Ирина Шкаровская - Горнист первой базы
— Воды… пить, — еле слышно прошептал лётчик.
Майка дала ему напиться, поменяла компресс.
Лётчик открыл глаза, вопросительно посмотрел на Майку.
— Кто ты?
— Я… сандружинница.
Он заметался, срывая с головы компресс.
— Ой, что вы делаете, дяденька! Нельзя. А если вы… Если ты (Майка незаметно перешла с ним на ты), если ты не будешь слушаться, я позову самого главного врача.
Лётчик тихо застонал.
— Дяденька, — улыбнулась Майка. — Послушай сказку. Интересная. Хочешь?
— Давай.
Майка села на стул рядом с его койкой:
— Жила-была царевна. Она жила в высоком хрустальном замке. У неё была коса — такая длинная, что ею можно было трижды обернуть государство. И такая тяжёлая, что двадцать слуг не могли удержать её… Понимаешь?
— Понимаю, — ответил лётчик и снова спросил:
— Ты кто?
— Я ведь тебе сказала — сандружинница.
— Жила-была царевна… Царевна-сандружинница, — засыпая, пробормотал лётчик.
Сидя на стуле рядом с его койкой, скоро заснула и Майка. Ей снился смешной и добрый сон. Она идёт по улице, а навстречу ей шагает хлеб. Круглый, довоенный хлеб, с большими руками и ногами. А на ногах у него солдатские сапоги…
Когда рассвело, в седьмую палату пришёл комиссар госпиталя.
— Товарищи! — радостно крикнул комиссар. Товарищи, братцы, проснитесь! Большая победа!
Тимофеевич оборвал храп, протёр глаза и подскочил на койке. Проснулись и остальные:
— Фашисты разгромлены под Москвой. Братцы, дорогие!
И тут комиссар увидел Майку.
Он поднял её, спящую, на руки и понёс.
Седой Тимофеевич из Полтавы, танкист Бикбулатов, моряк Володя и лётчик Виктор смотрели, как комиссар несёт на руках девочку — с длинной косой, в пионерском галстуке и в больших солдатских валенках.
Бандьера росса!
Ральфа провожали мама, папа, бабушка, дедушка, две тётушки и соседка Анна-Луиза. Чтобы не целоваться с ними, Ральф быстро шмыгнул в вагон, и оттуда его уж невозможно было выманить.
«Хоть бы скорее тронулся поезд», — думал Ральф. Ему было неудобно, что такого взрослого парня провожает столько родственников. Он невпопад отвечал на их вопросы, нетерпеливо барабанил по окну и то и дело поглядывал на часы. Вдруг Ральф увидел на перроне девчонку в клетчатом платье, в синем пионерском галстуке. За плечами у неё висел рюкзак. Она была рослая и лобастая, с толстой рыжей косой. Девчонка шагала, гордо задрав голову и чётко отбивая шаг, словно солдат на марше. За ней следовала толпа родственников. Их было вдвое больше, чем у Ральфа. Мама, папа, старички, старушки, тётушки и дядюшки. Одного старенького инвалида везли в коляске. Высокая и худая, как жердь, дама вела на поводке мордатого мопса. Две краснощёкие девочки прижимали к груди букеты. В общем, это было похоже на демонстрацию.
У вагона, в котором находился Ральф, девчонка остановилась.
— Ауфвидерзеен! — сказала она.
И тут началось. Каждый подходил к ней, целовал и давал дельный совет:
— Брунгильда, будь умницей!
— Брунгильда, не забывай папу и маму!
— И дедушку Лео!
— Брунгильда, помни о сестричках!
Когда Брунгильда вскочила в вагон, родственники, осыпая её напутствиями и размахивая термосами, бутербродами и цветами, ринулись за ней. Оказалось, её место рядом с Ральфом. Брунгильда села за столик, разложила на нём бутерброды, кульки с конфетами и стала есть.
— О, Брунгильдочка! У тебя есть кавалер! — пропели две старые тётки, обмахиваясь веерами. Простите, молодой человек, откуда вы?
— Из Кодбуса… — дружелюбно отозвался Ральф.
— Как это мило! А мы из Фалькенберга!
Но тёток отстранил папа. Ему не терпелось выяснить более важный вопрос: куда едет Ральф?
Оказалось, туда же, куда и Брунгильда:
— В Советский Союз! В пионерский лагерь Артек.
— О, прима! — просиял папаша Брунгильды. — Они едут вместе!
— Они едут вместе! — восторженно простонали тётки и с этой минуты уже не закрывали ртов:
— Как Брунгильдочке повезло! Они доедут вместе до Берлина, затем до Москвы, а там… до этого самого Артека. Ральф настоящий мужчина! Это видно сразу. Он должен защищать везде и всюду свою землячку — она ведь впервые отправляется в такое далёкое путешествие. Он должен дать слово, что будет её защищать…
Ральф мельком взглянул на Брунгильду. Она деловито жевала бутерброд и ко всему происходившему вокруг относилась, по-видимому, с полным равнодушием.
Наконец паровоз загудел, и поезд тронулся Ральф и Брунгильда подошли к окну.
— Ауфвидерзеен! Ауфвидерзеен! — закричали на перроне. Старичок-инвалид, сидящий в коляске, поднял вверх руку, сжатую в кулак, обе мамы дружно всхлипнули, бабушки замахали платками, а дедушки шляпами. Можно было подумать, что Ральф и Брунгильда отправляются на фронт, а не на поправку и на отдых в чудесный пионерский лагерь.
Когда родственники исчезли с горизонта, Брунгильда достала из кулька третий бутерброд. Расправившись с бутербродами, она взялась за печенье, а после этого выдула целый термос кофе.
«Удивительно! — подумал Ральф. — Так много ест и не толстая».
Когда все кульки и корзинки были очищены от снеди, Брунгильда успокоилась.
— Кто ты? — обратила она, наконец, внимание на Ральфа.
Так как он вопроса не понял, Брунгильда уточнила:
— Ты бегун или пловец? Ни то и ни другое? Так ты, должно быть, волейболист или баскетболист? Тоже нет? Гм… Значит, у тебя разряд по гребле или по хоккею?
Перечислив все виды спорта и получив на всё отрицательный ответ, Брунгильда оторопело посмотрела на Ральфа и неожиданно расхохоталась… Затем также внезапно оборвала смех, расстегнула свой рюкзак и, достав оттуда коробку, протянула её Ральфу.
— Вот за что меня послали в Артек!
Ральф открыл коробку и… глазам своим не поверил. Оказалось, что эта прожорливая девчонка была обладательницей целых семи дипломов — за прыжки и бег на большие дистанции. Кроме того, она имела звание чемпиона города Фалькенберга по плаванию. И хотя Ральф был человеком скромным, но всё же и он решил отрекомендоваться.
— А я председатель совета отряда. Наш отряд занял первое место в городе по сбору металлолома.
— Сколько вы собрали? — осведомилась Брунгильда.
— Четыре тонны.
— Неплохо… Ведь одна тонна — это 300 холодильников и 900 стиральных машин.
«Видно, деловая девчонка, — подумал Ральф. — А главное, без всяких фокусов и кокетства. Защищать её! Да такая десять раз даст сдачи любому мальчишке».
— Когда я получила путёвку в Артек, — сказала Брунгильда, — мои тётки Амалия и Тереза целый день плакали: «Боже мой! Разве можно в такую даль отпускать ребёнка». А дядя Отто (Ты его видел. Он в коляске сидел) как крикнет на них: «Замолчите, старые притворщицы! Вы ведь прекрасно знаете, что Брунгильде там будет хорошо. Ей выпала великая честь — она одна от нашего города едет в Союз».
— Дядя Отто молодец! — похвалил Ральф.
— Дядя Отто много страдал, — вздохнула Брунгильда. — Он коммунист. Десять лет в тюрьмах и концлагерях провёл. Его жену — тетю Хильду гитлеровцы тоже бросили в концлагерь. В Равенсбрюке.
Брунгильда помолчала.
— Тетю Хильду расстреляли в сентябре 1944 года. Ночью. А дяде Отто удалось бежать. У него сейчас ноги парализованы. Он очень болен. Но ты не думай, дядя Отто никогда не жалуется… Когда я путёвку получила, дядя Отто целый вечер пел песню итальянских революционеров, которую он впервые услыхал в Артеке.
— Он… В Артеке? — не понял Ральф.
— Да. Дядя Отто совсем не старый. Просто он так выглядит. В тридцатом году он был спартаковцем и приехал с делегацией в Артек. Однажды они пошли все вместе в поход. На одну гору. Дядя Отто забыл, как она называется. А песню помнит. Бандьера Росса.
Брунгильда выпрямилась, сжала правую руку в кулак и запела:
— Аванти пополо!
Алла рискоссо!
Бандьера росса!
Бандьера росса!
«Вполне нормальная девчонка, — подумал Ральф. — Простая и весёлая, как парень».
Он стал рядом, тоже сжал руку в кулак и стал подпевать:
Бандьера росса!
Бандьера росса!
Щеку Ральфа смешно щекотали рыжие вихри Брунгильды. Но ему это нравилось. И ещё Ральфу нравились большие веснушки на лбу Брунгильды.
— Я хочу тебе задать один вопрос… — начал Ральф.
Брунгильда с любопытством взглянула на него.
— Видишь ли… Я не знаю, как ты на это посмотришь. Но мне, конечно, хотелось, чтоб ты… чтоб ты отнеслась к этому положительно.
— Ну, — нетерпеливо перебила Брунгильда.
— Видишь ли… Может быть, тебе это покажется странным… В сущности, мы ещё так мало знакомы, и, конечно, у меня нет оснований. Но… В общем, я предлагаю тебе… тебе дружить со мной. Ты согласна?..
