Андрэ Маспэн - Дело о радиоактивном кобальте
Сен-Дени остался далеко позади, автобус приближался к аэропорту Бурже. Навстречу нам все чаще попадались автомобили с тяжелыми грузами. Скоро мы проехали лес Санли и от города с тем же названием направились в Компьен. Дорога начала кружить, и инженер завода обратил наше внимание на знаменитые песчаные карьеры, поставлявшие сырье заводам Шантрена.
Когда мы миновали Шантрен, горы угля и первые мощенные камнем улицы напомнили нам о приближении севера. Часовенка в каком-нибудь поселке с красивым названием, домики рабочих чередовались с заводами — первыми признаками севера с его гигантской индустриальной мощью. Мы обратили внимание на большое кирпичное здание завода и вслед за тем, вскоре после поворота, увидели высокие трубы Сен-Гобэна.
Автобус скоро достиг решетчатой изгороди завода и примерно через километр, свернув вправо, остановился у места назначения. Мы вышли, и инженер проводил нас в обширный конференц-зал, где наш взгляд привлекли витрины, на которых демонстрировались изделия Компании Сен-Гобэн, известные во всей Франции: бутылки различных форм и размеров, медицинское и лабораторное стекло, стекло для автомобилей и витрин, изоляторы для линий высокого напряжения и многое другое. Оконное стекло прекрасной прозрачности, длиной в двадцать пять метров, украшало всю стену зала. Оно было изготовлено итальянским предприятием Сен-Гобэна. По другую сторону зала помещался большой макет стекловаренного производства Шантрен.
Нам предстояло осмотреть только один из производственных агрегатов, так как другой еще только устанавливался. Трубы, которые мы видели, были сейчас лишними. Они относились к периоду, когда в печах изготовляли только кухонную посуду и сервизы, то есть ко времени основания Сен-Гобэна, XVII веку, эпохе Людовика XIV.
Затем мы вышли на большой двор, часть которого была превращена в парк. Над нашими головами проплывали вагонетки подвесной дороги, перевозившие песок и другие материалы для производства стекла. Вагонетки доставляли сырье прямо на баржи, направлявшиеся с грузами непосредственно в Шантрен; там эти грузы сбрасывались в огромные цементные резервуары. Нам объяснили, что песок составляет 75 % сырья, используемого для производства стекла, и что стекловаренным печам требуется ежедневно 75 тонн песка. Кроме того, добавляют углекислую соду, известняк и в малых количествах доломит, горный шпат, не говоря уже о «примеси» — толченом стекле. Все эти элементы составляют в печи массу, из которой получается стекло, но каждый входит в нее в строгой пропорции. Поэтому, начиная с цементных резервуаров, транспортные средства доставляют материалы на автоматические весы. Там их взвешивают отдельно. Каждые девять минут открываются люки, выбрасывая составные части в их точной дозировке на один и тот же транспортер, по которому их направляют в печь.
Все происходило, как по нотам и обходилось без помощи рук человека.
Вслед за нашим гидом мы вошли в стекловаренный цех. Он был настолько грандиозен по размеру, что еле виднелся его конец. Ошеломленные товарищи прижались ко мне. То же невольное ощущение сплотило и другую группу экскурсантов.
Это была инстинктивная защитная реакция, вызванная при виде огромных размеров зала и колоссального агрегата, занимавшего середину зала и терявшегося где-то вдали. Все были поражены величием машин, их умным, автоматическим действием. Людей не было, если не считать нескольких техников, находившихся в небольших застекленных галереях вдоль стен, с обеих сторон. Там циферблаты, рукоятки управления, разноцветные лампы и тысячи других контрольных приборов составляли два огромных щита, которые также свидетельствовали о невероятной степени автоматизации производства.
Первой составной частью агрегата была построенная из кремнеземных кирпичей и огнеупорных материалов печь величиной в трехэтажный дом.
Прямоугольный бассейн вмещал 850 тонн расплавленного стекла. Во внешней стенке бассейна имелись большие контрольные отверстия. Это позволило нам, вооружившись из предосторожности защитными дымчатыми стеклами, заглянуть внутрь на клокочущую, искрящуюся лаву. Казалось, мы на краю кратера вулкана во время извержения. Мы узнали, что там поддерживалась температура 1550 градусов. Но при выходе внизу, где находились «губы» печи, температура падала уже до 1100 градусов. Стеклянная масса попадала в пространство под прокатными валами, которые охлаждались холодной водой. Стекло, прокатанное ъ охлажденное, превращалось в ленту 2,58 метра ширины — сначала мягкую и подвижную, как лава, затем — темно-красную, оранжевую и наконец — прозрачную и твердую, т. е. в необработанное стекло. Лента длиной в 4 километра! Сто семьдесят тонн ежедневно выходило из печей Шантрена. Эту ленту стекла охлаждали постепенно, регулируя напряжение: нельзя допускать, чтобы «сердцевина» стекла была горячее, чем поверхность; это могло привести к появлению трещин в стекле. Постепенное охлаждение происходило в туннеле длиной 70 метров; на этом пути температура стекла падала до 400 градусов.
Из любопытства мы побежали к другому концу туннеля: «стекольная» лента выходила оттуда и продолжала охлаждаться на воздухе. Стекло зеленого бутылочного цвета сохраняло на своей поверхности царапины, небольшие волны, образовавшиеся, когда оно было еще в пластическом состоянии. Необходимо было его выровнять и отшлифовать.
Действительно, стекло «приглаживалось» во время первой обработки, но самый процесс шлифовки поразил нас. Пройдя через туннель охлаждения, стекольная лента оказывалась под двумя трехтонными шайбами, двигавшимися в противоположных направлениях и выравнивавшими ленту с обеих сторон. При движении шайб раздавленный на поверхности ленты песок сыпался в воду. Пятнадцать пар одинаковых шайб двигались непрерывно. Но раздавленный песок с каждым разом становился все мельче. Диаметр зерен уменьшался с полумиллиметра до двадцатипятитысячных миллиметра при прохождении последней пары шлифовальных шайб.
Как происходила очистка и распределение зерен песка. Я насторожился, слушая объяснения нашего гида. Насколько я понял из его объяснения, песок удалялся в ходе обработки. В общем это давало брак в 25 тонн стекла, и в то же время 50 тонн песка обращались в пыль. Это нас просто ошеломило: но весь процесс двусторонней шлифовки был весьма экономичен, и таким образом достигалась абсолютная гладкость обеих поверхностей.
Я подумал, не применялся ли при этом способе шлифовки какой-либо радиоактивный элемент? Я понятия об этом не имел, но если радиоактивный кобальт где-то применялся… то весьма возможно и при подобном производственном процессе…
Короче, я подошел к Голове-яйцу и прошептал ему на ухо мои предположения. Я не без грусти заметил, что парень совершенно забыл о цели нашего посещения Сен-Гобэна. Я сделал вывод, что и остальные «сыщики» ничем от него не отличались, так как их внимание было поглощено показанными нам необычными вещами.
Голова-яйцо сразу же мне повиновался. Я увидел, что он присоединился к группе техников и подошел к нашему гиду, который разглагольствовал, как долгоиграющая пластинка. Я не мог видеть, что там происходило, но вскоре я заметил, что Голова-яйцо возвращается ко мне.
— Ну, что он тебе сказал?
— Ничего, — ответил он смущенный. — Он смотрел на меня с недоумением. Вот и все.
— Он тебе не сказал, что радиоактивный кобальт…
— Ничего, говорю тебе. Если бы я приставал, он бы меня выругал…
Я пожал плечами и подошел к Бетти посоветоваться. Она также считала, что мы должны попытаться «прощупать» инженера в другой раз.
Мы остановились в конце потока, где автомат, снабженный огромным алмазом, разрезал ленту на квадраты. Теперь они проходили полировку, придававшую стеклу абсолютную гладкость и прозрачность. Полировка происходила посредством сотни полирующих кругов, снабженных фетровой прокладкой м смоченных в окиси железа с очень тонкими зернами, так называемым крокусом. Техники проверяли качество полировки новым способом…
Инженер Компании объявил нам, что здесь на каждый квадратный метр приходится 30 граммов стекла-брака… Тут я отважно возник перед нашим гидом:
— Скажите, пожалуйста, не применяются ли радиоактивные элементы в контрольных приборах?
Инженер, — у него, несмотря на молодость, были морщины вокруг глаз и брови, похожие на восклицательные знаки, — явно смутился:
— Мое дитя, — сказал он, — вы слишком любопытны. Знайте, что на нашем заводе есть секреты производства. К тому же мы сейчас накануне пуска системы…
Я не дал ему окончить, а пошел напропалую.
— Мсье, — сказал я, — мы хотели бы узнать как можно больше.
Я уверен, если бы г-н Даву был здесь…
— Как, — удивился инженер, — вы знаете г-на Даву?
— Прекрасно, — ответил я, набравшись храбрости.
