Роза Лагеркранц - Утешить Пейтера
— Шли бы вы гулять. Завтра канун Иванова дня, гости приезжают, мне надо до тех пор все тут закончить. Ступайте!
Пейтер кивнул, и вид у него был такой радостный, что-то небывалое! А впрочем, чего тут удивляться, если Анна ущипнула его за руку и шепнула:
— Пошли на пляж?
Однако Пейтер, глянув на телефон, покачал головой, и вместо пляжа они прошли в его комнату. Здесь царил невиданный порядок, чудеса, да и только. Воздух чистый, приятный; все, что прежде громоздилось вперемешку, не поддаваясь никаким уборкам, — книги про птиц, газовая горелка, склянки с желтой и с зеленой жидкостью, смертельные яды, — все исчезло. Банка с живым палочником и спиннинг, который папа подарил Пейтеру, чтобы тот не расстраивался так из-за отъезда мамы, тоже были убраны. На виду стояла лишь ваза с первыми летними розами. Что это Пейтеру вдруг розы понадобились? Анна озадаченно осматривалась.
— Я буду спать в мезонине! — объяснил Пейтер.
Тем временем Анна заметила еще один предмет. На тумбочке лежала старинная флейта. Анна подошла и тихонько потрогала ее.
— Ты умеешь играть, Пейтер?
Пейтер покачал головой.
— Это мамина. Уборщица нашла. Видно, мама забыла ее.
Анна поднесла флейту к губам, а сама глянула через плечо на Пейтера. Он по-прежнему удивлен?.. Какая она красавица?! Ну, конечно — сидит на краешке кровати и смотрит на нее так же задумчиво, как несколько минут назад на кухне. Может, рассказать ему правду, что все дело в кольце? Нет, не стоит, незачем Пейтеру знать все. Захватив флейту, Анна села рядом с Пейтером. Она чувствовала себя самой счастливой на свете.
— Если бы тебе сказали — загадай желание, чего бы ты пожелал? — задала она привычный вопрос.
— Увидеть пурпурного чечевичника, — последовал привычный ответ.
Что ж, это не новость.
Анна блаженно вздохнула. Раз… другой… третий…
— А что ты любишь больше всего?
— Как это?
— Вот так — больше всего-всего!
— Чего — всего?
— Ну, хотя бы из твоих вещей.
— А, из вещей…
Пейтер задумался. Он явно не знал, что выбрать.
— Может, вот это, — сказал он наконец, показывая на флейту. Но тут же добавил: — Человек не должен прирастать душой к вещам.
— Откуда ты это взял?
— Мама так говорила, — ответил Пейтер. — Знаешь, что надо делать с тем, что ты любишь больше всего?
— Что?
— Выбросить в море. Подальше от берега.
— Почему так?
— Нельзя привязываться к вещам так, чтобы ты не мог без них обойтись.
— Откуда ты это взял?
— Мама так говорила.
— А если вещь утонет? Так что ее никогда больше не найдешь?
— Вот и пусть тонет. Если тебе жалко, что она утонула, значит, ты чересчур привязалась к ней. И хорошо, что больше не найдешь.
Анна помолчала, потом набралась храбрости.
— Ну, а ты мог бы выбросить в море флейту? — спросила она.
Пейтер воззрился на нее. Лицо его, подрумяненное солнцем, как будто чуть побледнело. А может быть, ей это только показалось — разве поймешь, когда свет июньского вечера так причудливо преломляется в маленьком окне.
— Мог бы? Говори! — настаивала она.
Пейтер упорно молчал.
— В последний раз спрашиваю — да или нет?
Пейтер вырвал из рук Анны флейту и извлек из нее несколько фальшивых нот.
— Отвечай же, Пейтер!
После долгой паузы он кивнул:
— Запросто.
На этот раз они отправились не на пляж, а на кругозор. Правда, тут был риск столкнуться с Мариетт и Марией-Луизой, но все обошлось благополучно. Сперва они шли не спеша, потом Пейтер прибавил ходу и в конце концов развил такую скорость, что Анна еле поспевала за ним. На самом краю утеса Пейтер поднялся на цыпочки и бросил флейту с такой силой, что она раз-другой перевернулась в воздухе, прежде чем навсегда скрыться под водой. Попробуй найди ее! Пейтер повернулся к Анне.
— Теперь ты!
Анна переминалась с ноги на ногу.
— А что я должна бросить? — спросила она.
— Ну, давай же! — торопил Пейтер.
— Какую вещь?
— Которая тебе всего дороже!
Анна покрутила кольцо на пальце.
— Это, что ли? — презрительно сказал Пейтер.
— Это волшебное кольцо, — возразила Анна. — Самое настоящее волшебное. Кто его носит, тот всем нравится.
Сказала все-таки!
— Ха-ха! — рассмеялся Пейтер, и Анна вздрогнула.
Он еще над ней смеется?
Она не глядя сдернула с пальца кольцо. Должно быть, Анна и впрямь чересчур к нему привязалась, очень уж сильно кольнуло в груди, когда она швырнула его в пучину следом за флейтой.
— Честное слово! — бормотала она, глотая слезы. — Оно было настоящее волшебное!
Они стояли с потерянным видом — Пейтер без флейты и разлученная с кольцом Анна. А чего она стоила без волшебного кольца? Ничего. Она почувствовала это уже на обратном пути, потому что Пейтер ни разу не взглянул на нее и не произнес ни слова. И когда они молча расстались и Анна направилась к себе домой, на всем пути к новостройкам она не посмотрелась ни в одно окно, боясь того, что оно ей покажет.
Но после того, как Анна заперлась в спальне, даже Матсика не пустила посмотреть, что она делает, карманное зеркальце старшей сестры подтвердило ее опасения. Она видела в нем настоящее чучело. Волосы всклокочены, глаза распухли от слез, которые Анна лила, когда бежала по улицам, и от тех, которые пролила, когда папа отругал ее за то, что она убежала из-за стола, и от последних слез, когда Матсик, заступаясь за нее, надерзил папе и схлопотал одну или три оплеухи, чтобы учился придерживать язык. Но еще горше плакала Анна, стоя под люстрой, глядя на свое лицо и думая — разве можно такую любить? Если даже она сама себя не любит.
Позже, уже среди ночи, ей пришло в голову, что в универмаге можно купить другие кольца за два с полтиной. Да только такого волшебного кольца уже никогда не будет. Чего доброго, достанется такое, с которым она будет казаться некрасивой, а то и уродиной.
И Анна тихонько подошла к кровати Матсика и разбудила его.
— Можно, я лягу рядом с тобой? — спросила она.
Матсик повернулся, открыл глаза и пробурчал что-то нехорошее. Очень уж он был злой. И Анна стала его утешать, дергая к себе подушку.
— Бедный Матсик! — говорила она. — Расстроился, оттого что тебе попало?
— Вот еще! — огрызнулся Матсик. — Отдай подушку!
Но Анна терпеливо продолжала утешать, ведь для того и будила его. Обещала, если он будет лежать тихо и слушать, рассказать, как она была русалочкой и почти по-настоящему спасла утопающего.
— Это было так жутко, Матсик, так жутко, я уже думала, что умру, но тут… — рассказывала она.
Но тут она заметила, что Матсик уснул и не слышит ее.
И наступил канун Иванова дня
И наступил канун Иванова дня. На лугу установили столб, украшенный цветами и лентами, и вечером вокруг столба начались танцы. Заводила Калле играл на гармошке, и людей собралось видимо-невидимо. Анна сидела и представляла себе, что она тоже танцует. Будто на ней красная жилетка и зеленая юбка, и волосы длинные, до колен, и она танцует лучше всех, так танцует, что все завидуют, глядя на нее! В это время откуда-то притопал Пейтер и уселся рядом с ней. Только сел и сразу начал талдычить, что ему скоро надо домой возвращаться, но Анна его не слушала.
— Посмотри назад! — прошептала она.
И они стали незаметно оглядываться. По чести говоря, они смотрели больше назад, чем вперед, потому сзади них сидела особа в неслыханно короткой юбочке. Пейтер успел посмотреть три раза, Анна — целых пять. Особа была нездешняя, из первых в году туристов. Она обняла за плечи другого туриста, потом они встали и ушли. Такая воображала, даже не взглянула на Анну и Пейтера, идет и смеется, хоть бы постыдилась.
А потом смотреть на народные танцы стало уже не так интересно, да что там — просто опасно. Анне поминутно приходилось нагибаться, потому что Мариетт носилась как полоумная по всему лугу. Не дай бог, увидит Анну рядом с Пейтером! Кое-кто из собравшихся на праздник взрослых просил Мариетт угомониться и не мешать выступлениям танцоров. Они не знали, что это за человек! Мариетт гонялась за Сусси, а когда поймала бедняжку, стала с дикими воплями скакать вместе с ней так безобразно, что один взрослый вынужден был подойти и сказать ей, чтобы она убиралась вон. Мариетт на минуту опешила, потом заорала во всю глотку:
— Не твое собачье дело, старый хрыч!
Правда, Сусси в это время сумела улизнуть, и Мариетт так разозлилась, что ее пышные локоны стали похожи на ежовые иголки. Только она снова высмотрела Сусси и хотела броситься за ней, как появился сторож и схватил нарушительницу порядка за шиворот. Казалось, наконец-то они избавятся от Мариетт, но тут она увидела Анну, хотя та согнулась в три погибели за спинами соседей по скамейке. Увидела и на миг остановилась, потом и Пейтера заметила, и совсем застыла на месте, сколько сторож ни тянул и ни дергал ее. Стоит и таращится, медленно открывая свой широкий зубастый рот. И надо же было Пейтеру в эту самую минуту дернуть Анну за рукав:
