил ее брат.
– Настоящий будущий ученый! – продолжала сестра. – Все забывает! У тебя же есть замечательная картотека имен современников для будущей книги.
– Так бы сразу и сказала, – наконец сообразил, куда она клонит, Дима.
– И что ты туда помещаешь? – полюбопытствовал сторож.
– Имена, фамилии, даты рождения и смерти людей, которых знал, – боясь, как бы брат все не испортил, торопливо проговорила Маша.
– У тебя что, все знакомые померли? – удивился Савелий Игнатьевич.
– Нет, нет, что вы, – в ужасе замахал руками Дима.
– Откуда же тогда даты смерти? – не понял сторож.
– Он их потом проставит, – вмешался Петька.
– Предусмотрительно, – одобрил сторож. – Иные умные люди себе и могилы заранее оборудуют. Помер, а место уже готово. И памятничек тут как тут. Только дату проставь, и все, как говорится, в ажуре.
– Димка и вас, Савелий Игнатьевич, хочет в свою картотеку занести, – сказала Настя. – Вы человек в наших местах знаменитый.
– Не без этого, – с удовольствием согласился сторож. – Меня многие знают. Ручка с бумагой есть? – повернулся он к Диме. – Сейчас продиктую тебе свои данные.
– Нету бумаги, – развел руками «будущий историк». – И ручки тоже.
– Сейчас принесу. – Сторож удалился в дом.
Вскоре он вышел, держа в руках пожелтевшую пустую квитанцию и простои карандаш, на тупом конце которого явственно отпечатались следы зубов.
– Это еще что такое? – с ужасом уставился на квитанцию Дима: там типографским способом было отпечатано: «Свидетельство о захоронении».
– Не робей, парень, все там будем, – ободрил его сторож. – Ты лучше записывай. Бирюков Савелий Игнатьевич. Родился шестого августа тысяча девятьсот сорок пятого года. Дату смерти после у родственников уточнишь.
Дима старательно записал.
– Дополнительные сведения о жизни требуются? – спросил сторож.
– Пока нет, – ответил за друга Петька. – Мы лучше, Савелий Игнатьевич, еще раз придем с тетрадью и как следует все запишем.
– Приходите. – Такое решение очень понравилось сторожу. – У меня жизнь, вообще-то, интересная.
– Обязательно придем, – пообещали ребята.
Каждому из пятерых было ясно: это прекрасный предлог для нового визита.
