Николай Тёмкин - Морской дозор
Мюнхгаузен быстро обулся. Валенки пришлись как раз впору. Можно было приступать к совместным поискам. Но сначала он перенёс Марусю, всё ещё лежавшую в забытьи, на солнечный пригорок – известно ведь, что солнечные лучи обладают необыкновенной жизненной силой. Помощница следователя по особым делам дышала спокойно и ровно, никаких опасений её состояние не вызывало. Отдохнёт ещё немного – и очнётся.
Глава пятнадцатая Полная путаница
Тем временем из леса, окружавшего прогалину, внезапно раздался треск валежника, донеслось шумное дыхание…
– Никак мой старик? – ахнула старуха, переминаясь с ноги на ногу.
– Тише! – прошептал барон. – Наверное, олень! Жаль, что у меня с собой ружья нет.
Густые ветви столетних елей заколыхались, и на прогалину, продираясь сквозь заросли, выскочила Баба Яга.
– Стой! – крикнула она истошным голосом. – Руки вверх!
– Как вам будет угодно, – с достоинством произнёс Мюнхгаузен, поднимая руки.
– Да я не вам, – отмахнулся сыскной агент, – у вас лицо открытое, хорошее. Это мы давно заметили и в протокол занесли. Я – ей. Попалась, преступница!
Старуха ойкнула и запричитала:
– Просидела я у синего моря ровно тридцать лет и три года…
– А теперь, – отрезала Баба Яга, – ещё лет пять просидишь!
– Это ещё почему?
– Потому что босая! Преступник, похитивший пушку капитана Сильвера, тоже был босой. Это данные неопровержимые. Всё одно к одному.
Старуха, ничего не понимая, даже приоткрыла рот от удивления и безмолвно застыла как статуя. А вот барон, наоборот, начал кое-что понимать.
– Выходит, – обратился он к Бабе Яге, опустив руки и прижав их груди, – это вы следственная старуха, опытная и въедливая, а не она?
– А кто сомневался? – подтвердила Яга. – Она – подследственная старуха, а я – Б. Яга, сыскное агентство «Морской дозор».
Мюнхгаузен резко обернулся к подследственной старухе:
– Зачем же вы меня обманывали? Стыдно это! – и доверительно сообщил агенту: – Вы-то мне и нужны! Помогите! Я барон Мюнхгаузен! У меня похищены сапоги!
– Дело о сапогах, – оборвала его Баба Яга, – я выделяю в особое производство. А сейчас вы помогите мне. Надо сличить улики.
– Дурачины вы, простофили! – старуха от ужаса вновь обрела дар речи. – Это что ж за такие улики? Отпустите меня на покаянье!
– Поздно тебе каяться, – буркнула Яга, доставая из кармана листок с отпечатком босой ноги. – Теперь надо держать…
– Ответ! – подхватил барон.
– Да не ответ – старуху!
И правда: подозреваемая с неожиданной резвостью бросилась прочь. Но куда там! Мюнхгаузен быстро поймал её и крепко обхватил за талию. Баба Яга приложила улику к ступне старухи, отбивавшейся что было сил.
Та зашлась мелким смехом:
– Ой, щекотно, отпустите! – и вырвалась из объятий барона.
– Ничего, сейчас я её опять словлю! – изготовился к новой схватке тот.
– Не надо, – остановила его опечалившаяся Баба Яга. – Ошибочка вышла. Не подходит отпечаток. Снова нет у меня подозреваемых. – И пряча листок обратно в карман, добавила в свое оправдание: – А всё-таки преступник был без обуви!
– Ах, так вот оно что! – сообразила старуха. – Это ж не я без обуви, а он без обуви! Он в моих валенках!
Баба Яга, сурово насупившись, взглянула на барона:
– Ясненько. Значит, вы разбойным образом отобрали у старушки обувь…
– Да как вы могли такое подумать? – всполошился барон. – Сами же говорили: лицо у меня открытое, хорошее. Мы с ней сговорились!
– Час от часу не легче! – откликнулась Баба Яга. – Значит, вырисовывается преступный сговор двух или более лиц. И в данном случае выражение того или иного лица не имеет значения.
– Погодите-погодите, – стараясь сохранять спокойствие, убеждающе заговорил Мюнхгаузен. – Сейчас я всё объясню. У меня украли сапоги.
– А у меня – корыто, – вмешалась старуха.
– Не частите! – одёрнула собеседников Баба Яга. – Дайте разобраться. Итак, вы не босая, но у вас похитили корыто, а вы в валенках, но босой, потому что у вас пропали сапоги, а лицо у вас всё-таки хорошее, честное, я тогда ещё это заприметила, когда вы отдыхали у пушки, которую стащили у капитана Сильвера… С ума сойти можно! И оба вы при этом невиноватые…
– Наконец-то всё выяснилось! – хором сказали старуха и барон.
