Лев Давыдычев - Генерал-лейтенант Самойлов возвращается в детство
Иван Варфоломеевич знал, что врагов речами, даже самыми умными, самыми сердечными, самыми справедливыми, самыми доброжелательными, ни на йоту не переубедишь. Тот, кто хочет воевать, будет заниматься этим жестоким, бесчеловечным и грязным делом. Но зато можно, нужно и необходимо, чтобы все честные люди нашей планеты знали, что есть на свете несокрушимые и необозримые силы, способные не только не испугаться наистрашнейшего агрессора, но и заставить его забыть о возможности даже втайне мечтать о войнах. И чем больше людей на планете будут верить в силы мира, тем хуже придётся воякам.
Иван Варфоломеевич словно и не заметил, что уже произносит речь. Приведу из неё лишь ту часть, которая имеет непосредственное отношение к нашему повествованию, и с вашего позволения, уважаемые читатели, изложу для краткости мысли ученого своими словами.
Итак, враги мира страшны, помимо всего прочего, ещё и тем, что уничтожают детей страшными, изуверскими способами, лишают их детства — самой прекрасной поры жизни. Поэтому одна из главнейших и благороднейших задач борцов за мир — борьба за счастье детей, за то, чтобы детство каждого ребёнка на планете было замечательным. Враги мира — это в первую очередь враги детей, — своих и наших. Обратите внимание: мы должны беспокоиться и о детях врагов мира, искать возможность доказать им, что детство бывает не только головорезным и жестоким, а светлым и добрым. Да здравствуют дети всей планеты — её будущая и её великая, ничем не заменимая надежда!
Речь Ивана Варфоломеевича не просто имела огромный успех, а произвела на слушателей сильное сердечное впечатление. Вот тогда-то он и разволновался самым серьёзным образом и едва сдержал себя, чтобы не рассказать о своей сокровенной мечте — создании живых зверюшек-игрушек, о том, что эта мечта близка к исполнению. Не рассказал он и о происшествии в здешнем магазине детских игрушек, с которыми можно проводить маневры под названием «Сегодня играем — завтра воюем!».
Но и того, что он сказал, оказалось достаточно, чтобы враги всполошились, взбеленились, ещё больше озверели. Доказательства этого он получил уже вечером.
В номере Иван Варфоломеевич налил чай из термоса, включил телевизор и увидел на экране… себя! Голос его звучал глухо, как бы в отдалении, голос переводчика — громко и четко. Иван Варфоломеевич, хотя и не очень владел иностранным языком, но с удовлетворением отметил, что мысли его передаются правильно, и мысли эти, не будем зря скромничать, звучат убедительно, современно и даже своевременно. Он ещё раз порадовался тому, как душевно и восторженно принимал его зал, но когда на экране появился следующий оратор, Иван Варфоломеевич долго не мог понять, почему у него от возмущения задрожали руки, сердце захлестнула боль, и он бросился к телевизору словно не для того, чтобы выключить, а — разбить!!! Ведь из речи убрали самое главное — ту часть, где Иван Варфоломеевич говорил о судьбах детей всей планеты как о её будущем и её великой, ничем не заменимой надежде!
Зачем это сделали?
Совершенно ясно, зачем: а вдруг вздрогнут сердца хотя бы матерей и бабушек наших врагов или даже отцов и дедушек? Вдруг им возмечтается, чтобы сын и внук готовился не к службе вояки-убийцы, а собирался бы, например, стать врачом, токарем, учителем или инженером?
Желая хоть сколько-нибудь успокоиться, Иван Варфоломеевич сел полистать вечерние газеты, которые любезно, как он сначала решил, кто-то из персонала отеля положил на стол в его отсутствие.
И на первой же странице первой же газеты, которую он взял, Иван Варфоломеевич опять увидел… себя! Он стоял в магазине детских игрушек с поднятым вверх кулаком, широко раскрытым ртом!
Подпись под снимком сообщала, что советский ученый Мотилетшник (так звучала его фамилия на иностранном языке) возмущается, что в магазине нет детских игрушек типа «Хиросима» или «Нагасаки»! И тут же было напечатано крупными буквами:
ВСЕМИРНО ИЗВЕСТНАЯ ФИРМА ПО ПРОИЗВОДСТВУ ДЕТСКИХ ИГРУШЕК
«МЕМЕНТО МОРИ!»
(«ПОМНИ О СМЕРТИ!»)
В СКОРОМ ВРЕМЕНИ ПРИСТУПИТ
К ИСПОЛНЕНИЮ ПРОСЬБЫ ИЗВЕСТНОГО СОВЕТСКОГО УЧЕНОГО-ВЫПУСКУ ДЕТСКИХ НАСТОЛЬНЫХ ИГР «ХИРОСИМА» И «НАГАСАКИ»!
Не успел обескураженный и, скажем прямо, уважаемые читатели, напуганный (а вдруг кто-то и поверит этой несусветнейшей клевете, и его речь на форуме сторонников мира окажется бесполезной!) Иван Варфоломеевич прилечь, чтобы хоть отдышаться, унять дрожь в руках, как раздался настойчивый и требовательный стук в дверь.
На приглашение войти, которое хозяин номера произнес совершенно машинально, вошли двое мужчин в одинаковых ультракоричневых костюмах, чёрных рубашках, повязанных белыми галстуками, усеянными малюсенькими фашистскими свастичками.
Один из вошедших, седой, невысокого роста, был в огромных очках кровавого цвета; второй — высокий, широкоплечий, русоголовый, в очках с зеркальными стеклами, в которых во время последующего разговора отражались два маленьких Ивана Варфоломеевича.
А он никак не мог определить, почему ему сразу стало страшно, в душе тут же возникло предчувствие беды, но, быстро совладав с собой, он предложил незнакомцам присесть, извинился, что вынужден принять лекарство, — проглотил успокоительные таблетки. Неведомый страх постепенно исчезал, а недоброе предчувствие оставалось.
— Извините, многоуважаемый господин профессор, за внезапное вторжение, — сказал седой в очках кровавого цвета на русском языке с чуть заметным иностранным акцентом, — и разрешите представиться. Мое имя Прэ Зидент, а это мой молодой, относительно, конечно, коллега Серж фон Ллойд. Мы знаем, что вы устали, не очень здоровы: брали в аптеке успокоительные таблетки, понервничали в магазине детских игрушек и так далее и тому подобное. Постараемся не долго вас утомлять. По-русски мы говорим оба, и это значительно облегчит нашу нелегкую беседу.
Надо ли говорить, уважаемые читатели, что слова Прэ Зидента всполошили и без того растревоженного Ивана Варфоломеевича? Но он сделал вид, что его ничего не смутило, и сказал, сколько ни сдерживался, недружелюбным тоном:
— Да, я устал, плохо себя чувствую и совершенно не расположен к разговорам с незнакомыми людьми. Прошу покороче. Чем могу служить?
— О! О! О! — понимающе воскликнул Прэ Зидент и долго, задумчиво, с сожалением кивал головой. — Искренне соболезнуем вам, но разговор наш имеет в первую очередь огромное, может быть, решающее для всей вашей жизни значение.
Серж снял очки с зеркальными стеклами, в которых до этого отражались два маленьких Ивана Варфоломеевича, и пронзительно, изучающе разглядывал его, и под этим взглядом ученому становилось всё более не по себе. Серж водрузил очки на место, и Иван Варфоломеевич опять не мог оторваться от своих маленьких отражений в зеркальных очках.
— Мы имеем сведения о прискорбном случае с вами в магазине детских игрушек фирмы «Мементо мори!», — неторопливо заговорил Прэ Зидент, — что в переводе с латинского на ваш язык означает…
— Знаю, знаю! — раздражённо перебил Иван Варфоломеевич. — Помни о смерти! Довольно странное название для фирмы по производству детских игрушек! Правда, если учесть, какие— игрушки предлагает эта фирма… Кстати! — он показал, Прэ Зиденту на снимок в газете. — Читали? Может быть, вы имеете отношение к этой подлой клевете?
— Некоторое, — скромно ответил Прэ Зидент и оживлённо начал объяснять: — По-вашему — подлая клевета, а по-нашему — отличная реклама и для вас, досточтимый профессор, и для фирмы. Минуточку! — Жестом, в котором, явно проскользнула повелительность, он предложил ученому сесть. — Сейчас вы всё узнаете. И я не завидую вам, так уж слишком горячо заботящемуся о судьбах чужих детей! Позвольте полюбопытствовать, глубокоуважаемый господин профессор, а где ваши собственные дети?
Тут Серж опять снял зеркальные очки, Иван Варфоломеевич перестал в них отражаться, и от этого ему словно бы стало чуточку легче, хотя недоброе предчувствие давило на сердце. Беспокоил его и холодный, пристальный взгляд Сержа.
— Моя семья погибла, — глухо ответил Иван Варфоломеевич, — под первой же бомбежкой, во время войны. А второй семьи я не завел. Да какое вам дело до меня?
Прэ Зидент подчеркнуто сочувственно покачал головой, задумчиво помолчал, переглянулся с Сержем и тоном приказа посоветовал:
— Примите на всякий случай ещё успокоительных таблеток.
— Это шантаж, — слабым голосом выговорил Иван Варфоломеевич. — Я сейчас же позвоню в наше посольство.
— Не имеет, смысла, — Прэ Зидент криво усмехнулся. — Мы пришли не шантажировать вас, дорогой господин профессор, а помочь вам, доставить вам необычайную радость. Примите, примите таблетки, сейчас вам будет очень и очень тяжело, но — повторяю! — не по нашей вине. Мы желаем вам только добра.
