Кейт УИГГИН - Ребекка с фермы Солнечный Ручей
Гордо, флаг страны родной,
Под осенним небом рей!
А затем громкий и отчетливый голос прорезал воздух, и Эбнер увидел стоящего в центре помоста высокого мужчину и услышал, как тот кричит:
- Ура в честь девочки, которая спасла флаг из рук врага!
Он и так уже испытывал чувство горечи и ожесточения, и так уже был одинок, отрезан от жизни общества честных людей, не мог пожать дружеской руки, разделить соседской трапезы, и это неожиданно прозвучавшее всеобщее суровое осуждение потрясло его. С вновь вспыхнувшим в душе негодованием, уязвленной гордостью, оскорбленным самолюбием он бросил проклятие веселой толпе и направился к своему дому - дому, где ему предстояло найти собственных оборванных детей и встретить кроткий взгляд женщины, делившей с ним тяготы бедности и позор.
Возможно, что уже тогда его (чрезвычайно проворная) рука протянулась к "новой странице". Ангелы, вне всякого сомнения, не могли особенно гордиться тем, как произошло его перевоспитание, но, смею думать, они были рады считать его своим на любых условиях - так трудно дается им исправление этого невосприимчивого и глупого мира! Да, должно быть, они были рады, ибо незамедлительно послали ему доходную и, что более существенно, интересную и приятную работу, позволявшую зарабатывать деньги, делая именно то, чего требовала его натура. Он совершал чудеса бесстрашия на глазах восхищенных и аплодирующих конюхов; он постоянно был среди лошадей, которых так любил; от него требовалось заниматься обменом животных, так как Дейл, хозяин конюшни, даже рассчитывал на него, когда хотел избавиться от ненужных лошадей; ему были предоставлены широкие права и возможности для проявления инициативы, поскольку Дейл отнюдь не был проповедником строгости нравов и чувствовал себя вполне способным держать под контролем любое число ловких Симпсонов; так что на этом месте перед человеком открывались безграничные возможности, а кроме того, было и жалованье! У Эбнера явно не возникало искушения что-либо украсть; его душу переполняла гордость, а восхищение и удивление, с которыми он взирал на свое добродетельное настоящее, могли сравниться лишь с отвращением, с которым он созерцал свое прошлое - не столько порочное, сколько "потрясающе глупое", как он сам снисходительно оценивал его.
Миссис Симпсон смотрела на исправление Эбнера так же, как и ангелы. Она была благодарна Богу даже за краткий период честности в жизни мужа, тем более в сочетании с деньгами, присылаемыми им домой по субботам. И если она по-прежнему "стирала и плакала, плакала и стирала" - так всегда виделась она Кларе-Белле, - то причиной тому была либо какая-то глубокая тайная печаль, либо то, что ее и без того небольшие силы как-то вдруг покинули ее.
Как раз тогда, когда работа и достаток стучались, так сказать, в дверь, а дети были накормлены и одеты лучше, чем когда-либо прежде, боль, которая всегда таилась - постоянная, но тупая - возле ее усталого сердца, сделалась жестоко и торжествующе сильной, сжимая ее в своих когтях, грызя, и терзая, и с каждой неделей оставляя ей все меньше сил, чтобы сопротивляться. И все же надежда еще оставалась, и выражение удовлетворения, какого никогда не было раньше, появилось теперь в ее глазах - удовлетворения, которое превратилось едва ли не в счастье, когда доктор распорядился, чтобы она оставалась в постели, и послал за Кларой-Беллой. Бедная женщина не могла больше стирать, но покрывать хозяйственные расходы позволяло не перестававшее удивлять ее чудо получения денег от мужа по субботам.
- Как сегодня твое сердце, мама? Очень болит? - спросила Клара-Белла, которую лишь недавно отдали в семью Фоггов и сейчас, в чрезвычайных обстоятельствах, позаимствовали, как предполагалось, ненадолго.
- Даже и не знаю, Клара-Белла, - со слабой улыбкой отвечала миссис Симпсон. - Я, похоже, не замечаю боли в эти дни, если только она не сильнее, чем обычно. Соседи так добры к нам. Миссис Литл прислала мне овощи в горчичном соусе, а миссис Бенсон - шоколадное мороженое и сладкий пирог. Доктор принес капли, которые помогают мне уснуть, а мистер Ладд - большой ящик со всякой едой. И ты здесь, чтобы составить мне компанию! Меня, право же, как-то даже ошеломили все эти подарки и удобства. Никогда не думала, что увижу в этом доме херес. Я даже не решаюсь вынуть пробку; мне помогает уже то, что я смотрю на эту бутылку, присланную мистером Ладдом, - как она стоит на каминной полке и огонь отражается в ее коричневом стекле.
Мистер Симпсон приехал повидать жену, а выходя из дома, столкнулся на крыльце с доктором.
- Она ужасно плоха, на мой взгляд. Как вы думаете, она выкарабкается так же, как и в прошлый раз? - взволнованно спросил он доктора.
- Она выкарабкается в другой мир, - ответил доктор прямолинейно и грубовато. - И так как, похоже, нет никого другого, кто высказался бы напрямик, это сделаю я. Мой вам совет: раз уж вы сделали жизнь этой женщины такой тяжелой и полной горя, как только смогли, постарайтесь теперь, по крайней мере, помочь ей умереть спокойно!
Эбнер, удивленный и подавленный тяжестью этого обвинения сел на пороге, обхватив голову руками, и тяжело задумался. Размышления не были для него привычным занятием, и когда несколько минут спустя он открыл калитку и медленно направился к конюшне, где стояла лошадь, то выглядел бледным и обессиленным. Это необыкновенно большое потрясение - сначала увидеть себя полными презрения глазами другого человека, а затем, столь же ясно, своими собственными.
Два дня спустя он снова приехал домой, и на этот раз ему было суждено подъехать к конюшне тогда, когда там привязывал к столбу свою пегую кобылу мистер Кэрл, акревильский священник.
Быстроглазая Клара-Белла заметила священника, когда он вылез из своей брички. Предупредив мать о его приезде, она торопливо поправила постель больной, поставила на место бутылочки с лекарствами и вымела золу из очага.
- Ах, не впускай его! - запричитала миссис Симпсон, взволнованная тем, что ей предстоит принять такого посетителя. - Боже мой! Наверное, все в поселке считают, что я опасно больна, иначе священник и не подумал бы зайти! Не впускай его, Клара-Белла! Я боюсь, он скажет мне что-нибудь страшное или будет молиться за меня, а за меня никогда не молились с тех пор, как я была совсем маленькой! Его жена приехала с ним?
- Нет, он один, но отец только что подъехал и привязывает лошадь у двери сарая.
- Это еще хуже! - И миссис Симпсон с трудом приподнялась на подушке и в отчаянии заломила руки. - Не допусти, чтобы они встретились, Клара-Белла! И отошли мистера Кэрла поскорее. Твой отец и за тысячу долларов не согласился бы принимать священника у себя в доме или говорить с ним!
- Успокойся, мама! Ложись! Все будет хорошо! Ты только измучишь себя волнениями - и будет новый приступ! Священник - добрый человек, он не скажет ничего, что могло бы тебя напугать. И отец разговаривает с ним сейчас очень любезно и показывает ему, как пройти к парадной двери.
Пастор постучал и был встречен Кларой-Беллой, которая, трепеща, провела его в комнату больной, а затем, когда он вежливо попросил ее об этом, удалилась в кухню к детям.
Тем временем Эбнер Симпсон, оставшись один в сарае, пошарил в кармане жилета и извлек оттуда конверт, содержавший лист бумаги и крошечный сверток в папиросной бумаге. Письмо уже было один раз прочитано прежде, в нем говорилось следующее:
Дорогой мистер Симпсон!
Это секретное письмо. Я слышала, что в Акревиле плохо относятся к миссис Симпсон, из-за того что у нее нет обручального кольца, какие есть у всех остальных.
Я знаю, что вы всегда были бедны, дорогой мистер Симпсон, и обременены большой семьей, такой же, как наша на Солнечном Ручье, но вам, право же, следовало подарить миссис Симпсон кольцо, когда вы женились на ней, с самого начала, потому что тогда с этим делом было бы покончено, так как кольца эти из чистого золота и не снашиваются. А ей, наверное, не хотелось просить у вас кольцо, ведь женщины совсем как девочки, только взрослые, а я знаю, что мне было бы стыдно просить украшений, когда и питание-то с одеждой обходятся так дорого. Поэтому я посылаю вам хорошее, совсем новое обручальное кольцо, чтобы вам не пришлось покупать, а вы могли бы подарить ей браслет или серьги на Рождество. Мне оно ничего не стоило; это подарок, сделанный по секрету одним другом.
Я слышала, что миссис Симпсон больна, и, я думаю, для нее было бы большим утешением сейчас, когда она лежит в постели и у нее так много времени, любоваться кольцом. Когда у меня была корь, Эмма-Джейн Перкинс дала мне на время гранатовое кольцо своей мамы, и мне очень помогало, когда я клала свою худую руку поверх одеяла и смотрела, как оно сверкает.
