Юрий Сальников - Шестиклассники
Галкин вспрыгнул на сиденье своей парты и, размахивая сумкой на длинной веревке, завопил:
— А я не останусь, не останусь!
Тогда Аня пробралась к нему мимо столпившихся около парт девочек и дернула за рукав:
— Слезай сейчас же! Как тебе не стыдно!
— А что? — накинулся он на неё. — Что?
— Да ты слезь,— потянул товарища Стасик Гроховский.
— Как тебе не стыдно! — продолжала Аня. — Издеваться над учителем. Безобразие!
— А я при чем? — отозвался Галкин. — Все смеялись!
В этот момент с другой стороны парты к нему подошёл Дима Шереметьев.
— Давай альбом. Галкин! И коллекцию давай!
— Ты ещё тут! — обернулся Галкин. — Пристаёшь каждый день!
— А что тянешь! Выставку-то надо делать!
— А ты не приставай!
— Мне собирать поручили!
— Это пока она не приехала, — нашелся Галкин, указывая на Аню. — А теперь она хозяйка, и ты отстань, понял?
— Вот не отстану! Понедельник — последний срок. Нечего тянуть!
— Отстань! — ещё раз бросил Галкин, перекидывая сумку через плечо. — Стас! Пошли!
Он небрежно оттолкнул Аню и направился к двери.
— Вот ты какой! — гневно воскликнула Аня. — Безобразничать первый, а к выставке готовиться последний?
Галкин обернулся:
— Не знаешь, так молчи!
И пошел дрочь. За ним бросился Гроховский.
— Куда же вы? А на сбор? — крикнула вслед Аня.
— Пусть другие со скуки дохнут! — ответил Галкин.— Знаем мы эти сборы! И не командуй, не думай, что вправду хозяйка!
Он произнес последнее слово с насмешкой, присвистнул и исчез за дверью вместе с Гроховским.
В общей сутолоке никто не заметил Аниного столкновения с Галкиным. Но она вернулась к своей парте расстроенная.
Вот уже и поссориться успела. Чего доброго, в самом деле подумают некоторые, что она загордилась и лезет командовать. А ведь это совсем неправда.
Притихшая, просидела она весь сбор, на который пришли Таисия Николаевна и новый вожатый отряда— ученик десятого класса Володя Голубев.
Многие ребята раньше знали Володю. Он участвовал в самодеятельности, играл в спектаклях. Высокий, черноволосый, в сером костюме, выглядел он совсем взрослым. Светлые глаза его смотрели широко и серьезно, а толстые губы выдавались так сильно вперед, будто он собирался дуть на горячую воду.
Ребята очень обрадовались, что Володя будет их вожатым.
Но вот Володя встал у преподавательского столика и начал говорить о том, что они должны развернуть пионерскую работу, выбрать совет отряда, звеньевых, наметить план, заботиться, чтобы все хорошо учились, бороться за дисциплину. Начал он так говорить, и Аня увидела, что ребята сразу заскучали.
Сто раз уже слышали они эти слова — ведь каждый год приходят вожатые, проводят собрания, потом даже выбирают актив, и по-прежнему ничего интересного в отряде не бывает. Говорят, говорят… Наверное, и сейчас повторится всё как было. И этот десятиклассник говорит так же скучно… Небось на сцене выступать легче, чем с пионерами беседовать!
Не зря, выходит, сбежал Лёня Галкин. Даже Гена Кузеванов откровенно зевает. А большинство молча смотрит в окошко. Если бы на последней парте не сидела Таисия Николаевна, конечно, все бы шумели, а сейчас поневоле приходится соблюдать тишину, хотя и нет никакого терпения.
Наконец Володя кончил, предупредил, что придёт через несколько дней, а к тому времени прошлогодний актив должен подготовить план отчётно-выборного сбора.
Потом вожатый объявил, что можно расходиться. Ребята облегчённо вздохнули и стали выходить из класса, уныло прощаясь с новым вожатым и с классной руководительницей.
Аня была уже в дверях, когда её окликнула Таисия Николаевна.
— Смирнова, подожди. Гена, и ты…
И вот в опустевшем классе остались только четверо: учительница, вожатый, Гена Кузеванов и Аня. Таисия Николаевна обратилась к Ане с Геной:
— Я, ребята, задержала вас ненадолго. Нам надо подумать, кого избрать в классе редактором газеты, кто мог бы возглавить звенья. — Таисия Николаевна повернулась к Володе. — Думаю, что пионерская работа будет кипеть в звеньях. — Володя кивнул, а учительница продолжала. — К сожалению, наш класс не отличается пока организованностью: дисциплина хромает и с успеваемостью неважно. Надеюсь, мы добьёмся больших успехов?
— Конечно, добьёмся, — опять кивнул Володя.
Кузеванов нахмурился.
— Ты что? — спросила Таисия Николаевна,
— Так, ничего.
