Наталья Дурова - Мой дом на колёсах
В цирке старый дрессировщик Исидор Брок с болью и со слезами расставался со своей работой. Он не хотел видеть львов бездыханными и, зная, что нельзя их спасти, решил доверить морских львов реке Свислочь.
…Зелёная заводь, серо-голубой отблеск у гранита течёт Свислочь, а я не отрываю глаз от её вод. Где они, эти львы? Их тайна принадлежит Свислочи. Но моя мечта будет осуществлена на её берегу в храме циркового искусства Минском цирке.
Спустя десять лет я вернулась в искусство дрессировки. Я знала, что это случится. Меня влекло к дому-цирку, где я родилась, но хотелось ещё раз подумать и всё взвесить, ввести то новое, чего ещё не было на манеже.
Я отправилась в Севастополь на биологическую станцию им. Ковалевского.
Мелодия, дети, город всего три слова в записной книжке.
Мы приехали в Севастополь в раннюю нору его умывания. Влажные зебры переходов строго следили за каждым шагом, мне же хотелось, нарушая все правила движения переходов, бороздить улицы как попало, слишком не верилось, что это явь, что город, возродившийся из пепла, белый, как постамент, щедрый и строгий в ансамбле, так молод своими постройками и так мудр своим героическим сердцем.
Хотелось скорее увидеть Севастополь, понять его и постичь. Он глубок в своей душевности, заимствованной берегами у тёплого Чёрного моря. Я задумчиво гляжу на море. Оно спокойно дышит, изредка поеживаясь от сползающего тумана. Светает, и чайки с неистовством разрывают последнюю неясность очертаний. Море вспыхивает и, быстро вбирая в себя солнце, становится сапфиром, вправленным в гранит у причала, где я стою.
На Севастополь по командировке положено всего три дня. Невольно вспоминаю лесничего с Алтая. Он говорил: «Судить о лесе, хорош ли он, нужно не по дебрям таёжным да великанам деревьям, а по их поросли. Вечен корень, дающий крепкие новые побеги».
Да, я пишу для детей. Сегодня во Дворце пионеров я увижу их. Но пока я хочу побывать в море, подсмотреть его живые тайны. Мне не требуются маска и акваланг, всё это заменит путеводитель биологической станции им. Ковалевского.
Станция! Самая настоящая, с сутолокой ожидающих, только не посадки в вагоны, а осмотра аквариума, станция, откуда отправляются учёные изучать жизнь моря. У Чёрного моря свои законы, и, чтобы справедливо править им, нужно знать, как дышит рыба в воде и что ей море готовит в обед и в ужин, какие миграции, или по-нашему, по-человечески, какие заплывы, совершают рыбы. Здесь много открыли ребусов, сочинённых природой, открыли для того, чтобы обитатели моря радовались жизни, которую им старается продлить человек. Но пока осмотр аквариума. Диковинные рыбы, пышные и колючие их имена: акула, катран, камбала-калкан, глосса, ёрш, осётр, скорпион, ошибень, пикша.
Пусть аквариумная, но своя жизнь, со своим укладом и даже, если хотите, трагедиями. В центральном аквариуме плавал старый осётр. Изумлял размерами публику, радовал служащих, которые с гордостью говорили: «наш старожил», и встречал проточную воду, как когда-то волны. Но вот захворал старожил. Стали сдавать жабры, и почувствовал это юнец угорь, что обитал напротив в стенном аквариуме. Чем уж так досадил ему старый осётр? Тем ли, что солнце сразу проникало в его бассейн, гораздо больший, чем у угря, или просто со скуки? Ведь здесь, в Крыму, он был лишь экспонатом, не имеющим особого значения для промысла, да и море, где он появился на свет, Саргассово, было далеко и теперь для аквариумного угря недостижимо. Только, извиваясь, ловко он миновал все преграды и, попав к осётру, змеино двинулся, красуясь своим гибким телом, навстречу. Старожил уступил ему место, он привык встречать новичков. Но вдруг угорь метнулся и, вмиг присосавшись к больным жабрам осётра, заставил старожила забить хвостом тревогу. Тревога! Хулиганство в аквариуме! Здешний жирный тунеядец угорь напал на осётра. И вот помощь. Люди спасли старожила и по заслугам наказали угря. Теперь, замурованный, он тусклыми глазами следит за сторожилом из своей стены и прибавляет от безделья в весе. А рыбы плавают, рассказывая посетителям цветные сказки о море. Дельфин после аквариума тебе покажется умнее во сто крат, и, когда в море, танцуя при солнечном луче, он подтвердит хорошую погоду на море штиль, ты обязательно помахаешь ему рукой: «Понимаю вас, благодарна вам за подтверждение, добрый сосед по планете!»
Планета Земля! Откуда-то из мирозданья ты кажешься светлым воздушным шариком, но в ореоле таких городов, как Севастополь, Волгоград, Минск, я уверена, даже там исполински вырастаешь.
Дети твоё будущее, Земля. Для них сегодня в Севастополе возведён Дворец. Ему всего от роду три месяца. По лёгким лестницам восхожу в белокаменный Ленинский зал. И наверное, не случайно, что из окон дворца видны водные пути во все концы мира. Я не жалею, что не смогла вдоволь походить по городу. Я узнаю его лучше в биографиях детей, которые сейчас на русских народных инструментах исполняют классика немецкой музыки Шуберта.
Не правда ли добрая встреча! Слушайте. Слышите, играют дети. Мелодия ширится, становится величавой, но порой я улавливаю в ней душу гуслей и домбр, что придают гордости немецкой музыкальной культуры новое звучание. Шуберт, вы родились в этом оркестре заново, и с какой вдохновенной любовью и бережностью дети обращаются с вами! А теперь скажите, можно ли верить, слушая вас здесь, во дворце, что есть на свете две Германии, что где-то как смерч возникает страшное слово «война», чтобы унизить и раздавить в Человеке его права на свободу, равенство, жизнь.
Да, этому приходится верить, когда вспоминаешь Севастополь времён войны. Улицы говорят теперь именами павших бойцов. Нет, Шуберт, не бойтесь всё это не имеет к вам отношения! Ваша мелодия разносится по всему городу вас хорошо здесь знают и, право, очень любят. Ведь вы немец друг, а ненавидят здесь только врагов фашистов.
В ту минуту, мысленно разговаривая с Шубертом, мне показалось, что я уже в искусстве, которому вот уже почти век наша семья Дуровых отдавала свои жизни. Однако нужно новое, интересное, увлекательное и вместе с тем имеющее познавательное значение ввести в работу.
Так я решила взять моржа. Условия перевозки такого животного чрезвычайно трудны, и я поехала на Волжскую ГЭС, посмотреть рыбий лифт. И вот снова появилась запись в дневнике.
Плотина. По одну сторону город Волжский, по другую Волгоград, а я иду под водой. Нет-нет, я не водолаз, здесь солнечно и сухо. Я на Волжской ГЭС. Робея, шагаю за Леонидом Фёдоровичем, парторгом электростанции. Ведь это, конечно, будущее. А турбина глядит на меня и посмеивается: «Я-то уже есть, я настоящее!» Не верю! Поднимаюсь по лестнице. Вид сверху: аллея распластанных красных гвоздик, впившихся металлическими лепестками в кафельный орнамент пола. Что это? Главный проспект?! Да жизни, мечты, будущего.
И вдруг перед глазами возникает как дорогое воспоминание пожелтевший листок из учебника план ГОЭЛРО. Тончайшая редкая паутина, подбиравшаяся к окраинам. Я хочу представить её точнее, но перед глазами Волга море с ценными всплесками удивлённого осётра.
Здравствуй, рыба! Не с тобой ли я с грустью прощалась две недели назад на Чёрном море, в Севастополе. И там ты выглядела такой обычной. У тебя были свои повседневные заботы, тебе не было дела до командировочного писателе, а здесь выпрыгиваешь да ещё оглядываешься.
Что ж! Мы обе ошарашены, потрясены, выбиты из привычных понятий о жизни. Только я опять в командировке, а ты ещё не веришь в жировку на новую квартиру.
Расскажи, ведь люди уже улавливают в волнах твой голос. И ещё, просто для сравнения: у нас мальчишки в новых домах любят кататься на лифте, а твои мальки, схожи ли они характером с ними?
Удивительная штука этот рыбий лифт со всеми удобствами. Бесшумно и тихо перенесёт в новую жизнь, а если недоумеваешь, робеешь, растерявшись, тебе помогут выплыть, перед тобой раскроется дверца в квартиру, где на одну лишь душу осетрихи положено 68 квадратных метров площади. Мечи себе икру, выводи мальков на здоровье людям! Право, люди такие, как здесь, стоят твоих природных диковинных трудов.
А внизу в здании плотина. Главный инженер романтик. Он указывает мне на механизм и говорит: «Вот наша центральная нервная система!»
Мне жаль, что по физике в школе имела тройки, что я дрессировщик и писатель, не понимающий в механизмах. Мои сравнения идут, как у ребёнка, от леса, поля, рек. Я вижу гусениц, стрекоз и крабов. Но все они железные и полезные. А люди, работающие здесь, великолепны. Недаром вид сверху проспект с красными гвоздиками, впившимися металлическими лепестками в орнамент кафельного пола. Гвоздика память сердца. Символ справедливый. Верно: здесь мост в прошлое, героическое, подчас суровое и жестокое, и мост рывок в будущее.
Будущее мечта, она вдруг стала для меня явью, когда раздался звонок. Звонок из Союзгосцирка. Я невольно затаила дыхание: неужели сейчас, сию минуту решается самое заветное я уже приступаю к своей работе в цирке.
