Мария Киселёва - Весёлый третий
— А чего ей исправляться, что она испорченная, что ли? — закричал Петя, барахтаясь в рубашке, которую он как раз надевал.
Гиндин, наверно, ничего не понял, потому и сказал:
— Вот, вот. Пусть исправляется.
— Да чего исправляется? — заорал Петя, как только просунул голову в ворот. — Она и так лучше всех! Просто мышей боится… Если бы ты боялся…
— Ну а олово? Тоже боится?
— Как дам вот сейчас! Говорю же, сковородку прожег! Если бы у тебя прожгли… Да что это такое? Где же пуговицы?
Все посмотрели Пете на ворот. Там действительно не было ни одной пуговицы.
— Их мыши ученые отгрызли, — съязвил Гиндин.
— Ой, Петька, — сказала Вера. — Это же не твоя рубашка. У тебя же в зеленую клетку.
— Это Сенькина рубашка, — угадал Сковородкин.
Тут и Гиндин узнал свою рубаху по чернильному пятну, и они с Петей стали меняться, но когда Субботин снова оделся, рукава у него оказались чуть ниже локтей, и все грянули смехом.
— Пугало огородное! — кричал Сеня Гиндин, а Петя теперь уже растерялся, потому что перемена кончилась, все были готовы, а на нем была какая-то чужая рубашка. Он так и стоял, действительно, как пугало огородное, в чужой рубахе, когда вошла Нина Дмитриевна. Она не выдержала и засмеялась.
— Кто же еще не в своей рубашке? — спросила Нина Дмитриевна. — Посмотрите на себя.
— Все в своей.
— А ты, Миша Капустин?
— В своей.
— Ну сними-ка куртку и встань.
Миша встал.
— Ой, второе пугало! — закатывался от смеха Гиндин и показывал на Мишины рукава, которые съезжали ниже пальцев.
Субботин и Капустин тоже рассмеялись, когда поглядели друг на друга, потом поменялись рубашками, и урок начался. Прошел он не очень спокойно, потому что еще не был решен вопрос с Петиной бабушкой. На перемене Валя Савчук сказала:
— Знаешь, Петя, никто про твою бабушку ничего знать не будет. Можно ведь фамилию не называть. Просто спросить: как быть пионеру, у которого трудная бабушка? И все. Или по радио, например. В воскресной передаче. Очень хорошо.
Петя Субботин решил все же бабушку свою увлечь. А если не поможет, тогда уж по радио передать. Без фамилии, конечно.
Но пока такой передачи не было.
14Каждый пионер должен помогать младшим. Это в тетрадке звеньевой записано. У Сени Гиндина в квартире есть дошкольница Маринка, а больше никого нету. Тут уж выбирать не приходится. Сеня вызвал Маринку в переднюю.
— Во, гляди, — он показал ей новые коньки с ботинками.
— Ой, каки-ие! Это не «снегурки», да?
— «Снегурки»! На таких чемпионы катаются, поняла?
Маринка поняла. Тогда Сеня позвал ее на каток.
— Ты что? Я никогда не каталась.
— Дело какое! Я научу. В валенках — это тьфу! В ботинках — это да. И чемпионы падают.
— Ну вот. А я никогда…
— Да что ты заладила. Чемпионы не падают, это я так. И потом: чемпиона никто не держит, а я тебя за руки буду держать. Поняла?
Маринка нерешительно теребила свой передник.
— Трусиха. Сказал же не отпущу. Буду твоей, как говорится, верной опорой.
— Подпоркой, — поправила Маринка.
— Ну да. Ой, что я? Какой подпоркой? — закричал Сеня. — Не учи, когда не знаешь. Иди собирайся!
По лестнице они сходили за руки.
— Ой, ой! — выкрикивала негромко Маринка.
— Не бойсь! Со мной не пропадешь.
Когда сошли со ступенек, Маринка еще раз сказала «Ой!» и пошла вдоль стены. Сеня смело шагнул и покачнулся.
— Держи…
— Держу, держу.
— Да я говорю: «Держись», чудо-юдо.
Каток был крохотным, круглое ледяное блюдечко в середине двора. Но Маринка глянула и отступила назад. А Сеня уверенно шагнул на лед. Тут же левый конек его лязгнул по Маринкиной «снегурке», Маринка дернулась вперед и попала на каток руками раньше, чем ногами.
— Ничего, — сказал Сеня вставая, — ничего. Я тоже падал сначала.
Они опять взялись за руки. Ступни у Сени вихлялись, в щиколотках ломило.
— Постой, я зашнуровал туго. Вот в чем дело. — Он сел на лед и стал развязывать шнурки. Развязывал, потом затягивал, потом опять… Наконец встал. — Нет, теперь слабо.
И снова сел на лед, потому что сесть больше было некуда.
— Ты постой, — говорил он Маринке. — Шнурки — это важное дело. Куда пошла одна? Шлепнешься опять. Ну вот готово. Держись за меня, — он подтянулся и шагнул вперед. Вдруг один конек сразу запнулся, а другой легко описал вокруг него дугу, и Сеня, сделав полный оборот, сел прямо перед Маринкой.
