Пётр Столповский - Дорога стального цвета
— А где дядька?
— В Сибири.
— В Сибири?! — Мишка даже остановился. — Как же ты туда попадешь?
— Больше некуда деваться. Что я тут без документов?.. Да и Ноль Нолич такое может устроить — не обрадуешься.
— Этот может. А в Сибири как ты будешь без документов?
— В училище от дядьки напишу, и вышлют. Мишка задумался.
— Трудно это. Без документов тебя милиция по дороге заберет. И денег у тебя нет.
— Ничего, Мишка, не пропаду. Тут меня быстрее посадят — за кашу.
Долго шли молча. Мишка вдруг остановился и твердо сказал:
— Я с тобой поеду. Возьми меня.
Зуб быстро взглянул на него.
— Нет, Мишка, никуда ты не поедешь. Нельзя тебе.
Помедлив, он, не глядя, сунул Ковалеву руку, тот встретил ее неожиданно крепким рукопожатием. Они не сразу разняли ладони, тепло которых поднималось к груди.
После снова ходили по улицам и говорили о Сибири, где живут — они твердо это знали — сильные, крепкие и исключительно честные люди.
Незаметно для себя они оказались рядом с училищем.
— В Сибири зима рано наступает, — сказал Мишка, — У нас и то уже прохладно. Тебе без бушлата нельзя ехать.
— Бушлат надо бы забрать.
— Я тебе принесу. Ты подожди тут, за углом, а
я мигом.
Мишка убежал.
Прошло около часа, а Ковалева все не было. Зуб стал уж беспокоиться, не сцапал ли его Ноль Нолич. Хотелось плюнуть на все и самому пробираться в общежитие. Но тут послышались быстрые шаги. Из темноты вынырнул Мишка. Одет он был в Зубов бушлат, висевший на нем как пальто с чужого плеча.
— Долго, да?— виновато улыбнулся Мишка.
— Ничего... Постой, а кто это тебя?
В свете далекого фонаря было видно, что по Мишкиной физиономии размазана кровь, а нос заметно распух.
— А...— махнул рукой Мишка.— С Крутько сцепились. Я ему будь здоров навалял!
— Ничего себе — навалял,— усмехнулся Зуб.
— Ты бы на него посмотрел! Полмесяца будет фонарем светить, куркуль несчастный.
Зуб от души пожалел, что его не было в общежитии.
Мишка сбросил бушлат и полез в карман штанов.
— Ребята кое-что наскребли. Шесть рублей. Больше не набралось.
— Ну, ты даешь! И у меня пара рублей есть.
— Старыми восемьдесят получается. Вот бы превратить их в новые! Тогда точно бы доехал.
— Я и так доеду.
Прощались они как-то неуклюже. Пожали друг другу руки, потоптались. «Ну, давай», -— сказал Мишка. «Ага», — ответил Зуб. Он зачем-то надел бушлат, хотя было не очень холодно. Снова протянули друг другу руки, и Зуб не мог вспомнить, что полагается говорить на прощание. То есть, он мог бы сказать многое, но ему казалось, что тут нужны слова особые — прощальные.
— Ты напиши ,— сказал Ковалев, стараясь как можно крепче сжать Зубову руку. — А то я не буду знать, что с тобой.
— Ладно. Пока, Мишка.
— Пока. Я потом найду тебя.
Последние слова он почти прошептал. Зуб вгляделся в его лицо, но Мишкины глаза были сухими и строгими.
Зуб повернулся и быстро пошел по темной улице, которая скоро растворила его в себе.
— Я найду тебя! Обязательно!— донеслось до него еще раз.
Мишка таким и запомнился — непривычно строгим, даже торжественно строгим, с размазанной по мордахе кровью и распухшим носом.
14
Зуб был почти уверен, что Ноль Нолич заявил в милицию, и теперь его ищут, чтобы упрятать за хулиганство куда следует. Он привык дорого расплачиваться за каждую свою выходку, а иногда и за чужую. Поэтому, долго не раздумывая, он сел в автобус на первой же остановке и всю дорогу к железнодорожному вокзалу с опаской поглядывал на дверь. Ждал, что в автобус ворвется разъяренный мастер в сопровождении милиционеров и закричит: «Ну что, голубь сизый, удрал?»
А может, они ждут его на вокзале? От Ноль Нолича и этого надо ждать. Зуб даже подумал, не сойти ли на предпоследней остановке. Но потом решил: будь что будет!
— Вокзал, — сонно протянула билетерша и добавила совсем вяло: — Конечная.
Выскочив из автобуса с бушлатом под мышкой, Зуб нос к носу столкнулся с милиционером и оторопел.
— Чего на людей прыгаешь? — недовольно бросил милиционер, едва взглянув на Зуба.
Вместе с другими милиционер вошел в автобус и сел у окна. Видимо, ехал с дежурства домой, и его совершенно не интересовало, кто кому надел миску с кашей-размазней.
«Заяц! — разозлился на себя Зуб. — Самый настоящий заяц! А еще в Сибирь собрался».
После этого он смело вошел в деревянное здание вокзала. Никто, конечно, не собирался его хватать, и он твердо решил, что Ноль Нолич не стал заявлять на ночь глядя, а подождет до утра. Собирается, небось, сцапать Зуба, когда он явится за направлением.
Душный зал ожидания был скупо освещен и пропитан самыми разными запахами — от приторно-сладкого до пронзительно-кислого. Народу в нем собралось немало.
Вокзалы Зубу не в новинку. Любил он на них бывать и здесь, и когда жил в детдоме. Встречал поезда с затаенной надеждой, а вдруг... Науку ездить зайцем он постиг довольно быстро, а раз прокатился даже на крыше вагона. И в училище из детдома приехал безбилетником, сэкономив целых три рубля.
В проходах между рядами громоздких, прямо-таки монументальных диванов с визгом носилась детвора, ошалевшая от предстоящей поездки на поезде. Тетки и бабки покрикивали на нее и время от времени награждали безобидными шлепками. Но при всем при этом не забывали зорко следить за узлами и чемоданами, чтобы их не присмотрел лихой человек. Иные дремали сидя, запрокинув головы с разинутыми ртами, другие спали, забравшись на диваны прямо в сапогах или ботинках. Какой-то развеселый дедок в картузе, похожем на сухой коровий блин, смолил самокрутку и громко рассказывал сонному соседу про лошадь по имени Яблочко. Дедок то и дело сипло смеялся и закашливался при этом. А лицо соседа оставалось сонным и безучастным.
Все маленькие вокзалы маленьких городов устроены на один манер, Зуб уже успел в этом убедиться.
Изучив расписание, он понял, что люди ждут московский, который проходит тут в половине одиннадцатого. Этот вроде и нужен ему.
Бездумно читая какие-то правила и положения, развешанные на стенах, Зуб размышлял, как ему быть — покупать билет или сразу ехать «зайцем». А если покупать, то на все восемь рублей или же на какую-то часть? Надо что-то и на еду оставить, не святым же духом питаться. А потом, если даже купить билет на все наличные, то их, наверно, и на треть пути не хватит.
В конце концов решил, что возьмет билет. Успеет зайцем накататься.
У кассы всего два человека. Кому требовалось, те уже взяли билеты. Зуб отсчитал четыре рубля, причем половину мелочью, чтобы в поезде не растерять. Дождался своей очереди и заглянул в узкое как щель окошко.
— Если в Сибирь ехать, то где будет пересадка?
Сухощавая узколицая кассирша жевала булку. Вид у нее был не то усталый, не то больной. Не повернув головы, она бормотнула что-то неразборчивое. Зуб переступил с ноги на ногу и переспросил.
— Глухой, что ли? — сердито бросила кассирша, по-прежнему не отвлекаясь от булки. — Георгиу-Деж, говорю. Бывшие Лиски.
Зуб подал в щель свои рубли с медяками:
— На все. На четыре рубля.
—Чего? — удостоила она наконец взглядом надоедливого пассажира. — Чего ты морочишь?
— Я не морочу.
Присмотревшись к фэээушнику, кассирша, видимо, поверила, что ее и в самом деле не собираются морочить. Сухощавая рука сгребла деньги, голова наклонилась, и некоторое время Зуб видел только пучок стянутых на затылке волос. Наконец что-то там звякнуло, громыхнуло, и рука сунула в щель продолговатый кусочек картона с дырочкой посередке.
— Приключений захотелось? — спросила строгая кассирша, насмешливо поджав тонкие губы. — Будут приключения — после Лисок, если не одумаешься.
И она, не обращая больше внимания на Зуба, откусила от булки.
Билет был выписан до Георгиу-Деж. В тех краях, не говоря уж о Сибири, Зуб никогда не бывал. От билета словно бы повеяло загадочным, манящим и в то же время пугающим новизной.
Ждать поезда оставалось немного. Почитав названия городов в расписании движения, Зуб перешел к схеме железных дорог, начерченной гуашью прямо на стене. Георгиу-Деж нашел сразу. Видать, важная станция. От нее шли ветки в четырех направлениях. Самая длинная тянулась через всю Сибирь, Дальний Восток и упиралась в Тихий океан. Зуб представил, как это жутко далеко и приуныл. Ведь Новосибирск стоял примерно на середине этого бесконечного пути. Мыслимо ли добраться до него зайцем?
Но билет — в кулаке, пути назад нет.
Зуб вспомнил, что писал дядька: надумаешь, мол, приехать, вышлю денег на дорогу. Теперь поздно. К тому же Зуб не представлял, как это — просить денег у человека, которого в глаза не видел. Пусть он даже и родня. Нет, уж лучше зайцем...
