Георгий Кублицкий - По материкам и океанам
«Проломились о льдину» — эта мысль мелькнула у каждого. Прошло несколько страшных минут, прежде чем вахтенные донесли, что льдина ударила по толстым доскам, набитым там, где якорь висит за бортом. Острый ее край сорвал под водой медные листы, но не проломил борта.
Уже совсем незадолго до Нового года корабли разошлись в тумане. «Мирный» немного отстал от «Востока». Он был где-то недалеко, и каждые полчаса глухой пушечный выстрел давал знать об этом. Но вот после одного из таких выстрелов оттуда, где должен был находиться «Мирный», вдруг послышались грохот, треск, и затем все стихло.
Неужели пушечный выстрел разрушил какую-либо ледяную громаду, уже подточенную солнцем и водой? А что, если шлюп находился близко от айсберга и обломки ледяной горы задели его?
Выстрелы «Мирного» прекратились. Вахтенные слышали лишь, как тонко свистел ветер в снастях. Беллинсгаузен велел поднять все паруса. Можно представить себе радость моряков, когда через некоторое время они увидели «Мирный». Обломки айсберга не задели его.
Вот и Новый год. Только что в пятый раз пересечен Полярный круг. Праздничные флаги трепещут на мачтах. Шумят и веселятся матросы, получившие изрядную порцию кофе с ромом вместо сливок. Хлопают двери кают, и офицеры в парадных слежавшихся мундирах, сверкая золотом эполет, торжественно идут в кают-компанию. Все в сборе. Поднимается Беллинсгаузен:
— Уже второй раз встречаем мы Новый год в большой опасности. Будем же надеяться, что счастье в новом году станет сопутствовать нам более, чем в старом!
Встает профессор Симонов:
— Позвольте пожелать, чтобы, презрев все опасности, пройдя в места непроходимые и с успехом окончив возложенное на нас дело, возвратились мы в свое отечество, распространив круг человеческих знаний многими открытиями!
Тост следует за тостом. Раскраснелись лица. Кое-кто тайком расстегнул крючки мундира. Вспоминают морские походы, друзей и близких, пошли в ход занятные истории, великое множество которых хранит память каждого моряка.
Так сидят они тесным кругом, молодые, полные сил, полные надежд.
Разные будут у них дороги, и имена не всех их сохранит для потомков история.
Высоко взойдет звезда Лазарева. Вся Россия услышит о нем, сначала как о герое полярных морей, потом как о герое Наваринского боя, наконец как о выдающемся адмирале, преобразователе Черноморского флота, ставшего лучшим парусным флотом мира. Из школы Лазарева выйдут такие адмиралы, как Корнилов и Нахимов. Историки будут говорить о «Лазаревском периоде» — периоде блистательных морских успехов России.
Мундир адмирала наденет и Фаддей Фаддеевич Беллинсгаузен. Отличившись в морских сражениях, он станет военным губернатором Кронштадта и многое сделает для его укрепления. Благодарные потомки воздвигнут ему памятник в этом городе-крепости.
Слава ждет астронома экспедиции Ивана Михайловича Симонова. За работы по земному магнетизму Академия наук и многие ученые общества мира изберут его своим членом.
Почести, отличия ждут многих из тех, кто пирует в кают-компании плывущего среди льдов шлюпа. Но одному из этой дружной семьи готовится иная участь.
Тот, кого товарищи называют «рыцарем честности», хмурыми сумерками в декабре 1825 года твердой поступью, со спокойным лицом пройдет под конвоем со скрученными за спиной руками по Невскому проспекту. Его станут судить вместе с другими декабристами. Беспощаден будет приговор: «…бывшему морскому офицеру Торсону положить голову на плаху, а потом сослать вечно в каторжную работу».
А пока новогодняя пирушка продолжается, и бледные отблески льдин плывут по стенам кают-компании…
День 10 января 1821 года начался так, как начинались многие другие дни. Птицы кружили в воздухе. Легкий туман таял над водой. Темные спины китов мелькали в зеленых волнах.
Но среди птиц появились вдруг старые знакомые — морские ласточки. В воде показался какой-то зверь, напоминающий тюленя. Цвет воды стал меняться.
Что же все это значило? Беспокойное ожидание больших и важных событий овладело всеми.
В три часа дня во льдах появилось неопределенное серое пятно. Беллинсгаузен взял подзорную трубу.
— Берег, — сказал он странным, чужим голосом.
Как хотелось всем находившимся в эти минуты на шканцах верить, что впереди действительно берег! Но вдруг это огромный айсберг? Вдруг пятно расплывется, рассеется, растает?
На «Мирном» замелькали сигналы. Нет, пятно не было призрачным! Лазарев тоже видел землю.
В это время небо посветлело. Отчетливо обрисовались черные осыпи скал неизвестного берега.
И тут без всякой команды загремело такое «ура», какого никому из участников плавания не доводилось слышать ни до, ни после.
Земля показалась ненадолго и снова исчезла в тумане. На следующее утро корабли подошли к ней ближе. Это был высокий остров. С его черных скал сползали ледники, шумно падали в море потоки.
Шлюпы сошлись, чтобы их экипажи могли разделить радость открытия.
Загремели слова команды:
— К вантам на правую! Пошел по вантам!
Мгновение — и смелые матросы, словно птицы, усеяли сверху донизу веревочные перекладины. Борта корабля окутались дымом, и гром салюта отозвался в скалах.
— Обретенный нами остров подает надежду, — сказал Беллинсгаузен офицерам, — что поблизости есть еще и другие берега.
— И мы найдем их! — воскликнул Лазарев. — А остров… Полагал бы, что и в южных морях должны мы увековечить того, кому Россия обязана могуществом своего флота.
— Да, пусть имя Петра Первого вечно напоминает о том, что именно россиянам удалось обрести землю у Южного полюса!
Через неделю, 17 января 1821 года, когда корабли медленно шли вдоль невысоких ледяных полей, набежал порывистый шквал, туман рассеялся — и перед моряками открылся берег, концы которого терялись вдали.
Ближайший к кораблям мыс оканчивался высокой горой. За ней виднелись еще горы, то покрытые снегом, то обнаженные. До самого горизонта уходила ледяная равнина, черные скалы, безжизненная холодная поверхность огромной земли.
— Южный материк! Южный материк!
С этими возгласами люди обнимали друг друга.
Перед ними, окаймленная барьером льда, лежала таинственная Антарктида.
Лежал материк, в полтора раза превосходящий Европу. Материк, берегов которого на других меридианах русские корабли впервые достигли год назад. Самый холодный и недоступный материк земного шара. Родина айсбергов, родина свирепых полярных бурь, шестая и последняя часть света нашей планеты.
Небо между тем совсем очистилось от туч. Свежий ветер надувал паруса, трепал волосы моряков, без шапок стоявших на палубе. Льды искрились, переливались, сверкали в лучах солнца.
Казалось, сама природа радуется победе человека над темными силами стихии.
Прошло с тех пор больше ста тридцати лет. Но и теперь еще много загадок таит закованная в ледяной панцырь Антарктида.
Берег Александра Первого — так назвал Беллинсгаузен ее гористое побережье — был достигнут вторично лишь девяносто лет спустя после плавания русских моряков. До сих пор по-настоящему исследована едва ли десятая часть «Великого белого материка». Антарктида все еще необитаема, и единственными человеческими поселениями здесь остаются лишь временные лагери экспедиций.
Советские люди продолжают дело, начатое их прадедами. И первая наша научная станция-обсерватория на материке Антарктиды названа «Мирный», а вторая — «Восток».
ВГЛУБЬ ТАЙМЫРСКОЙ ЗЕМЛИ
Озеро Таймыр расположено примерно в трехстах километрах от мыса Челюскин. Вокруг него — беспредельная тундра. Это одно из тех глухих мест, о которых говорили: «медвежий угол». Правда, недалеко от озера водятся не бурые, а белые медведи…
Несколько лет назад газеты напечатали заметки о возвращении с Таймырского полуострова экспедиции, которая провела там лето. Почти два месяца пробиралась она к озеру пешком и на оленях. Ей удалось исправить «маленькую» ошибку: площадь озера оказалась по крайней мере на двести тысяч гектаров меньше, чем предполагали. Вот насколько слабо знала географическая наука до самых недавних дней этот далекий полярный водоем!
«Пробираясь через весеннюю тундру, увязая в грязи, переплывая вздувшиеся реки, мы особенно отчетливо представляли все величие научного подвига выдающегося исследователя Таймыра — русского академика Миддендорфа и его спутника топографа Ваганова, более ста лет назад осуществивших то, что удалось повторить только советским людям», — писал в газете один из участников экспедиции.
* * *Кто бы мог подумать! Этот хилый городской мальчик так закалил себя, что после ночевки на болоте, да еще осенью, в заморозки, не подцепил даже насморка!
Но все же отец совершенно неправильно воспитывает его. Саше только десять лет, а отец подарил ему настоящее охотничье ружье и разрешает по два дня не показываться дома. Гувернера заменяют мальчику грубые охотники, простые мужики. Фи!
