Зинаида Лихачева - Вася Чапаев
— На убой гонят, — раздался сзади Васи голос хозяйки. Она стояла в дверях и смотрела на огромное стадо, сморщив лицо, как будто солнце слепило ей глаза.
— Мальцевский капитал идет. Мальцев у нас богатейший купец!
Васе вспомнилось будайковское стадо, тощие взъерошенные коровенки. Вспомнилась и Жданка.
Мать ставила перед ней деревянную бадью, в которой плавала картофельная шелуха. Потянув мягкими губами пойло, Жданка поднимала голову и, глядя на хозяйку, протяжно мычала. Мать толкала ее в бок кулаком, злилась: «Чего морду воротишь, окаянная! Ишь ты, барыня, без муки пойло не по вкусу! А ты спроси — есть в доме мука-то?» Накричавшись досыта, мать обнимала Жданку за шею и плакала: «Милая ты моя, голубушка! Ну, попей, попей, оно ведь тепленькое, пойло-то...»
Вася стоял на улице, а мимо все шел и шел бесконечный гурт, принадлежащий одному человеку.
— Дает же господь людям такой достаток! — вздохнула хозяйка и, пригорюнившись, ушла в дом.
«И с чего ее завидки берут? — удивился Вася. — Живут богато. Вон какой приварок седни варили. Хлеб режут — куски не считают, кто сколько съест... У хозяина работа чистая, сиди на столе — ноги калачом да шей-пошивай».
Вася осуждал хозяйку: «Голода они не видали!»
Со двора на другой стороне улицы выскочил мальчишка. Заметил Васю, плюхнулся на скамейку около ворот и стал плевать сквозь зубы на дорогу.
Мальчишка был чем-то похож на Тимошку. Такие же голубоватые прозрачные глаза, такие же вихры, торчащие над ушами.
Заметив, что его рассматривают, он перестал плеваться и по-приятельски улыбнулся.
— Ты чей будешь? Я тебя не видал! — крикнул он.
— Я из Будаек, на пароходе приехал! Знаешь, Будайки там... — Вася махнул рукой в сторону Волги.
Мальчишка перебежал дорогу и подошел к Васе.
— Тебя как звать?
— Васей... Чапаевы мы. А тебя?
Мальчишка вытаращил глаза, присвистнул, и широченная улыбка расплылась до самых ушей.
— Вот здорово! И я тоже Васька! Скажи как бывает! Только фамилия — Новиков. У меня тятька плотник.
Вася Чапаев шлепнул Новикова по плечу:
— И у меня ведь плотник!
Минуту они удивленно моргали, глядя друг на друга. Первым пришел в себя Новиков. Став серьезным, он протянул руку:
— Водиться будем?
Рука Васи стремительно подалась навстречу.
— Будем, — твердо сказал он.
Вася Новиков потащил приятеля к себе;
— Пойдем, покажу, где я живу.
Во дворе у верстака под сарайным навесом высокий мужик отфуговывал длинную доску.
— Тять, это Вася Чапаев, он на пароходе приехал, и у него отец плотник, как и ты! — залпом выпалил Вася Новиков. — Они покуда у Шуйских живут.
Отец Новикова протянул Васе руку.
— Ну, в добрый час приехал... Пойду-ка я проведаю твоего тятьку. А ты у нашего Васяты погостюй!
...Посидев до вечера за поросшим травою двускатным погребом, ребята узнали друг про друга всю подноготную и распрощались друзьями.
Вернувшись домой, Вася застал за чайным столом веселую компанию.
Отец Васяты, смешливо щурясь, говорил Ивану Степановичу:
— Теперь мы с тобой вроде как едино-одно. Человек я здесь старожнвущий, без работенки сидеть не будем! Вот какое нам с тобой счастье! А я было сгрустил: заказ-то выгодный, а одному неспоро. Есть здесь, конечно, еще плотники, только все при деле.
Иван Степанович тоже улыбался и дергал себя за усы. Мать отставила чашку и счастливыми глазами глядела на мужа, на Новикова, на хозяев и тихонько приговаривала:
— Слава тебе господи! Теперь на ноги подымемся. Хоть и звали нас сыновья, а все чегой-то мнилось...
Иван Степанович поддержал жену:
— Да я тоже горюнился. Вроде еще при всех силах, а приходится на сыновний хлеб садиться...
Утром весь дом торжественно провожал отца на работу. Андрей помог ему надеть через плечо ремень от плотницкого ящика. Мать совала в карман завернутый в тряпочку завтрак.
Михаил стоял перед отцом и басил:
— Батя, как же это получается? Хоть бы отдохнул маненько, ан нет — сразу на работу кинулся... Экий ты у нас неспокойный!
Вася давно уже не видел у отца такого светлого, доброго лица.
— Рано, рано, Миша, мне на печку лезть! Ну, прощевайте, пойду!
— В добрый час! — напутствовали его хозяева.
