Гектор Мало - Ромен Кальбри
Отношения между хозяином и слугой были чисто товарищеские; обедали они за одним столом, и разница в их положении выражалась лишь в том, что господин Биорель сидел во главе стола. Такой образ жизни отличался простотой и благородством, чего я, впрочем, не замечал, живя с ними, но теперь, когда я вспоминаю прошлое, он меня трогает и умиляет.
— Ромен, — сказал мне господин Биорель в первый же день моего прихода, — я не собираюсь делать из тебя ни белоручку, ни нотариуса или врача — нет, я хочу, чтобы из тебя вышел моряк и настоящий человек. Есть много способов учиться. Например, можно учиться играя и гуляя. По душе ли тебе такое ученье?
Его речи показались мне довольно странными, и я только впоследствии понял по-настоящему, в чем заключался их смысл. Меня очень удивило, что можно учиться даже играя, — в нашей деревенской школе так не учились. Но я удивился еще больше, когда мое учение началось, а началось оно в тот же день после полудня.
Я пошел вместе с господином Биорелем гулять на берег; по пути он старался заставить меня разговориться. Мы вошли в небольшую дубовую рощу.
— Что это такое? — спросил он меня, указывая на муравьев, перебегающих через дорогу.
— Муравьи.
— Верно. Но что они делают?
— Они тащат на себе других муравьев.
— Хорошо. Ступай за ними до их муравейника и посмотри внимательно, а потом расскажешь мне, что ты там увидел. Если ты не заметишь ничего интересного, пойдешь туда еще раз завтра и послезавтра; словом, будешь ходить до тех пор, пока не увидишь чего-нибудь примечательного.
Я наблюдал за муравейником целых два дня и заметил, что одни муравьи ровно ничего не делают, в то время как другие работают без отдыха и вдобавок еще кормят этих бездельников.
— Отлично, — заявил господин Биорель, когда я сообщил ему о своих наблюдениях. — Ты увидел самое главное — этого достаточно. Те муравьи, которые ничего не делают, совсем не больные и не старики, как ты думаешь; они — господа тех, кто работает, а те — их рабы. Без помощи рабов они не могли бы добывать себе пищу. Тебя это удивляет, а между тем у людей часто происходит то же самое. Еще существуют такие страны, где люди бездельничают и кормятся трудами тех, кто работает. Если бы праздность господ объяснялась их болезнью, то все было бы понятно; больные отдыхают, а здоровые трудятся, люди должны помогать друг другу. Но на деле это совсем не так. У муравьев господа — как раз самые сильные и храбрые, наиболее приспособленные к войне. Мы с тобой вместе побываем еще у муравьев и, несомненно, увидим, как они вступают в битвы. В них принимают участие только господа, и их цель — добыть себе новых рабов. А пока ты этого еще не видел своими глазами, я дам тебе прочесть книгу известного ученого, господина Юбера, который описывает одну из таких муравьиных битв, происходившую как раз в то самое время, когда за пятьсот миль от нее шло другое, гораздо более страшное сражение между людьми. Не знаю, имелись ли у людей более веские причины для истребления друг друга, но побоище было ужасное. Я сам остался жив только благодаря счастливой случайности. Мы шли вдоль реки, называемой Эльбой, а на другом берегу, у русских, стояли батареи тяжелой артиллерии; раздавались залпы, но мы не видели разрушений, так как были прикрыты изгибом реки и небольшой возвышенностью. Я шел и думал о том, что сегодня день рождения жены и что он может оказаться последним днем моей жизни, потому что я нахожусь под сильным артиллерийским огнем. Как был бы я счастлив, если бы мог сегодня сам поздравить жену! Вдруг прямо перед собой, в сырой канавке, я увидел кучку прелестных распустившихся незабудок. Не надо думать, что сражения происходят так, как их рисуют на картинках, и что солдаты ходят только ровным строем. Мы шли развернутой цепью и могли двигаться свободно. Несмотря на угрожавшую мне опасность, маленькие голубые цветочки привлекли мое внимание. Я наклонился, чтобы сорвать несколько незабудок, и в тот же миг страшный удар пронесся над моей головой, раздался оглушительный взрыв, и в спину мне полетели сломанные ветви ивы. Мы оказались напротив батареи, и залп ее орудий скосил всех моих товарищей. Если бы я не нагнулся за незабудками, я был бы тоже убит. Не правда ли, я вовремя вспомнил о своей жене? Когда я выбрался из-под груды ветвей, маршал Ней уже заставил замолчать русские пушки.
Под впечатлением рассказа о Фридландском сражении я в тот же вечер начал читать книгу Юбера о муравьиных войнах. Юбер был слеп, но у него был преданный и умный слуга, глаза которого заменяли его собственные, и на основании его рассказов Юбер продиктовал свою чудесную книгу о муравьях и пчелах. Если бы господин Биорель не подготовил меня таким образом к ее чтению, если бы это чтение было для меня обязанностью, а не наградой, неизвестно, как бы отнесся в такой книге мальчик моих лет, к тому же полный невежда. Но господин Биорель сумел вызвать во мне такой интерес, что книга осталась у меня в памяти на всю жизнь, и даже сейчас, спустя много лет, я помню ее лучше, чем книги, прочитанные совсем недавно.
Господин Биорель не очень-то любил книги. Но была одна — и он тотчас же дал мне ее прочесть, — с которой он никогда не расставался. То был «Робинзон Крузо» Даниэля Дефо. Под влиянием этой книги он устроил свою жизнь на острове Пьер-Гант, где благодаря своей изобретательности и трудолюбию творил чудеса, подобные тем, какие совершал Робинзон на своем необитаемом острове. Оттого-то он никогда не расставался с большим зонтиком и назвал своего слугу Субботой. Только из уважения к Робинзону он не окрестил его Пятницей.
— Ты узнаешь из этой книги, — сказал господин Биорель, передавая ее мне, — как велика моральная сила человека.
Не знаю, существуют ли в мире дети, которые могут без волнения читать «Робинзон Крузо»? Я же пришел от него в полный восторг. Однако должен сознаться, что меня взволновала не моральная сторона книги, на которую указал мне господин Биорель, но прежде всего ее романтика.
Морские путешествия, приключения, кораблекрушения, необитаемый остров, дикари, опасности, неизвестность… У моего «индийского» дядюшки появился серьезный соперник.
В этой книге я как бы нашел поддержку всем своим стремлениям и желаниям. Кто из читателей не ставил себя на место героя Дефо и не спрашивал: «Почему такие приключения не могут случиться и со мной? Почему не мог бы и я сделать то же самое?»
Суббота, знавший так много, не умел читать. Видя, что я не отрываюсь от книги, он захотел послушать о приключениях Робинзона и попросил меня прочитать ему вслух.
— Лучше пусть он о них расскажет, — заметил господин Биорель, — тебе легче будет понять.
Проплавав десять лет на корабле, Суббота приобрел большой жизненный опыт, и потому некоторые вещи вызывали у него сомнения. Но на все его возражения я отвечал: «Так написано в книге».
— Ты в этом уверен, Ромен?
Я брал книгу и читал ему вслух то, что ему казалось неправдоподобным. Суббота внимательно слушал, почесывая нос, и всегда покорно соглашался.
— Раз так написано в книге — значит, правда. Однако странно: я бывал в Африке, но никогда не видел, чтобы львы подплывали к кораблю и нападали на него. Впрочем, чего не бывает!
Суббота большей частью плавал в северных морях; он хорошо помнил свои путешествия и в благодарность за мои рассказы много рассказывал сам.
Однажды их корабль затерло льдами, и им пришлось зимовать на севере; целых шесть месяцев жили они, занесенные снегом. Более половины экипажа осталось лежать под снегом навсегда. Собаки, и те подохли, но не от холода или недостатка пищи, а от отсутствия света. Если бы хватило масла, чтобы поддерживать огонь в плошках, они бы остались живы. Рассказы Субботы были почти так же интересны, как и приключения Робинзона, но иногда они тоже казались мне неправдоподобными.
— Это где-нибудь написано?
Суббота признался, что он этого не читал, но зато видел собственными глазами.
— Подумаешь, какая важность, что не написано! — говорил он.
Все эти разговоры, понятно, не пробуждали во мне желания жить спокойной оседлой жизнью. Мама, видя, как некстати поощряются мои природные наклонности, что ее очень тревожило, решила поговорить с господином Биорелем.
— Дорогая моя, — ответил он ей, — я верну вам мальчика, если вы считаете, что я толкаю его на неправильный путь. Но вы не переделаете его характера; он из той породы людей, которые стремятся к невозможному. Я вполне согласен с вами, что такие люди редко бывают счастливы, но зато они способны совершать великие дела.
Дети обычно неблагодарны, и я в то время без сожаления расстался бы с островом Пьер-Гант, и вот по какой причине: господин Биорель изучал крики птиц — ему казалось, что у птиц есть свой особый язык; не знаю, был ли он прав или ошибался, но он даже составил к нему словарь. Он хотел, чтобы я научился птичьему языку, но я в нем просто ничего не понимал. Вот почему у нас частенько возникали недоразумения: он сердился, а я плакал. Однако этот словарь был весьма любопытен, и теперь я сожалею, что запомнил лишь несколько слов. Господин Биорель уверял, будто он научился свободно переводить все, что может сказать птица. Например: «Я хочу есть», «Там птица», «Прячьтесь скорей!», «Совьем гнездо», «Начинается буря». Но я тогда был слишком мал и глуп и не мог поверить, что животные способны разговаривать. Мы понимаем музыку, хотя в ней нет слов, отчего же ее не могут понимать и птицы? Разве музыка не родилась из их пения? Собаки, лошади и другие домашние животные понимают нашу речь, отчего же господин Биорель не мог понимать птиц?