Баба Яга думала иначе. Совершенно запутавшись, она отошла в сторону и обессилено опустилась на солнечный пригорок. Следствие оказалось нелёгким. Как тут разберёшься со всеми в одиночку? Хоть бы кто-нибудь помог! Так нет же – одна, совершенно одна! Алёша отдыхает в агентстве, да и не разгуливать же ему по Лукоморью в одних трусах – ведь одежда-то его утонула, оказавшись балластом. А Маруся… Ой! Да вот же она!
Увидев рядом с собой неподвижно лежащую помощницу следователя, Баба Яга всполошилась.
– Маруся! Да ты никак заболела? Что они с тобой сделали? – закричала она, снова вскочив на ноги и осуждающе глядя на Мюнхгаузена и старуху.
Маруся открыла глаза и сладко потянулась:
– Не беспокойся, со мной всё в порядке.
– А со мной нет, – призналась Баба Яга. – У меня полная путаница…
– Да уж знаю. Я всё слышала, только вмешиваться сил не было. Полетала немного, вот и пришлось с непривычки отлёживаться.
– Полетала? – недоверчиво переспросила Яга. – Как это? Ступы у тебя вроде нет, да и на Сороку-Белобоку ты не очень похожа…
– Сорока-Белобока кашу варила! – тут же раздалось откуда-то сверху. На разлапистой ветке удобно устроилась птица-кашевар.
– Давно тут? – спросила Маруся.
– Только что прилетела, – ответила Белобока. – Меня Алёша послал. Лети, говорит, оповести всех, кого найдёшь, пусть приходят к избушке, в агентство «Морской дозор» то есть. Появились у него, говорит, кое-какие мысли, обсудить надо. Короче говоря, назначается общее собрание.
Глава шестнадцатая Общее собрание
Чтобы не тесниться внутри агентства, вынесли из избушки стол и табуретки, расселись на берегу, на свежем воздухе. Алёша в трусах занял председательское место.
– Общее собрание объявляется открытым, – начал он торжественно. – Присутствуют: сыскной агент Баба Яга, помощница следователя по особым делам Маруся, барон Мюнхгаузен, Сорока-Белобока и… – Алёша посмотрел вопросительно.
– Старуха, – представил барон новое для Алёши лицо. – У неё пропало корыто.
– Корыто, – задумчиво повторил председательствующий. – Пропало. Интересно почему? И как?
Старуха собралась было поведать подробности пропажи, но её прервал капитан Сильвер. Прихрамывая, он, не глядя по сторонам, решительным шагом появился из-за дюны, понурый и мрачный.
– Сто морских чертей! Хватит! Надоело мне прятаться в лесу. Но имейте в виду, что я пришёл совершенно добровольно. С повинной. Всё, сдаюсь!
– Наконец-то! – воскликнул Мюнгхаузен. – Наконец-то он решил всё-таки признаться, что похитил мои ботфорты!
– Барон? – удивлённо вытаращил глаза пират. – Живой? Я ведь тебя убил!
– Заверяю вас, – не задержался с ответом тот, – что барона Мюнхгаузена убить не так-то просто! А сапоги извольте вернуть!
– Да забудь ты про сапоги, пробоина в бок! – лицо капитана немного посветлело, глубокие морщины слегка разгладились. – Выходит, я не двух укокошил, а только одну Бабу Ягу?
– Да ты что болтаешь, мил-человек? – всплеснула руками Яга.
– Вот значит как?! – закричал Сильвер. – Обманули меня, облапошили! Оба живы, здоровы! Два сапога пара!
Барон понимающе усмехнулся:
– Проговорились, капитан! Именно! Два сапога – конечно, пара. Отдавайте мои ботфорты!
Сильвер только отмахнулся:
– Отстань! Раз уж я никого не убил, явка с повинной отменяется. Всё! Хватит! С вами каши не сваришь!
– Ой, и правда! – живо откликнулась Сорока-Белобока. – Спасибочки, что напомнили, мне ж кашу пора варить! – И улетела, бормоча: «Сорока-Белобока кашу варила…»
Сильвер тем временем сердито продолжал:
– Пушку мою не нашли – и пусть. Надоело мне тут. Счастливо оставаться, уплываю! Там, в бухточке, припрятано старое корыто…
Старуха от радости даже подпрыгнула:
– Ох, бывают же счастливые вести! Потерялось моё старое корыто, а теперь оно снова отыскалось!
– Не твоё корыто, а моя шлюпка, – оборвал её капитан. – На ней и уплыву, – и он повернулся, собираясь уходить.
– Останьтесь, капитан, – властно остановил его Алёша, разглаживая на столе листок, которым Яга когда-то прикрывала чай, чтобы мухи не нападали.
Сильвер вздохнул и присел на табуретку, освободившуюся после того, как улетела Белобока.
– Итак, – негромко, словно сам для себя, стал рассуждать следователь по особым делам, – вырисовывается довольно странная картина. Пропала пушка, пропали сапоги, пропало, как недавно выяснилось, корыто. Я ничего не пропустил?
