Мария Грипе - ...И белые тени в лесу
– Я подумала, что раз ты отказалась от конфирмации, то работа пришлась бы тебе весьма кстати, – сказала она.
– Вот-вот, – мамино лицо приобрело значительное выражение. – Но ты еще можешь передумать. Я навела справки, пастор готов тебя принять.
– Нет, я не передумаю.
Ко мне снова вернулся дар речи. Я понимала, что мама в последний раз пытается настоять на своем. В ожидании помощи она переводила взгляд с папы на бабушку и обратно, но бабушка продолжала сидеть неподвижно, а папа только потупился.
– Так значит, ты считаешь, что тебе лучше пойти работать, в чужой дом?
– Да.
– Даже если жизнь там не всегда будет сахарной?
– Да.
– Ну что ж… Будь по-твоему!
Мама провела одной рукой по тыльной стороне другой. Мол, пеняй на себя.
– Ты ведь даже пол подмести не умеешь! – вздохнула мама.
– Мы уже все решили, но не мешало бы поговорить и с Каролиной, – вмешалась бабушка. – Возможно, у нее совсем другие планы.
Все согласились с ней и пригласили Каролину в комнату.
На этот раз ее актерские способности заставили меня восхищаться по-настоящему. Сначала она только слушала – молча и вдумчиво; затем задала несколько разумных вопросов, показывая, что не хочет принимать опрометчивого решения. Казалось, Каролина хочет все тщательно взвесить; ее игра была настолько убедительна, что в какое-то мгновение я испугалась, что она откажется.
Каролина повела себя очень умно. Маме с папой пришлось ее уговаривать, и, когда Каролина наконец согласилась, они считали это своей заслугой.
– Я понимаю, какая ответственность ложится на мои плечи, но думаю, что справлюсь, – сказала Каролина.
При этих словах мамино лицо просияло. Позабыв все опасения, она чувствовала радость и облегчение, как будто одержала большую победу.
Каролина стояла, скромно потупившись, и ни одна ее черточка не выдавала того триумфа, который она испытывала.
Но и бабушка была актрисой не хуже. Неожиданно я поразилась их сходству.
– Дело в шляпе! – шепнула она чуть погодя.
Помимо прочего, мы решили, что бабушка, используя свои связи, займется поиском места. Она считала, что дело это будет не слишком трудное. Крестьяне почти никогда не приглашают работников, но от предложенной помощи не отказываются. То, что мы будем работать вместе, вовсе не означало, что делать нам придется одно и то же. Вполне возможно, что одна из нас будет работать во дворе, а другая – в доме. Во все время разговора Каролина ни словом не обмолвилась о замке, а я-то боялась, что она поспешит рассказать о нем, как только речь зайдет поисках места. Возможно, она начала понимать, что переубедить хозяев замка будет не так уж просто. К чему им уступать, если кругом полно желающих?
Но я ошиблась. Каролина вовсе не думала сдаваться. Ночью она тихонько пробралась ко мне в комнату – бледная, с потемневшими от волнения глазами.
Она помахала белым конвертом.
– Как его зовут, Аксель Торсон? Оказывается, Каролина приготовила письмо и даже раздобыла адрес замка, но сомневалась в имени управляющего.
– Торсон, правильно?
– Да. Правильно. Аксель Торсон.
– Можно я посмотрю, что ты написала?
Но Каролина отдернула руку и спрятала письмо за спину.
– Как же так? Неужели мне нельзя его прочитать?
– Не сейчас! Только когда мы получим ответ.
– Что за глупости? Как можно прочесть письмо, которое уже отослано?
– У меня остался черновик – его ты и прочитаешь.
– Но почему я не могу прочесть письмо сразу? – В конце концов меня оно касалось не меньше, чем Каролины.
– Я знаю, что делаю! Ты должна мне доверять!
Каролина мотнула головой и уставилась мне прямо в глаза. Тут я вспылила.
– Ты не отправишь этого письма, понятно? Если ты сейчас же не покажешь мне его, я сама напишу в замок и расскажу, что ты обратилась к ним против моей воли.
И я действительно бы так и поступила. Каролина поняла, что я не шучу, и, подойдя ближе, мягко положила руку мне на плечо.
– Успокойся и выслушай! Конечно, ты узнаешь, что там написано, ты имеешь на это полное право.
– Неужели?
Я впилась в нее взглядом, но она не обратила на это внимания.
– Я прочитаю то, что касается тебя, а про себя читать не буду. Если мы получим место, ты сразу узнаешь все, а если не получим, то это будет уже неважно. Ну как, согласна?
Я кивнула. Но я была сердита на Каролину. Судя по всему, письмо содержало нечто такое, что ей хотелось от меня скрыть. И это меня оскорбило.
Но тут я подумала о бабушке. Оскорбилась бы она на моем месте? Нет, она бы смогла понять Каролину. Что ж, мне действительно достаточно знать то, что она написала обо мне. Проглотив обиду, я дружески улыбнулась.
– Хорошо, будь по-твоему.
Каролина взглянула на меня с благодарностью.
– Ты, конечно, думаешь, что письмо нам следовало бы писать вместе, – что ж, я согласна. Но, поскольку ты вообще настроена против этой затеи, я решила, что лучше тебя не вмешивать. Да и родители могут быть против – ведь никогда нельзя предугадать… А так дело целиком и полностью в моих руках. Я решаю, что рассказать о тебе в письме. И я отвечаю за все. Понятно?
Ее доводы были разумны. Каролина действительно знала, что делала.
– Отлично! Значит, мир. А теперь я прочитаю то, что я про тебя написала.
И вот она принялась читать:
«Моя сестра Берта в настоящее время ходит в школу для девочек и думает продолжить занятия, став студенткой; она удивительно одаренный человек. Мы так близки друг другу, я и Берта! Сколько часов мы с ней провели в насыщенных беседах – не только о литературе и искусстве, но и о тайнах природы и жизни, и о многом другом, о чем беседуют образованные люди. Берта – мягкосердечная, глубокая натура, но у нее также есть практическая жилка: если обстоятельства требуют, она, не колеблясь, берется за дело и трудится, не жалея себя. Несмотря на сравнительно юный возраст, Берту отличают рассудительность и зрелость, и надо признать, иногда она ведет себя даже более зрело, чем я».
Слушать это без смеха было невозможно, и своим весельем я заразила Каролину – она так прыскала во время чтения, что я едва могла разобрать слова. Едва справляясь с приступами смеха, Каролина продолжала:
«К тому же Берта – одаренная музыкантша. Она играет на пианино, постоянно совершенствуя свое мастерство. Сейчас ее вниманием завладел Эдвард Григ, и в эту минуту, когда я пишу эти строки, в тишине растворяются последние звуки „Песни Сольвейг“.
– Ох, прекрати, ради бога!
Я так смеялась, что даже вскрикнула, Каролина не отставала; мы повалились на кровать и корчились в пароксизме смеха. Еще бы, как подумаешь об уроках музыки, которой я занималась по настоянию мамы… И как раз сегодня я мучила несчастного Грига, все верно. Выходит, в это самое время – под мамин стон – Каролина писала в замок. Я думала, что умру от смеха.
– Мы так весь дом перебудим.
Каролина взяла себя в руки и немилосердно возобновила чтение: «Мне кажется, у нас с сестрой есть склонность к философии, в особенности это относится к моей сестре, которая вообще отличается медитативным, глубоким душевным складом. Мы вместе внимательно изучили труды великих немецких философов: Шопенгауэра, Канта, Ницше и многих других. Мне бы хотелось особенно подчеркнуть это обстоятельство, потому что, прочитав в юном возрасте великих философов, легко можно прийти к убеждению, что на земле не осталось ни одной неизвестной мысли. Однако мой опыт подсказывает, что к одним и тем же мыслям можно возвращаться вновь и вновь, передавая их от одного поколения к другому, – для меня мысль не существует до тех пор, пока я не пропущу ее через себя. Только сделав ее своей, я вполне могу понять ее».
Тут Каролина остановилась.
– Последнее, кстати, правда, хотя звучит напыщенно, – сказала она.
Я перевела дух.
– Это все?
Я совершенно обессилела от смеха.
– Про тебя – все. Или ты думаешь, что этого недостаточно?
Да уж куда больше… Мне стоило больших усилий, чтобы не рассмеяться снова.
– Ты и вправду собираешься это отправить?
– Конечно. Ты же говорила, что мы должны быть образованными.
Мина у Каролины была самая комичная. Я заметила ей, что всем этим премудростям нам не научиться и за всю жизнь.
– А сами они, думаешь, научились?
Мы снова прыснули. Теперь я понимала, почему Каролина не хотела показывать мне той части письма, которая касалась ее. Если уж она так раззолотила мою незначительную персону, то как же она должна была украсить свою, и без того богатую красками!
О да, Каролина созналась, что читать это вслух было бы и впрямь неловко.
Итак, мы отправили письмо в замок.
Я надеялась, что его воспримут как шутку. Иначе бы им пришлось подумать, что Каролина страдает манией величия. Как бы там ни было, шансы у нас были невелики.
Мы с мамой продолжали изучать объявления о найме и ждать вестей от бабушки. Теперь, когда все было уже решено, мама старалась устроить нас как можно лучше.
