Владимир Мирнев - Живое дерево
— А я разве против?
— Вон, видишь, собака бежит. Ты не читал, как около одного нашего военного завода, где делали секретные межконтинентальные ракеты, всё время бегала собака, а потом оказалось, что у неё вместо глаз были маленькие фотоаппараты?
— Как так?
— Очень даже просто, вместо глаз вставили фотоаппараты. Шпионская оказалась собака! Писали!
— И она фотографировала?
— Пока не поймали. Давай, Фомочка, и мы секретничать, шифровать наш разговор. Вот, например, ты сказал: я пошёл. А нужно говорить: я-хтарма пошёл-хтарма.
— Я-хтарма пошёл-хтарма на котлован-хтарма купаться-хтарма. Так?
— Пошли-хтарма, — Юра выглянул из-за угла мельницы и поднял руку. По дороге от села ковылял старик Шупарский. — Т-ш-ш, впереди враг-хтарма.
— Кто-хтарма? — спросил Санька и тоже осторожно выглянул.
— У нас как на настоящей войне! — восхищённо сказал Юра.
Старик Шупарский, засунув руки в карманы, медленно брёл в сторону котлована. По лугу, между мельницей и котлованом, стояло множество пней, здесь рос когда-то лес. Юра и Санька, прячась за пнями, поползли вслед за стариком, не выпуская его из виду. Санька вскоре выдохся и сел отдыхать.
— Фома, — серьёзно, строго, стараясь не моргать и глядеть Саньке в глаза, спросил Юра, — если я тебе открою тайну, ты никому не разболтаешь?
Санька побледнел и, широко открыв глаза, глядел на Юру, ожидая, что тот сейчас откроет ему тайну, которую так долго скрывал.
— Честное пионерское! — продохнул он.
— Скажи: умри мать моя и отец, если я нарушу эту святую тайну или проговорюсь. Дай сюда мизинец, согни его вот так и держись за мой, а теперь говори. Честное пионерское, клянусь отцом и матерью, братьями и сёстрами!
Санька повторил страшную клятву.
— А теперь стань на колени, опусти голову до земли, чтобы и земля слышала. Повтори.
Санька повторил.
— Дед Шупарский замышляет недоброе. В лесу прячется чужак. Они замышляют убийство. Нужно всё разузнать и выследить их.
— Честное слово?
— Честное слово!
— Ух ты! — проговорил Санька и пополз.
Возле котлована они снова отдохнули и поползли к лесу, в котором, пока Санька давал клятву, скрылся старик.
У высокой, одиноко стоящей берёзы остановились. Юра глядел на лес, потом уселся поудобнее и вдруг увидел рядом с собой длинную, изломанную тень человека. Тень качнулась и легла ему на ноги. Он оглянулся и замер. Рядом стоял старик Шупарский и, прищурившись, глядел на него.
— Хлопче, што тута потерял? — глухим, хитрым голосом спросил старик и присел рядом на корточки, пристально глядя Юре в лицо.
— Да мы ничего не потеряли, — отвечал Юра, стараясь не смотреть старику в глаза.
— А я вот гуся потерял. Куда ж, зараза, он мог подеваться? — добродушно спросил старик.
— И мы гуся потеряли. Мать наказала не приходить домой без гуся, а то убьёт.
— Да ну? Да зачем он вам?
— Как зачем? Наш гусь. Как зачем? Был, а теперь нету. Как зачем? Мы кормили его целую зиму, стерегли, поили, я чистил из-под них кизяк! Как зачем? А вам, дедушка, зачем?
— А чего ж это вы тут шукаете?
— А где? Мы везде ходили.
— А теперь правите в лес? — всё так же добродушно спросил старик.
— Кто ж гуся в лесу ищет, дедушка? Гуси в густой лес не ходят. Мы играем.
— Вот я и думаю, — сказал старик и направился в село.
Юра быстренько вернулся к котловану и искупался. Санька купаться не стал. Старик шёл неторопко, оглядывался, останавливаясь, садился на пень отдохнуть. Ребята обогнали старика и у тока увидели Соню Кенкову. Она пасла телёнка. Рядом ходил дикий гусёнок и щипал травку.
— Что вы ищете? — спросила Соня и покраснела.
— Он гуся потерял, а мать его теперь убьёт, — ответил Санька. — Так, Юра?
— Ничего не убьёт, — не согласился Юра.
— Возьми гусёнка, хочешь? — сказала неожиданно Соня. — А потом, когда подрастёт, мы его отпустим, пусть летит к своим.
Юра был растроган великодушием Сони и тут же стал предлагать ей взамен всё своё богатство — пятнадцать копеек, две шестерёнки от часов. Он готов был отдать Соне всё, что имел, не потому, что она подарила ему гусёнка, а за её поступок, потому что так поступить мог только настоящий товарищ. Юра порылся в карманах и достал зуб от сенокосилки, которым можно из камня высекать огонь.
— На́, — протянул он щедрый подарок.
Соня засмущалась, но взяла его, а пятнадцать копеек вернула. Юра положил гусёнка за пазуху, и они с Санькой пошли.
По дороге Фома завернул к конюшне. Дверь заперта, окна крепко схвачены железными прутьями. Шторма ребята увидели сквозь решётчатое окно. Вначале Юра стал Саньке на плечи и долго любовался красавцем, а затем Санька.
— Как ты думаешь, обгонит он машину, если на прямую дорогу вывести? — спросил Санька.
— А то как же? Шторм, он кого хочешь обставит. Он шпарит по прямой, как межконтинентальная ракета.
— А автомобиль гоночный обгонит?
— Не знаю. Автомобиль больно сильно мчит, только пыль столбом! Вот так! — Юра громко зажужжал, пробежав метров сто, поддерживая одной рукой за пазухой гусёнка.
Они шли домой и весело болтали, забыв о том, что собирались в лесу понаблюдать за чужаком.
Тёплая пыль на дороге приятно щекотала между пальцами ног, идти было легко, весело. Они пылили, сколько могли, и никто не мешал, не запрещал пылить. Мимо них на большой скорости промчалась машина; они погнались было за ней и быстро отстали, но каждый старался показать, что, если бы захотел, всё равно догнал бы машину и это не составило б для него большого труда. С дороги свернули в переулок, и тут Санька толкнул Юру:
— Гляди!
Навстречу им шёл старик Шупарский, низко опустив голову и будто никого не замечая. Ребята, не дыша, готовые в любую минуту дать стрекача, прошли мимо и вздохнули.
— Фома, тебе не кажется, что он следит за нами? Пошли ночью к шалашу, где скрывается чужак, а? Пошли? Всё выведаем, узнаем. А? Что-то он ходит часто туда-сюда. Пошли ночью? Ты не боишься?
— Кто? Я? Да ни в жизнь! Как это ты подумал? Ты что, меня не знаешь? Вот только мать…
— А мы потихонечку. Никто и не узнает.
— Ты думаешь, Борода, так лучше? Задаст она мне такого перцу, сладко не будет. Вот кому разведчиком работать — матери. Я только задумаю что сделать, а она уже всё знает. Откуда? Я ещё никому не говорил, а она всё знает.
— У меня тоже. Мы к утру вернёмся, будто ни в чём не виноваты. Но помни: мой секрет — на сто лет. Я подойду ночью к тебе и три раза свистну. Один раз длинно, а два — коротко. Понял?
— Не беспокойся. Буду ждать.
Гуси лежали возле ворот и чистили перья — к дождю. Под плетнём в тени спал на боку Шарик. Юра опустил гусёнка на землю, и вдруг гуси разом загоготали, вытянули шеи, а гусак, поводя длинной шеей из стороны в сторону и будто советуясь с гусями, то и дело поворачивал к ним свою маленькую головку, а затем, прогнув шею к земле, сделал к гусёнку угрожающую пробежку. Гусёнок запищал и бросился наутёк. Гусак повернулся к гусям, и гуси загоготали, засовещались. Юра положил гусёнка за пазуху и понёс его в дом.
Дядя Антон, отец, мать, бабушка, Николай и Цыбулька сидели за столом. Только Надя ходила по горнице и шептала:
Зачем вы посетили нас?
В глуши забытого селенья
Я никогда не знала б вас,
Не знала б горького мученья.
Мать то и дело подаёт на стол хлеб, картошку, потом вдруг срывается с места и бежит в погреб за грибами и сметаной. Дядя доволен. Он без кителя, сидит рядом с отцом и говорит:
— Егор, до́бра у тебя жёнка. У меня — я всё подай, а у тебя — прямо золото. Повезло тебе.
Отец хочет показать, что это на самом деле так, и говорит:
— Мать! Не хочу этого, а вон дай того!
— Чего того?
— Мать! Ну да ладно, давай, что есть.
— А ну-ка, Юрий, какое хочешь яблоко? — спрашивает дядя.
— Мне вон то! — попросил Цыбулька именно то яблоко, на которое рассчитывал Юра, стесняясь показать на самое большое и, конечно, самое румяное яблоко. Он на него поглядывал, как только сел за стол, и вот Цыбулька словно угадал Юрины мысли.
— Мам, откуда тут у нас гусёнок? Он мне мешает учить! — сказала из горницы Надя.
— Какой гусёнок? Что за гусёнок? Откуда? — всполошилась мать и взяла у Нади из рук гусёнка.
— Дали, — ответил односложно Юра.
— Кто дал? Где взял? Отвечай! — сердито спросила мать. — Отнеси сейчас же, где взял.
— Нигде не брал. Дали.
— Если ты сейчас же не отнесёшь, чтоб духу твоего больше дома не было! Я кому сказала! Ещё этого нам не хватало! Где взял, говори? Чего молчишь? Где взял?
— Соня Кенкова дала.
Мать выбежала вместе с гусёнком из дому. Юре обидно стало, что ему не поверили именно сейчас, когда за столом сидит дядя Антон. Цыбулька был доволен, что на Юру накричали, взял со стола второе яблоко и положил его в карман.
