Николай Глебов - Карабарчик. Детство Викеши. Две повести
Спустившись, Кирик побрёл на белки. Подъем становился всё труднее. Ущелье постепенно расширялось, но зато было сплошь покрыто толстым слоем льда. Лыжи были уже не нужны: чем выше поднимался мальчик, тем сильнее тянули они вниз. Отвязав ремни, мальчик взял лыжи под мышку.
Он внимательно оглядывал голые скалы в поисках выхода, но гладкие, точно обтёсанные, стены гнали его дальше на ледник. И вдруг он увидел впереди себя Мойнока.
Пёс полз на брюхе, виляя виновато хвостом, и, поравнявшись с Кириком, опрокинулся на спину, задрав лапы вверх.
Кирик обрадовался собаке и, присев на корточки, погладил её по голове.
«Если Мойнок спустился в ущелье, значит где-то есть выход», — мелькнуло у него в голове. Поднявшись на ноги, он подал голос:
— Мойнок!
Собака вскочила.
— Домой!
Пёс метнулся в сторону и вильнул хвостом.
— Пошли домой! — Кирик сделал шаг вперёд.
Мойнок, скользя по льду, повёл своего хозяина влево от основного русла.
Между двумя скалами чёрной лентой протянулась вверх узкая полоска мелкой россыпи камней. Видимо, Мойнок и спустился по ней. Так и есть. Пёс уверенно стал подниматься вверх, оглядываясь на хозяина. Вскоре мальчик выбрался из ущелья и увидел темневший внизу кедрач.
Усталости как не бывало. Став на лыжи, Кирик поспешно заскользил к лесу и в сумерках достиг избушки. Не раздеваясь, он повалился на нары и уснул.
Проснулся Кирик от настойчивого стука в дверь и радостного повизгивания Мойнока.
Мальчик быстро поднялся и открыл дверь.
Перед ним стояли Темир и улыбающийся Янька.
Глава седьмаяПрошла весна 1916 года. Наступал месяц малой жары — июнь. Кирик и Янька жили в избушке Яргольского ущелья. Изредка их навещал Темир с Мойноком, и каждый его приход был для ребят настоящим праздником. Однажды Темир пришёл особенно радостный:
— На фронте солдаты не хотят воевать за царя. А у нас тоже новости! Теньгинский волостной старшина Сапок устраивает на днях конские состязания, заезд на пятнадцать вёрст. Соберутся лучшие борцы и наездники Алтая. Ждут из Бийска исправника. Сапок объявил народу, что первый наездник получит всё, что попросит; второй — двух лошадей и десять овец; третий — лошадь и корову. Большой будет праздник!.. Я готовлю Буланого, — добавил Темир после минутного молчания.
Кирик знал небольшого сухопарого коня Темира с развитой грудью, тонкими жилистыми ногами и чёлкой, доходившей до тёмных, агатовых глаз.
Сдерживая охватившее его волнение, Кирик спросил:
— А кто поедет на Буланом?
— Ты, Кирик. Ведь, если Буланый придёт первым и этот проклятый Сапок сдержит свое слово, ты будешь свободен от Зотникова.
Мальчики с радостным криком бросились к Темиру и повисли на нём, пытаясь свалить охотника на пол. Темир со смехом отбивался от расшалившихся ребят. Когда порыв радости прошёл, Кирик спросил с тревогой:
— А если Буланый отстанет, тогда как?
— И тогда, Кирик, не всё еще пропало, — усмехнулся Темир. — Не горюй! — успокаивающе добавил он, видя, что мальчик опустил голову. — На Буланого я надеюсь. Вот только одного боюсь: бай Аргымай, отец Сапока, привёл, говорят, какого-то чужеземного коня. Народ рассказывает, что такого коня на Алтае ещё не было… Однако я пойду, — охотник поднялся.
— Темир, можно нам с Кириком сходить в Тюдралу, маму повидать? — спросил Янька.
— Сходите, только на глаза Зотникову и Чугунному не попадитесь.
Свистнув Мойнока, Темир лёгким, упругим шагом направился к лесу.
Кирик вздохнул.
— Может, Буланый вынесет, — прошептал он с надеждой.
На следующий день ребята отправились в Тюдралу. Обрадованная Степанида достала где-то муки и угостила их пирогами с рыбой.
Ребята погостили у неё три дня и собрались в обратный путь.
— Возвращайтесь скорее! В огороде у меня скоро огурцы поспеют! — крикнула она им вслед.
— Ладно, — пообещал Янька.
Степанида села к окну и задумалась. Отпускать Яньку ей не хотелось, но жалость к Кирику взяла верх. Женщина поникла головой.
«Если не отпустить Яньку, что станет с Кириком? В Тюдрале ему жить нельзя, в Мендур-Соконе тоже. У Зотникова хуже каторги. Когда же всё это кончится? Где выход?» — Не найдя ответа на свои мысли, Степанида вышла из избы и долго смотрела на дорогу, по которой ушли ребята.
Пройдя километров пять от села, Кирик и Янька свернули с дороги и стали подниматься вверх по ущелью Яргола. Место здесь было глухое и пользовалось недоброй славой.
Тропинка вилась по гребню горы и круто спускалась в небольшую ложбину. Взглянув вниз, ребята увидели человека, сидящего к ним спиной у костра.
Делбек хотел было залаять, но Кирик, зажав пасть собаки, оттащил её в кусты. Широкая спина и длинные руки человека показались Кирику знакомыми. Притаившись в густой траве, приятели стали наблюдать за сидящим. Рядом с ним лежал топор. Недалеко паслась оседланная лошадь. Незнакомец подбросил хвороста в огонь и повернул лицо в сторону ребят.
Кирик чуть не вскрикнул от испуга. У костра сидел Иван Чугунный. Что ему здесь было нужно?
Теряясь в догадках, мальчики переглянулись и поползли обратно в гору.
«Только бы не залаял Делбек!» — думал Кирик, продолжая успокаивать собаку.
Выбравшись на гребень горы, друзья, прячась за деревья, побежали. Часа через два добрались до жилья.
— А ты не заметил, Кирик, жерди у костра?
— Да, видел. И жерди и отёсанные колья.
— Зачем они Чугунному?
— Должно быть, Зотников что-то затевает. Неспроста Иван здесь. Надо посмотреть. Сходим завтра?
На следующий день, забравшись на противоположную скалу, они стали наблюдать за Чугунным.
Иван с остервенением вбивал колья в землю, огораживая небольшую площадку. Один конец её упирался в скалу, второй вёл к горе, постепенно суживаясь. Изгородь представляла собой треугольник с узким открытым пролётом по дну ущелья.
— Готовит загон для лошадей, — догадался Кирик.
Янька молча кивнул головой.
— Загонят чужих лошадей и будут ставить своё тавро. Воры! — Кирик с возмущением плюнул.
Ребята вернулись к избушке.
Назавтра, захватив ружьё и Делбека, мальчики с утра заняли наблюдательный пост на гребне горы. Зотниковский работник был не один: на привязи стояли три оседланные лошади. Вскоре показался Чугунный. Он нёс на плечах походную кузницу. За ним шагал алтаец. Приглядевшись к нему, Кирик узнал Яжная. Лица третьего не было видно. Но, когда он подошел к изгороди, ребята узнали своего злейшего врага — Евстигнея.
— Отсюда кони не уйдут. Надо только гнать их без передышки. Где сейчас табун? — обратился он к Яжнаю.
— Чей?
Евстигней выругался.
— Да не всё ли нам равно, чей? Лишь бы были кони, а тавро поставить мы сумеем… Так ведь, Ваня? — спросил он своего подручного.
— Правильно. Наше клеймо — наши и кони, — ухмыльнулся Чугунный и стал налаживать кузницу: нагрёб из костра углей в горн и, присоединив мех, нажал ногой на педаль треноги.
Рассыпаясь веером, полетели искры. Чугунный сунул в угли железное тавро. Раскалив докрасна, приложил его к свежеотёсанной жерди. Вынул из мешка второе тавро и, проделав с ним то же самое, спрятал оба тавра у лиственницы, забросав их травой.
Вскочив на коней, все трое скрылись из виду.
Подождав немного, Кирик и Янька поспешно спустились с горы и подошли к изгороди.
На одной из жердей крупными буквами было выжжено «Е» и «3» — тавро Евстигнея Зотникова; ниже стояла буква «Я» — знак Яжная.
Друзья молча посмотрели друг на друга.
— Понял? — после короткого молчания спросил Кирик. — Они сейчас ищут по тайге табун алтайских лошадей и пригонят его сюда для таврёжки.
— Вот грабители! — воскликнул Янька.
— Мы вот что сейчас сделаем! — глаза Кирика заблестели. — Спрячем оба клейма.
Ребята разгребли траву, вытащили железные тавра, забросили их в кустарник и снова спрятались за скалой.
Огороженная площадка была видна, как на ладони. Ждать пришлось долго. Наконец, послышался топот приближающихся лошадей, и табун голов в пятнадцать стремительно влетел на площадку и заметался по загону. Не отставая, следом за табуном на рыжем жеребце вихрем пронёсся Евстигней и, спрыгнув на ходу с лошади, кинулся к пролёту и задернул жерди. Табун оказался в ловушке.
На взмыленных конях примчались Яжнай и Чугунный. Хлопая бичами, они сгрудили табун посередине загона. Это были молодые — до двух-трех лет — сытые, не знавшие узды, полудикие кони. Их вожак храпел, бил копытами землю и злобно скалил зубы на суетившихся людей.
Кирик вздрогнул. Ему показалось, что табунный вожак — жеребец Темира: та же буланая масть, та же длинная чёлка и грива. Заныло сердце.
Яжнай размотал один конец аркана и набросил его на ближайшую лошадь. Брыкаясь, конь то поднимался на дыбы, то падал на землю, но чем сильнее он бился, тем туже стягивала верёвка его шею.