Собрание сочинений Яна Ларри. Том третий - Ларри Ян Леопольдович

В конце июля, когда постройка большого дома подходила к концу, в артель приехали шефы. Удивлению не было границ. Они ходили за Мишкой по пятам и, слушая его восторженные объяснения, удивлялись на каждом шагу.

— Ну, ребята, этого дела нельзя так оставить! — волновался Андрюша. — Мы должны все это записать и потом в газету.

Кротов то и дело приговаривал:

— Здорово!.. Что значит коллективный труд…

— Это да! — прищелкивал языком Маслов.

Лишь только пионеры позавтракали молоком, Мишка повел их во двор. Посредине двора возвышался огромный недостроенный дом. Пустыми окнами он смотрел на раскинувшиеся вокруг него правильными рядами постройки, и стены его дышали запахом смолы.

Ребята вышли в поле.

Вокруг простирались, качаясь под ветром, тяжелые хлеба. Повсюду тянулись прочные изгороди, которые были недоступными ни для свиней, ни для кроликов, ни для рогатого скота. На склонах холмов шумел овес и зеленел клевер. Низины были засеяны люцерной. Кое-где чернели как темный бархат куски пара.

Весь день бродили шефы, осматривая хозяйство. Но теперь оно было так велико, что осмотр отнял у них и второй день.

В тот день, когда уезжали пионеры, коммунщики устроили собрание. На этом собрании Федоров выступил с большим докладом о работе артели, который был заслушан в напряженной тишине.

Заканчивая свой доклад, Федоров сказал между прочим:

— Устав у нас, товарищи, артельный, а как вы сами знаете, вот уже два года живем мы коммуной. Нужно нам, стало быть, сделать все это по форме. Как полагается. И еще надо бы придумать какое названье. А то путаница часто бывает.

— Что ж, — сказал Тарасов, — решили мы будто бы заниматься больше птицей. Остальное же вроде подсобное у нас. Ну, так я полагаю, хорошо бы назвать нашу коммуну «Крылья», а потому как на этих крыльях мы поднимаемся к светлой жизни.

— А какие крылья?

— Я предлагаю — Красные крылья! — крикнул Никешка.

— Красные? — подумал Семен. — Нехорошо! Смешно выходит. Тут журнальчик один мне попался, так в нем карикатура такая: красный уголь, красная мука и другая несуразица. Может, назовем «Золотые крылья»?

— А к чему бы это?

— К тому, значит, что подымаемся мы на крыльях. А куда поднимаемся? Тут-то и надо сказать. Поднимаемся, дескать, к золотой жизни.

— Ловко!

— Стойте, товарищи, — сказал Федоров, — я предлагаю другое названье… Давайте назовем нашу коммуну «Пионер».

— Ур-р-ра! — закричали ребята. Андрюша подбросил фуражку вверх и крикнул:

— Да здравствует коммуна «Пионер»! Ур-р-ра!

— Ур-а-а-а-а!

— Товарищи! — засмеялся Федоров. — Я хочу сказать вот что: конечно, и золотые крылья хорошее названье, однако «Пионер», это названье по праву принадлежит коммуне… Начали все это дело ребята. Начали с пустяков. Не было бы ребят, так мы, может, еще три года чего-то ждали… Я предлагаю назвать коммуну «Пионер».

— Ура-а-а-а!

— Эва, ребят как разбирает! — сказал Юся Каменный. — Ну, уж коли так, коли такое названье им по нраву — пусть будет «Пионер».

— Что ж, — почесал затылок Никешка, — по совести ежели говорить, так ребята действительно… зачинщики они, конечно…

— Так я голосую! — сказал Федоров. — Кто за то, чтобы наша коммуна называлась «Пионер», прошу…

Лес рук взлетел вверх, и дружное «ура» прокатилось над озером.

Встревоженные этим криком гусиные стада подняли на озере невообразимый шум.

К осени в коммуне появилось электричество. Проводку закончили одновременно и в новом доме, и во всех хозяйственных пристройках.

Посреди двора на высоком столбе был подвешен большой круглый шар, который вечером заливал весь двор мягким, молочным светом.

В новой свинарне, где дремали 18 ожиревших свиней, откормленных до того, чтобы они уже не могли подняться с пола, горели голубые лампочки, которые действовали на свиные нервы успокаивающе. Все остальные пользовались обычным светом.

Однажды утром из соседней деревни пришли в коммуну крестьяне. Они столпились у широкого крыльца большого дома в тот час, когда коммунары садились обедать.

— Эй, кто тут есть? — кричал здоровый детина в бараньей шапке.

Тарасов высунулся в окно.

— Ну?

— Пришли вот посмотреть! — заявил детина. — Из Пустомержи мы… слышали, как хозюете, ну и пришли вот… Может, и сами возьмемся… Думка-то давно у нас есть, а примера еще не видали.

— Смотрите! — засмеялся Тарасов. — У нас тут все двери настежь… Однако перед тем, как начать осмотр, милости просим отобедать с нами… Видно, бабка вам ворожит: прямо к обеду попали.

Делегация прошла в общую столовую.

Сели за стол. Посмотрели делегаты в чашки и миски и переглянулись многозначительно, а востроносая баба пожевала губами и спросила:

— Ай праздник у вас какой?

— Почему праздник? — удивились коммунары.

— Да вон, — повела рукой над столом востроносая, — понаставлено-то всего.

Делегаты дернули ее за рукав.

— Сиди, Варвара, не выказывай серости.

Варвара смущенно замолчала, однако во время обеда то и дело сокрушенно головой качала.

— Ну ж и жрете вы, прости господи!

— Плохо, что ли? — засмеялись коммунары.

— Плохо, — вздрогнула Варвара, — да мы в праздники этого не видим.

— Поехала! — нахмурился бородатый. — Будто товарищам интересно это!

— Почему ж не интересно, — усмехнулся Федоров и выразительно посмотрел на Кузю и Никешку, — а вот вы спросите их, какие разносолы вначале ели.

Но так как Никешка сделал вид, что он оглох, а Кузя поспешил забить свой рот куском жирной свинины, Федоров сказал:

— Турнепс лопали!

И, улыбаясь, он рассказал о первых, тяжелых днях коммуны.

Детина в шапке смотрел с восторгом в рот Федорова и толкал поминутно своих соседей:

— Видали? Вот он, коллективный труд-то… От турнепса живым манером к такому роскочеству. Что, не моя разве правда?

Обед кончился.

Делегаты начали осматривать коммуну.

Осмотрели птичники, крольчатник, амбары, а когда пришли на скотный двор, остановились как вкопанные.

В теплом дворе стояли, лениво поглядывая на электрические лампочки и медленно жавкая жвачку, упитанные рослые коровы.

— Чисто слоны, — продохнул один из делегатов.

Гладкий деревянный пол, покрытый свежей соломой, аккуратные кормушки, обилие света и теплый воздух привели делегатов в телячий восторг.

— Ну и мастера! Вот сработали-то!?

Не меньшее впечатление произвело на делегатов жилое помещение. Отдельные кровати, занавески на окнах, половики на полу и чистота определенно понравились делегатам.

— Как баре живете! — восторгались делегаты.

— Живем ничего себе! — сказал Федоров. — Да не сразу так зажили. Были вначале и неполады разные. Всего было. Да ведь без этого нельзя. В новом деле завсегда трудности… Было время и на себе пахали.

Делегаты были в восторге от коммуны, и только Варвара что-то хмурилась.

— Что еще, тетка? — спросил Семен, посматривая на Варвару.

Варвара замялась:

— Да это…

— Ну?

— Антиресно бы взглянуть на обчественное одеяло!

— На что?

— Да на это, — окончательно смутилась Варвара, — тут у нас болтают, будто в колхозе вашем покрываются одним одеялом… в 300 метров ширины.

Коммунары так заржали, что даже стекла зазвенели.

Делегаты потянули Варвару за рукав.

— Ну, баба осрамила нас на миру… И чего ей дались кулацкие сплетни.

— А что не правда, что ли? — не унималась Варвара. — Сами, чать, слышали. Говорят, будто двое дежурных берут одеяло это за концы, главный играет сигнал в трубу, а все остальные ложатся вповалку и прикрываются одеялом…

— Неужто верила?

— А кто ж его знает: и верила, будто и не верила… ну, а сейчас сама вижу — брехня.

Особенно понравилась Варваре детская комната, где возились вымытые и опрятно одетые ребятишки.

— Это рай для бабы! — дивилась Варвара. — А мы-то дурни… Ай-яй-яй… И кого только слушать вздумали? Мироедов!