— Ой, ха-ха! Как ты вертелся, Сенька! Вон твоя шапка, сейчас принесу.
— Стой на месте! «Ха-ха». Без тебя принесу.
— Я прямо испугалась сначала, правда. Думала…
— Думала! Ты фигуры на льду видала? Ничего ты не видала. Стоишь-то как? Вот как надо.
Сеня уперся руками в лед и стал подниматься. Коньки кляцали друг о друга и не стояли на месте.
— Ой, ха-ха!
— Что «ха-ха»! Сама стоять не умеешь, опять скривилась.
— Ха-ха! — заливалась Маринка. — А как ты меня видишь? Через четвереньки? Из-под рук и из-под ног?
— А как бы ты тут стояла? Тут место скользкое.
— А должно быть не скользкое?
— Должно быть скользкое, отстань! Да не такое.
Сеня снова стал подниматься, и опять коньки буксовали на скользком месте. Маринка неуклюже прошла взад-вперед по катку и принесла Сенину шапку.
— Да отвяжись со своей шапкой! Без нее жарко. Опять ты косолапая! — закричал Сеня. — Учишь, учишь…
Он подтянул ноги и быстро встал.
— Вот смотри: берешь ногу и опираешься ра-а-аз!
— Как — берешь ногу? — фыркнула Маринка.
— Как, как? Что это за каток? — Сеня опять поднимался с колен. — Какой балда тут ямок наделал? Что стоишь, показал ведь?
Маринка поставила ногу носком наружу, как Сеня велел, и прокатилась немного.
— Та-ак, так. Эй, эй, теперь не так.
Сеня сидел на льду и уже не пытался вставать.
— Куда повернула? Как я учил? Смотри. — Он, сидя, поставил конек.
— Ха-ха! Учитель какой. Встать не может!
— «Ха-ха», — не в первый раз передразнил Сеня. — А ты видала учителей? Они что, всегда стоят, да?
— Ну ладно, теперь так? — Маринка проехала вокруг Сени.
— Давай, давай, гони! — командовал Сеня и, чтобы видеть Маринку, поворачивался вокруг своей оси. — Стоп! Зачем через ножку? Кто показывал?
Когда Маринка устала, ее учитель сказал:
— Хватит. Пошли домой.
Маринка свезла Сеню со льда. На тротуаре они взялись за руки.
— Завтра поворот покажу, — сказал Сеня. — Выучишь, не бойся. Я говорил, со мной не пропадешь.
После этого Сеня, конечно, мог записать в тетрадь звена, что он помогал младшим.
15Сегодня Гошка обещал достать бобы. Конечно, самые обыкновенные, из которых суп варят. Только их ни у кого не оказалось. Это в первом звене. А во втором и в третьем еще вчера их положили в мокрую вату. Проращивать. Потому что началась весна.
Ну где же Гошка? Со звонком открыла дверь Нина Дмитриевна, Сковородкин прошмыгнул у нее под рукой и — бегом на заднюю парту. Шурик слова сказать ему не успел, а по лицу у него разве узнаешь, достал или нет?
— Ты что, Шурик, все назад поворачиваешься? — спросила Нина Дмитриевна. — У тебя чернил нет?
Да все есть, только не понятно, что Сковородкин знаками показывает. Так головой кивает, будто он достал, а то вроде и не достал. Потом показал растопыренные пальцы. Неужели десять штук принес?
Наконец урок окончен. Действительно, Гошка принес десять штук.
— А чего же ты головой мотал вот так? Я думал, ты не достал.
— Да говорю же, сначала не мог найти, вот и мотал, а потом уж достал под самый вечер.
Бобы были гладенькие, блестящие, как морские камушки.
— А вот это три фасолины, — показал Гошка.
После уроков хотели сразу идти к Шурику и положить бобы в мокрую вату, но Гошка свернул в свое парадное:
— Только бабушке покажусь, а то опять скажет, что я к кому-нибудь закатился.
И правда, он пришел быстро. Ткнул пальцем в мокрую вату и торжественно объявил:
— Начинается посадка бобовых культур!
Полез в карман, потом в другой, повертел обеими руками в двух карманах.
— Стойте, где же культуры?
— Может, в портфеле оставил?
— Да нет, я туда не клал. Клал в пенал, но это на уроке. В парту выкладывал, это тоже на уроке. Потом в брюки положил, еще дорогой показывал…
И вдруг как закричит:
— Ой! Это же какие брюки! Тьфу ты! Это же не школьные. Бабушка велела переодеть.
Гошка побежал домой.
— Внимание! — закричал он, как только вернулся. — Начинается посадка бобовых культур!
И зерна положили в вату.
— Ну чего теперь? Гулять?
— А если вата высохнет?
Посидели еще. Вата не сохла. Пошли гулять. Потом несколько раз прибегали смотреть. Соседская бабка, которая открывала дверь, стала ворчать:
