Евгений Клюев - От шнурков до сердечка (сборник)
А этот Бикфордов Шнур припустился было бежать сломя голову – и остановился.
Прямо посреди леса.
– Ты чего? – спросила его Сороконожка, до которой он как раз добежал. – Так браво вроде начинал!
– Да вот… – вздохнул Бикфордов Шнур, – задумался.
– Со мной тоже так было, – поделилась опытом Сороконожка. – Страшное дело!
– В каком смысле – «страшное дело»? – собрался понять Бикфордов Шнур.
– Ты правда хочешь понять? – поинтересовалась Сороконожка. – Или просто из любопытства спрашиваешь? А то, признаюсь тебе, для меня это тяжёлые воспоминания…
– Правда хочу понять, – заверил её Бикфордов Шнур. – Расскажите!
– Чего ж тут рассказывать-то… – поёжилась Сороконожка. – Об этом уже все собаки брехали-брехали и брехать перестали! Ну, вышла я как-то на прогулку – и иду… прогуливаюсь. За собой, значит, как всегда, не слежу. Вдруг какой-то идиот навстречу: можно, дескать, у Вас, глубокоуважаемая Сороконожка, интервью взять? Да ради Бога, говорю, берите, если нужно. Ну, и стою даю ему интервью… А он мне: вот я вижу у Вас сорок ног… Вам-то что за дело? – интересуюсь. Тут он со своим проклятым вопросом и влез: как же Вы, глубокоуважаемая Сороконожка, с ними справляетесь? То есть какую сначала, какую потом используете? Я, дура, и задумалась…
– И – что? – наконец поняв, зачем Сороконожка всё это рассказывает, спросил Бикфордов Шнур.
– Что-что… нетерпеливый ты какой! Задумалась, значит, и ни с места – ни вперёд, ни назад. Прямо вот вроде тебя сейчас.
– Мне назад дороги нет – только вперёд… – обособился Бикфордов Шнур. – Причём вперёд очень быстро. И я, видите ли, о другом задумался: а что там, собственно, впереди?
– Нууу… – разочаровалась Сороконожка, – кто ж о таком-то задумывается!
– Я задумываюсь, – уточнил Бикфордов Шнур, удивившись, что Сороконожке это до сих пор непонятно.
– Вот и дурак, значит! – вдруг обнаглела Сороконожка и извиняющимся тоном добавила: – О том, что впереди, тебе никто не скажет. Самому же об этом думать – только время терять!
– Да у меня и жизнь совсем короткая… – печально признался Бикфордов Шнур. – Подожгли – побежал – взорвался – спасибо за службу!
– Так проживи свою жизнь ярко: баба-а-ах! – от всей души посоветовала ему Сороконожка.
Бикфордов Шнур поёрзал и спросил:
– Зачем?
– А чтобы! – бодро выкрикнула Сороконожка. И с внезапной тоской добавила: – Я… пойду? Ты потому что нудный какой-то… тоскливо с тобой. Вон с Пауком поговори: у него глаза на затылке!
– Ну и что с того, что на затылке? – осведомился Бикфордов Шнур, которого вообще-то интересовало, как там впереди… Но Сороконожки рядом уже и в помине не было: она стремительно бросилась прочь, используя сразу все свои ноги – причём используя их беспорядочно.
– У тебя какой вопрос? – поинтересовался Паук.
– К Вам – никакого, – честно ответил Бикфордов Шнур. – Потому что у Вас глаза на затылке.
– А если бы на лбу были – тогда какой вопрос? – опять поинтересовался Паук, перекатывая глаза на лоб.
Радостно проследив за обнадёживающим перемещением глаз, Бикфордов Шнур с нетерпением спросил:
– Что там, впереди, дорогой Паук?
– У тебя впереди – или вообще, у всех?
– Вообще у всех, – ответил Бикфордов Шнур, быстро и правильно решив, что сам он – часть «всех».
Паук вгляделся в будущее и сказал:
– М-м-м…
– «М-м-м» – это как? – не понял Бикфордов Шнур.
– Так как-то… тускло всё, – Паук снова покатал глаза по голове. – Практически так же, как и в прошлом.
– В прошлом не тускло! – возразил Бикфордов Шнур. – Во всяком случае, в моём прошлом… там, наоборот, ярко: меня там подожгли.
– А подожгли, так и горел бы дальше… – проворчал Паук.
– Для чего? – Бикфордов Шнур с тоской посмотрел на небо.
– Ни для чего! По инерции бы горел! – вскричал Паук и опять покатил куда-то беспокойные свои глаза.
– Яне могу по инерции! – поспешил вслед за глазами Бикфордов Шнур, но догнать паучьи глаза не удалось. Они бесстрашно укатились в тусклое будущее и там пропали из виду.
Бикфордов Шнур остался один.
«Зачем я только задумался?» – спросил он себя, но ничего себе не ответил.
Между тем лес погружался в ночь.
Размышлять в темноте Бикфордов Шнур, как выяснилось, не умел. Сказав вслух: «Утро вечера мудренее!» – он свернулся на ближайшем пеньке и заснул без сновидений…
Утро же оказалось действительно мудренее – и не только мудренее вечера, но и мудренее вообще всего минувшего дня. Потому как утром вдруг стало понятно, что не надо торопить время. Что не надо нестись в будущее сломя голову – особенно если у тебя такая короткая жизнь: подожгли – побежал – взорвался – спасибо за службу!
И Бикфордов Шнур посмотрел вперёд: туда, где было будущее.
В будущем кончался лес.
В будущем сияло солнце.
И из этого солнечного будущего прилетела к нему Золотая Бабочка с тремя золотыми бабочатами. Они опустились на землю рядом с Бикфордовым Шнуром, и Золотая Бабочка сказала:
– Спасибо Вам, что Вы задумались. Если бы каждый бикфордов шнур был таким!..
Свинка из марципана
Розовую Свинку-из-Марципана с красным бантом вокруг туловища прислали в посылке на Рождество. Посылка была проштампована столькими штемпелями, что просто дух захватывало. В наших краях ни таких штемпелей, ни таких хрюшек сроду не видывали – и даже не знали, куда эту хрюшку поместить и что с ней делать. В конце концов её водрузили на ёлку.
А Свинка-из-Марципана между тем была какая-то невесёлая. Её даже спросили:
– Вы себя хорошо чувствуете?
– Хорошо, хорошо! – поспешно ответила она. – Просто немножко устала с дороги, но это пройдёт.
И все стали ждать, когда это пройдёт, но Свинка-из-Марципана веселее не становилась.
– Интересно, у них там, в Марципане, все такие? – совсем тихо, чтобы Свинка-из-Марципана, не дай Бог, не услышала, спросила Нижняя Бумажная Хлопушка у Верхней.
– Не знаю, – так же тихо ответила Верхняя. – А где он вообще-то находится, этот Марципан?
Первая Бумажная Хлопушка пожала плечами:
– Надо при случае у Пса спросить: например, когда он опять придёт меня обнюхивать.
Эта Хлопушка висела на ёлке низко – почти возле самого пола – и потому Пёс, проходя мимо, действительно всякий раз её обнюхивал… словно Бумажная Хлопушка вот-вот должна была испортиться! Она вообще-то Пса терпеть не могла, но, чтобы удовлетворить любопытство высокопоставленной подруги, готова была один раз – в виде исключения – поговорить с ним.
Так что, когда Пёс снова принялся обнюхивать Нижнюю Бумажную Хлопушку, она, преодолев неприязнь, вежливо спросила:
– Простите, пожалуйста… Вы никогда не бывали в Марципане?
– Я? – опешил Пёс. – Нет, никогда.
– Может быть, тогда Вы, по крайней мере, знаете, где он находится?
– Конечно, знаю! – соврал Пёс. Хотя порода его, эрдельтерьер, была английская, ему казалось, что он немножко понимает по-французски. – Марципан находится во Франции.
– Благодарю Вас, – сказала Нижняя Бумажная Хлопушка и, решив, что после этого с Псом можно больше не церемониться, брезгливо произнесла: – Пошёл отсюда!
Пёс зарычал, но подчинился: он любил подчиняться. А совсем короткое время спустя подруги с упоением обсуждали Свинку-из-Марципана.
– Я сразу поняла, что Свинка эта благородных кровей, она такая томная! Даже ни разу не улыбнулась.
– Она же сказала, что устала с дороги…
– Могла бы уже и отдохнуть: второй день на ёлке!
– Тем, у кого благородное происхождение, как у меня, долго отдыхать надо: они нежные и не приспособлены к жизни. – Верхняя Бумажная Хлопушка выразительно поглядела на Нижнюю.
– К местной жизни?
– Да нет… к жизни вообще!
– Бедные…
Подруги подняли глаза и принялись беззастенчиво разглядывать Свинку-из-Марципана. За последнее время та ничуть не стала веселее – даже наоборот: казалось, уголки её рта совсем опустились.
– Наверное, тоскует по своему далёкому Марципану!
– А Вы как думаете! – чуть не взорвалась Верхняя Бумажная Хлопушка. – У благородных всегда либо ностальгия, либо меланхолия…
– Это болезни такие? – с сочувствием спросила Нижняя Бумажная Хлопушка.
– Что-то вроде… Когда у нас ностальгия, мы тоскуем по родине, а когда меланхолия, тогда… тогда мы тоскуем по всему вообще.
Поскольку про меланхолию Нижняя Бумажная Хлопушка не поняла (ей было странно, что можно тосковать «по всему вообще»), она сказала:
– Мне кажется, у Свинки-из-Марципана ностальгия…
– А вот мы сейчас поговорим с ней по душам – и ностальгию как рукой снимет! – расхрабрилась Верхняя Бумажная Хлопушка.
Собрав для такого дела в кулак всю свою волю, она обратилась к Свинке-из-Марципана:
