Герман Матвеев - Семнадцатилетние
— Ну как же… Есть случаи, когда жены…
— Лида! — перебил учитель. — Не путайте совершенно различные вещи: любовь девушки и любовь женщины, жены.
— А в чем разница?
— Подрастете — узнаете. Вы все торопитесь. Забегаете вперед!
Лида смутилась. Ей показалось, что она проболталась и проницательный Константин Семенович обо всем догадался. Чтобы отвлечь от себя подозрения, она захлопнула книгу и сказала с деланным оживлением:
— От нечего делать, я все время думаю о счастье человека. Помните нашу дискуссию?
— Помню.
— Я была тогда не совсем права. Счастье, конечно, в любви, но взаимной.
— Пройдет год, другой, и время снова внесет поправку в ваше понятие о счастье. Каждый возраст… до полной зрелости, а может быть и до смерти, по-разному смотрит на жизнь. Все течет, все изменяется: знания, опыт, условия, обстоятельства, причины, а значит, и понятия. И в этом прелесть жизни… Вас не утомляет разговор?
— О нет… что вы! Я же почти совсем здорова… Послышался звонок.
— Кто-то пришел. Папе еще рано…
Они замолчали, поджидая пришедшего. Скоро дверь приоткрылась, и раздался знакомый голос:
— Лида, можно?
— Да, да!
Вошла Светлана. Взглянув на вспыхнувшую Лиду, Константин Семенович почему-то вспомнил моряков, которых он дважды видел на вечере в школе.
— Что случилось, Лида? Ты больна? — озабоченно спросила Светлана, поздоровавшись с учителем.
— Немного голова болела… Ты на каток?
— Да. Зашла по пути.
Константин Семенович поднялся.
— Ну, Лида, рад, что у вас нет ничего серьезного. Поправляйтесь скорее. Папе передайте, пожалуйста, привет.
Девушки остались вдвоем.
Лида молчала. Глядя на подругу, она прислушивалась к тому, какое чувство вспыхнет у нее в душе от присутствия Светланы. Еще утром она думала о том, что остро возненавидит Светлану, не сможет встречаться с Алешей, будет стараться как-нибудь разбить их счастье. Но это были не ее мысли, а вычитанные из книг.
На самом же деле в душе у Лиды не было ни зависти, ни злости. За что ей ненавидеть Светлану? Что она сделала ей плохого? Ведь она даже и не подозревает, что Лида влюблена в Алешу. Она пришла к ней как подруга… «Нет. Все это не то, не то! — с досадой думала Лида. — Все это чужое, наносное». Теперь ей было стыдно перед подругой за черные мысли о какой-то мести.
— Света, садись поближе. Сюда! — сказала Лида и похлопала рукой по одеялу. — Я очень рада, что ты пришла. Нам надо с тобой поговорить…
Светлана села на кровать. Лида положила ей руку на колени и стала разглаживать складки на платье.
— Ты не обращай внимания на меня! Я ведь не злая. Скажу что-нибудь, а потом сама жалею. Ты на меня не сердишься?
— За что?
— Ну, я уехала с вечера и даже не простилась…
— Ты же заболела!
— Ничего я не заболела! Просто хандрю, — сказала Лида с раздражением и вдруг совсем другим тоном спросила: — Света, скажи мне, ты счастлива?
Светлана не поняла, к чему относится этот вопрос, но почему-то смутилась и сильно покраснела.
— Что это ты вдруг?
— Ты говорила вчера с Алешей? — спросила Лида, как-то особенно ласково и кротко.
— О чем?
— О письме.
— О каком письме?
Лида нахмурилась. Ей показалось, что Светлана хитрит, но, пытливо взглянув «а девушку, она увидела на лице ее искреннее любопытство.
— Значит, ты ничего не знаешь! Странно… Неужели ты не знала, что Алеша тебя любит?
— Ну что ты говоришь… — еще больше смутилась Светлана.
— Ой, чудачка! Какая ты смешная! Он же сам сказал…
С этими словами Лида обняла вконец растерявшуюся подругу и привлекла ее к себе.
— Обе мы с тобой дуры! Неужели ты не догадывалась? Я бы, наверное, сразу поняла. По глазам поняла! Хотя он умеет себя держать. Если бы ты знала, как это получилось!.. Ведь он принял меня за тебя и все сказал…
— Нет, Лида, ты ошибаешься… — пыталась возразить Светлана.
— Ошибаюсь? Ох, как бы я хотела ошибиться… К сожалению, не ошибаюсь?
— Почему «к сожалению»?
— Потому что потому оканчивается на «у»! — сказала Лида и достала спрятанное под подушкой письмо. — Вот! Он просил прочитать его дома… Понимаешь? Когда ты будешь одна. Светка, ты не думай, что я завидую тебе или что-нибудь в этом роде… И мешать вашему счастью не собираюсь. Я ужасно рада! Честное слово!
Постепенно Светлана оправилась от смущения, но сидела молча, машинально слушая Лидины слова. Несколько раз она порывалась уйти, но та ее удерживала. Наконец, Светлана решительно встала и, попрощавшись, вышла на улицу. Здесь она остановилась в полном замешательстве. Новость, о которой она только что узнала от Лиды, заполнила ее всю и, казалось, не помещалась в груди. Слишком это было много. «Алеша ее любит! Да может ли это быть?» Шутки брата в счет не шли, но были минуты, когда Светлана допускала такую мысль. Она помнит, как в такие минуты замирало сердце и от радости кружилась голова. Но это было давно, когда собственное ее чувство только просыпалось. Потом, когда оно выросло, Алеша стал в ее представлении таким умным, талантливым, сильным, с таким блестящим будущим, что даже в мечтах было трудно вообразить себя рядом с ним.
С коньками подмышкой Светлана неторопливо шагала в противоположную от катка сторону, боясь растерять свою радость. Она не знала, куда и зачем идет. Лишь бы не стоять на месте. На набережной канала, огибавшего разрушенный стадион, девушка остановилась.
«Зачем я сюда пришла?» — подумала она и прислонилась к перилам. Хотелось прочитать письмо и в то же время было страшно. «А вдруг там не то… Вдруг Лида ошиблась?» С сильно бьющимся сердцем она разорвала конверт и вытащила вчетверо сложенный листочек.
«Света! Я много испортил бумаги, пока ее понял, что все равно не выразить словами то, о чем хочу сказать. Я не знаю, почему так случилось… Но я с радостью отдам за тебя жизнь, если это будет нужно. Больше у меня ничего нет.
А.»
Вот и все, что было написано в этом письме. Так мало и так много. Очень много… Гораздо больше, чем ожидала Светлана. И в каждом слове она чувствовала Алешину волю. Никаких сомнений, колебаний… И все очень просто. Его жизнь принадлежит ей, а ее жизнь — ему.
Вот и все.
— Вот и все… — прошептала она.
Теперь ей захотелось куда-то идти, что-то делать, но она не знала, куда и что. Направилась на каток, но скоро повернула и пошла куда глаза глядят. Постепенно, сама того не замечая, она ускоряла шаги и, наконец, почти побежала…
Женя Смирнова очень удивилась, увидев на площадке лестницы запыхавшуюся, с горевшими от возбуждения глазами подругу.
— Что случилось? — спросила она.
— Ничего… Ты что делаешь? Пойдем со мной, — пригласила Светлана.
— Заходи же в дом. Что ты там стоишь?
— Нет, нет… Я тебя подожду на улице, — сказала девушка. — Одевайся скорей! — Она спустилась вниз и остановилась в подъезде.
Теплый, безветренный день клонился к вечеру. Сверху медленно падали редкие, но крупные пушистые снежинки.
— Ну что такое у тебя стряслось? — спросила Женя, появляясь в подъезде.
— Ничего.
— Ты мне голову не морочь, пожалуйста, — проворчала она. — Я не маленькая… вижу.
— Ну, просто я соскучилась без тебя, вот и решила зайти…
Женя недоверчиво покосилась на подругу, но без возражений шагнула на тротуар.
— Куда?
— Поедем на Невский. Мне надо кое-что купить.
«Кое-что» оказалось обыкновенным деревянным грибком для штопки чулок: старый утащил и изгрыз Трюк. Женя понимала, что такой грибок можно купить и на Петроградской стороне, а значит, поездка в центр была вызвана чем-то другим.
Когда грибок был куплен и девушки вышли из «Пассажа», уже смеркалось. Фонари еще не горели, темно-серое небо сливалось с крышами домов.
— Пойдем пешком, — предложила Светлана. Женя кивнула головой, и подруги медленно направились в сторону Главного штаба.
— Светка, ты мне так ничего и не скажешь?
— А что?
— Ты сегодня какая-то необыкновенная!
— Ах, Женя! Сегодня у меня такое настроение… Я даже не знаю, как его назвать…
В этот момент вспыхнули и ярко загорелись фонари. Они залили светом весь Невский проспект и в одно мгновенье изменили облик города. Это было неожиданно и так соответствовало внутреннему состоянию Светланы, что она остановилась.
— Вот как получилось! — сказала она со счастливой улыбкой.
— Что «получилось»? — с удивлением спросила Женя.
— А ты даже не заметила? Смотри, как стало светло!
— Ну, зажгли фонари! Вижу. А что еще получилось?
— Ничего! — рассердилась вдруг Светлана. — Раз не понимаешь — и не надо! Ты толстокожая!
Светлане казалось, что не только подруга, но и все люди должны радоваться ярким фонарям, хорошей погоде, шумному движению, толкотне. Всюду, куда бы она ни взглянула, все горело, отсвечивало, блестело, сверкало. В окнах магазинов ослепительно сияли красным, зеленым, голубым светом слова реклам. Блестели кузова автомашин, отражая тысячи огней. Сверкали стеклянные вывески. Даже скользкие тротуары, еще не посыпанные песком, блестели.
