Мария Парр - Тоня Глиммердал
И олень в конце концов появился. Высокий и красивый олень вышел из леса и стал на прогалине. Тоня помнит, что перестала дышать, когда тетя Идун прицелилась и выстрелила. Всё произошло молниеносно.
Выстрел был ужасно громкий, Тоня не слышала прежде таких оглушительных звуков, олень умер мгновенно.
— Ему было четыре года. Видишь? — спросила тетя Идун и показала, как узнавать возраст оленя по отросткам на рогах.
Тоня похлопала оленя, а тетя Идун вынула нож. Вот так — всю свою оленью жизнь этот красавец провел в Глиммердале. Возможно, у него остались дети. На секунду Тоне стало грустно. Но тут из расщелины на опушку, как перед этим олень, выскочила тетя Эйр.
— Урра-а-а! — завопила она. — Да здравствуют воскресные обеды у Гунвальда сто лет подряд!
О жарком Гунвальда из оленины ходят легенды, о нем наслышаны даже в Барквике. И сейчас, пока Петер попивает кофе у окна, а Гитта посапывает во сне на диване, Гунвальд обжаривает мясо с маслом на большой сковороде. Тоня приносит жестянку с можжевеловыми ягодами, и Уле давит их скалкой. Гунвальд мешает раздавленные ягоды с перцем и посыпает этим скворчащее мясо. Аромат такой пряный и вкусный, что Уле говорит, что сейчас свихнется: стоять вот так, нюхать и не есть — выше человеческих сил. Ему отдают на растерзание кочан салата, и он кромсает его кухонным тесаком, коротая ожидание. И в конце концов даже получается салат. Брур отмеряет рис. Потом Гунвальд выкладывает мясо на блюдо и приступает к соусу. Лук, бульон, сливки, грибы, которые набрала для него осенью Тонина мама, немного козьего сыра, морошковое варенье, соль и вода. Гунвальд мешает, пробует, добавляет то одно, то другое и покрякивает, как он всегда делает, колдуя у плиты.
И вдруг Уле говорит:
— Наш папа тоже умеет готовить такое жаркое.
— Что?
Гунвальд вываливает мясо в соус, не выронив ни кусочка мимо.
— Этого он не умеет, — говорит Брур по другую руку от Гунвальда.
— Умеет! — упрямо кричит Уле.
— Папа не умеет готовить оленину, Уле. Папа придурок.
В голосе Брура металл.
— Что ты сказал? Возьми свои слова обратно! — вскидывается Уле.
Но Брур не намерен ничего брать обратно.
— Папа придурок. Он не умеет готовить оленину, он никогда не звонит, он…
— Он звонил в мой день рождения!
Лицо у младшего свекольного цвета, он того гляди взорвется.
— День рождения был месяц назад!
Теперь Брур перешел на крик.
— Ему наплевать на нас! Если б он о нас думал, мы не торчали бы в этом проклятом кемпинге. Мы бы поехали в Данию! Но он всегда талдычит, что сейчас у него другие планы, он никогда нас не навещает, никогда не пишет, он…
Братья как будто не замечают, что вокруг чужие люди.
Уле схватил половник и запузырил им в стену, так что соус вздрогнул.
— Сам ты придурок! — крикнул Уле и выскочил на мороз.
Дверь за ним бухнула, сотрясая весь дом.
Тоня, сидя на скамейке, ждет, что Гунвальд сейчас всё уладит. Но Гунвальд стоит как изваяние.
— Простите, — говорит Брур тихо.
Неужели Гунвальд не вмешается? Неужели Гунвальд не пожалеет Брура и не скажет, что всё в порядке, ничего страшного, а потом не сходит за Уле и не наведет мир? Очень не скоро до Тони доходит, что Гунвальд и не собирается ничего предпринимать.
Так что Брура утешает Тоня, а Петер идет за Уле и находит его в хлеву за мешками с соломой. И это Гитта заставляет всех улыбнуться, когда она просыпается со словами «доблое утло». А Гунвальд не говорит ни слова. Он готовит еду и накрывает на стол.
И во время еды Гунвальд тоже ничего не говорит. За столом тихо, как на горном плато. Только Гитта болтает без умолку.
— Помогать, — говорит она, и Петер принимается нарезать для нее оленину на мелкие кусочки.
Тоня косится то на братьев с красными глазами и придурком папой, то на Гунвальда, который как воды в рот набрал. Но когда тарелки пустеют, а тишина густеет, Тоня залезает на диван и снимает со стены скрипку. И с размаху вручает ее Гунвальду. Потом встает на стул и запевает первый куплет. Тоня Глиммердал поет так чудно, как умеет петь только она.
Черный, черный козлик мой,
Пастушок зовет домой!
Вдруг тебя задрал медведь?
Вспомни пастушка, ответь!
Тонина песня проходит сквозь стены и улетает в глиммердалский зимний вечер.
Лукла, матушка твоя,
Колокольчиком звеня,
Поздно из лесу — домой,
Где ты, черный козлик мой?
Миниатюрная женщина, которая в эту минуту как раз входит во двор, узнает голос. Она целый день слышала его за забором кемпинга. Женщина осторожно поднимается по каменным ступеням к двери Гунвальда. Она уже заносит руку, чтобы постучать, и тут на третьем куплете вступает скрипка.
Озирается кругом:
Знать, беда пришла в наш дом!
А как прежде шел ты в пляс,
Было весело у нас!
Женщина стоит с поднятой рукой, пока Тоня поет о том, как мальчик любит козленка по кличке Черный и как черный козленок любит мальчика. Звуки скрипки обтягивают слова, как перчатки, это волшебство какое-то. Женщина никогда не слышала ничего столь же прекрасного. С ней происходит то же, что и со всеми, кто слышит игру Гунвальда. Она слушает, замерев. Тоня дошла до последнего куплета. Здесь она всегда фальшивит — уж больно он грустный.
Черный козлик, где ты, мой?
Голосок подай родной!
Рано покидать дружка,
Уходить от пастушка! [6]
— Как красиво, — говорит женщина, Когда песня смолкает.
Никто не заметил, как она вошла в кухню. Гунвальд, Петер и Тоня видят ее первый раз в жизни. В отличие от Брура, Уле и Гитты.
— Мама! — кричит Уле счастливым голосом. — Мы приготовили жаркое с олениной!
Случается, встретишь человека — и он тебе сразу понравится. С этой мамой как раз такой случай. У нее добрые глаза, и хотя она кажется усталой и замученной, от ее улыбки в кухне светлеет. Уле и Брур, перебивая друг друга, рассказывают о гонках на санях, Петер приносит еще один стул, Гунвальд выскребает сковороду и организует гостье порцию жаркого. А у Тони прямо живот разболелся, так не хватает ей сейчас мамы. Тоне хочется сесть под бочок к этой незнакомой женщине с добрыми глазами, прижаться к ней и почувствовать, как это бывает. Но она только улыбается ей со своего края стола.
Чудо какой получился вечер. Гунвальд открыл дверь в комнаты и затопил камин. Тоня нашла в мастерской лото, которое они с Гунвальдом начали летом делать, но не доделали. Она разложила карточки по полу и достала фишки размером с блюдце. Гунвальд еще поиграл на скрипке, и не успели они опомниться, как опустилась ночь. Тогда все по очереди потрясли огромную лапищу Гунвальда, поблагодарили за ужин и музыку, и Петер повез усталое семейство назад в кемпинг.
После их отъезда стало очень тихо. Тоня тоже засобиралась. И вдруг повернулась к Гунвальду.
— Представь себе — иметь папу, который звонит только в день рождения!
Она резко натянула шапку на рыжую гриву. Потому что она разозлилась, думая об этом.
— Мы должны устроить им лучшие в мире каникулы, Гунвальд, — сказала она, распахивая дверь.
Гунвальд не ответил, и она снова повернулась к нему. Он стоял и смотрел в темное окно.
— Гунвальд?
— Угу.
— Все-таки хорошо, что у тебя есть я.
Тоня ушла, а Гунвальд еще долго стоял в темной кухне. В ушах у него звучали полные боли и обиды слова Брура, когда тот говорил, что папа никогда не звонит и не пишет. Всем своим тролличьим сердцем Гунвальд хотел бы узнать, о чем думает этот папа из Дании, которого он никогда не встречал. Постояв так, Гунвальд подошел к книжному шкафу и достал с полки коричневый конверт. Письмо.
Гунвальд читал его столько раз, что письмо обтрепалось по краям. И вот он читает его снова. Он не ответил на это письмо. Он никогда не пишет писем.
Глава десятая, в которой Клаус Хаген заходит слишком далеко и происходит история, известная как «Помнишь, как Тоня Глиммердал въехала на борт корабля на снегокате?»О девчонках Глиммердала сложено много историй. Особенно о тете Эйр и тете Идун. Оскара Глиммердала, Тониного дедушку, это очень раздражает. Он человек серьезный, строгих правил, бывший директор школы и вообще. И он не любит, когда народ в магазине рассказывает байки о его дочерях. Однако народ рассказывает их непрерывно. «Помнишь, как близняшки Оскара сплавлялись по Глиммердалсэльв в корыте?» спрашивает кто-нибудь, и народ хохочет до икоты. История о сплаве в корыте — самая известная, но о тете Эйр и тете Идун ходит и много других преданий. С тех пор как тетки уехали учиться, героиней большинства историй о девчонках Глиммердала выступает Тоня.