Таисия Николаевна сказала Ане:
— Ну, а ты свое дело знаешь, учить тебя не приходится. Вот возьми ключ от шкафа, от всего нашего хозяйства. Всем классом мы готовим выставку летних работ. Всё, что ребята будут приносить, храни пока в шкафу.
— А экспонаты на выставку? — поинтересовалась Аня. — Мне теперь собирать?
— Нет, пусть Шереметьев. Ты ему только помогай. Ну, идите! А с тобой, Володя, мне хочется побеседовать…
Первым вышел из класса Гена Кузеванов. Закрывая дверь, Аня услышала, как Таисия Николаевна заговорила, понизив голос:
— Ты, Володя, начал сегодня совсем не с того…
Спускаясь по лестнице, Аня сообщила Гене:
— Пробирает его. Не так, дескать, начал…
Гена мрачно буркнул:
— Дают тоже вожатых! Поддакивать умеет: да, да, в звеньях! Да, да, добьёмся! Пожалуй, с таким добьёшься! Ребята вконец разуверились.
— Галкин с новеньким сбежали, видел?
— Видел. Валерку Петренко я тоже в коридоре за рукав поймал. Разве это дело — силком на сбор загонять? Что я, надсмотрщик?
— Может, Таисия Николаевна наладит? — сказала Аня. — Она хорошая.
— Может быть, — подтвердил Гена и остановился.— Мне сюда.
Все такой же мрачный и серьезный, он повернулся и пошел в свою сторону, а Аня побежала домой.
На улице было по-осеннему тепло, близости пасмурного ненастья не чувствовалось нисколько, по улицам двигались нарядные пешеходы, легко одетые… И на сердце у Ани опять стало легко и радостно.
Вот и прошел первый день занятий в школе! И хотя много разных впечатлений нахлынуло сразу и кое-что даже расстроило, все-таки нет повода мрачно смотреть на весь мир, как смотрит Гена Кузеванов, — ведь и Таисия Николаевна хорошая, и Аню все ждали, и ключ от шкафа зажат у неё в руке, и уроки можно сесть готовить сегодня же!
С аппетитом уничтожая поданный обед, Аня делилась своими впечатлениями с дедушкой и с мамой. Они сидели слушали и улыбались. Потом, с гордостью помахав ключом от шкафа, в котором хранится классное хозяйство, Аня села за уроки. Папы не было дома, и Аня решила его дождаться. Но он так и не приходил, и, сделав уроки, она стала читать, а потом легла в постель, но решила не спать, а обязательно дождаться папы.
Как много событий уместилось в один только день!
Ещё утром она ходила с дедушкой по палубе теплохода и мечтала о школе, а вот теперь всё позади: и первые звонки, и первые уроки, и разговор с Эммой, и ссора с Галкиным, и сбор отряда… Всё вертелось перед глазами, и перемешивалось, и путалось. Вот почему-то Эмма оказалась на теплоходе вместе с Лёней Галкиным, и они о чём-то говорят. Голоса их доносятся издали, разобрать ничего нельзя. Аня прислушалась сквозь сон и поняла, что это говорят в соседней комнате мама и папа — значит, он уже пришёл! — и она хотела позвать его, но почему-то он не услышал её зова, а продолжал что-то говорить, и голос его звучал успокаивающе-миролюбиво — наверное, у папы с мамой хороший, мирный разговор. От этого на сердце тоже было радостно. А перед глазами вдруг появился Лёня Галкин. Он сделал смешную гримасу и крикнул: «Хозяйка!»
И Аня подумала: «Ох, уж этот Галкин! Наверное, придётся с ним хлебнуть немало горюшка!»
Глава 7
ПЛАН РАЗРАБОТАН
Слова Димки Шереметьева о том, что альбом и коллекцию для выставки надо обязательно принести в понедельник, обескуражили Лёню. До сих пор день сдачи экспонатов маячил в тумане, и вдруг — нате вам! — в понедельник.
Сбежав с пионерского сбора, Лёня и Гроховский пошли сразу к себе в потайное убежище. Лёня пробрался наверх, а Стасик забежал на минутку домой.
На чердаке, в дальнем углу, уже был оборудован «кабинет».
На его устройство ушло немало времени — один фанерный ящик, приспособленный под письменный стол, отнял целый вечер: пока разыскали да пока втащили по лестнице. К тому же Гроховский решил всё делать в исключительной тайне, поэтому главную часть работы пришлось оставить чуть ли не на ночь, когда в темноте никто не мог заметить, как ребята что-то волокут на чердак. Зато теперь действительно никто не знал, что на чердаке имеется такое прекрасное местечко: и письменный стол покрыт толстой зеленой бумагой, и на бумаге стоит чернильница, и лежат книги, и даже красуется фотография в рамке, которую Гроховский взял из дому, а мама пока не хватилась. На фотографии изображены Стасиковы родители, когда они были совсем молодые.