Позавтракав, Вася выскочил на улицу и около дома нос к носу столкнулся с Васятой.
— А я за тобой! — запыхавшись, крикнул он. — Айда на Соборную площадь, там крест золотой на церковь втыкать будут. Мальцев пожертвовал!
Таким малым кружочком на карте был обозначен уездный городок Балаково, что было удивительно, как не лопнет он, вмещая в себе капиталы всероссийского значения, которыми ворочала кучка именитых купцов. По дороге, разрезавшей город надвое, осенью шествовали караваны верблюдов, запряженных в фуры, и в балаковские амбары стекалась пшеница со всего уезда. В пыльном тумане брел на берег Волги обреченный на убой скот. С развевающимися гривами проносились табуны породистых лошадей.
Это изобилие откладывалось верхними косточками на конторских счетах и, превращаясь в золото, оседало в банках на именных вкладах купцов и заводчиков Мальцева, Мамина, Смирнова и других «денежных мешков». Остальное население Балакова и его пригорода — Сиротской слободы гнуло спину на заводах, надрывалось на погрузках и разгрузках барж и пароходов, бурлачило...
Работали целыми семьями. Ребята, которых по малолетству не брали на работу, трудились дома: нянчили младших сестренок и братишек, стряпали обед, стирали. А вечерами, когда вся семья приходила домой, пяти-шестилетние ребятишки бродили по берегу, собирая выброшенные Волгой, отбившиеся от плотов дрова, стаскивали их в кучи. Взрослые переносили топливо домой.
«Столпы отечества», чтобы показать, что сердца их полны христианской любви к ближнему, жертвовали десятки тысяч на церкви. Владелец мельниц и скотовод Мальцев в дар городу отгрохал такой соборище, что и Москве бы впору. А теперь Мальцев пожелал воздвигнуть на соборе золотой крест.
Около собора гудела толпа. Рабочие укрепляли на лесах тяжелые блоки.
— Надо вперед пролезть, мы тут и не увидим ничего! Давай за мной! — скомандовал Васята и головой вперед ринулся в плотную стену обступивших собор людей. Ныряя за товарищем, Вася не раз получал щелчки по затылку.
— Куда прете, пострелята?
— Чего вам тут надо?
— Нешто без них что обойдется?
Вася не отвечал, боясь упустить из виду приятеля. Наконец чей-то увесистый подзатыльник помог ему преодолеть последний ряд, и он вылетел на открытое место. Прямо перед ним на земле, заросшей куриной слепотой, лежал огромный золотой крест. Неподалеку группа рабочих спорила с важным барином. Размахивая руками, они показывали то па крест, то на леса.
— Нешто возможно на таких спичках этакую агромадину сдержать? Прикажите, ваша милость, леса укрепить!
Барин помахивал перед собой палкой с диковинным набалдашником и улыбался.
— Я говорю вам, уважаемые, что подрядчик Аггей Петрович поручился мне за прочность лесов. Приступайте к работе.
— Да-к это чего ж, братцы? — обратился пожилой рабочий к товарищам. — Как это можно назвать?
Молодой рабочий в сердцах шлепнул картуз оземь.
— Душегубство!
— Да-а, — раздумчиво сказал кто-то в толпе. — Ежели вы, ребятки, оттеда заблаговестите, костей не собрать...
Из толпы в круг выбрался мужчина, по обличью мещанин.
— Давайте я вас рассужу, — обратился он к спорящим. — Вот ты, молодой человек, изволил выразиться, что эта работа — душегубство?
Молодой человек упрямо кивнул.
— Темный ты человек, вот что я тебе скажу! Их милость, — мещанин показал рукой на барина, — господин Мальцев не посчитались с деньгами. На это золото, что на крест изведено, считай, все балаковцы целый год есть-пить досыта могли. А для чего господин Мальцев старались? Для ради спасения своей души! Душа-то, она дороже денег! Так я говорю? — повернулся он к Мальцеву.
Мальцев утвердительно нагнул голову и обвел взглядом притихшую толпу, — мол, слушайте, что умный человек говорит. Мещанин тоже оглядел всех, и Васе показалось, что он озорно подмигнул.
— Вот я и говорю: человек такой капитал пожертвовал, а вы с него еще стянуть хотите. Ведь ежели леса переделать, так они рублей в полсотни вскочут. Вы это в разумение возьмите. А какое может быть душегубство, ежели кто из вас и навернется оттеда али кого крестом придавит? Прямиком, ребятушки, душеньки ваши в рай полетят. Узнает господь, на какой работе вы свои животы положили, махнет рукой... и посыплются с неба сиротам вашим калачи да баранки, да сахарные головы — только успевай увертывайся, чтоб ненароком не зашибло!
От грянувшего хохота Вася даже вздрогнул. Он видел разинутые рты, блестящие глаза, и ему вдруг показалось, что людям совсем не смешно, а вроде бы даже обидно чего-то и смеются они, чтобы не закричать, не заругаться.
