Зоя Воскресенская - Девочка в бурном море. Часть 1. Антошка
Напрасно беспокоятся люди. Антошка твердо знает, что Красная Армия одолеет гитлеровские полчища, и очень скоро. А германские рабочие? Они должны восстать и смести фашизм так же, как русские рабочие в Октябрьскую революцию смели царизм. Может быть, в Берлине уже идут баррикадные бои. Пройдет неделя, две, и Гитлер отдаст ключи от Берлина главнокомандующему Красной Армии. Ведь были даже в древности такие случаи. Уж что-что, а по истории у Антошки всегда была пятерка.
Но ведь и Александра Михайловна историю не хуже Антошки знает. Почему же она так встревожена? Почему она говорит, что война будет трудной? И у всех взрослых лица такие суровые и напряженные. Может быть, высказать им свои соображения? Но кто будет слушать ее, девчонку?
Расходились из полпредства поздно вечером.
Продавцы газет визгливо выкрикивали новости о победном марше гитлеровских войск в России, люди расхватывали вечерние газеты.
Сияли, подмигивали яркие огни рекламы. Из ресторанов неслись звуки джаза.
НОЧНОЙ ДИКТАНТ
Недели шли за неделями. Прошло уже три месяца, а война все не кончалась. Советское радио каждый день сообщало одно и то же: «Ожесточенные бои с противником идут на всех фронтах». А где эти фронты? Некоторые шведские газеты не раз сдавали немцам и Москву и Ленинград. Этому, конечно, никто не верил. Сегодня Совинформбюро сообщило, что «бои идут под Киевом». Вот куда уже фрицы докатились! Все не так просто, как говорил пионервожатый Костя. Анатолий Васильевич уходил каждый день на работу, но через два-три часа хмурый возвращался обратно. Торговля со Швецией прекратилась, колонки, продававшие советские нефтепродукты, закрывались одна за другой.
Антошка осаждала отца вопросами: почему Гитлер побеждает, почему наши не дадут им как следует, почему не восстают германские рабочие?
Отец терпеливо объяснял: немцы напали на нашу сарану внезапно, у них больше оружия — они захватили все европейские страны, военные заводы всей Европы работают на гитлеровскую армию. Швеция хотя и не воюет, но вся ее руда идет тоже в Германию. У фашистской Германии есть союзники: Италия, Финляндия, Венгрия, Румыния, Испания. Гитлер распоряжается солдатами этих стран, как своими собственными. У нас, по совести говоря, нет еще настоящих союзников — государств, которые бы с оружием в руках сражались против фашизма. Самые верные и надежные союзники — это трудовые люди во всех странах. Они поднимаются на борьбу, но нужно время, чтобы они сорганизовались, вооружились. Мы ведем борьбу в одиночку, своими силами. А кто поднимет германских рабочих на борьбу? Товарищ Тельман, большинство коммунистов заключены фашистами в тюрьмы.
Анатолий Васильевич теперь уже не насвистывал «Мы кузнецы» и даже в плохом настроении не напевал «Кирпичики». Он о чем-то все время усиленно думал, шагая из угла в угол по комнате, потирая виски. По ночам просиживал за статистическими справочниками, что-то высчитывал, составлял таблицы. «Чем заняты все время твои мысли?» — спросила его как-то Елизавета Карповна. «Подсчитываю возможные запасы нефтепродуктов гитлеровцев», — ответил он и объяснил, что у Германии нет своей собственной нефти, а награбленные и накопленные накануне войны запасы не пополняются, а истощаются. Нефть — это самый слабый участок германской военной машины, и каждый взорванный склад нефтепродуктов наносил бы чувствительный удар по боеспособности гитлеровцев. «Уж я-то знаю, как обнаружить нефтехранилища, как к ним подобраться. А партия, Лизонька, призывает, чтобы у гитлеровцев земля горела под ногами. И она будет гореть. Будет!» Елизавета Карповна знала характер своего мужа и понимала, чего он добивается, посылая в Москву телеграмму за телеграммой с просьбой разрешить ему выехать.
Однажды он явился домой оживленный. Обнял одной рукой Антошку, другой маму и сказал, что ему наконец-то разрешили вылететь в Москву.
— А мы? — в отчаянии воскликнула Антошка.
— Вы с мамой пока останетесь здесь. Место на самолете получить очень сложно. При первой возможности вы тоже отправитесь в Москву…
Отец улетел темной ночью, улетел в Англию, а как он будет добираться до Москвы — никто не знал, и Елизавета Карповна с Антошкой жили в постоянной тревоге. Учеба в школе продолжалась, но Антошка учила уроки скрепя сердце, учила только для того, чтобы не огорчать маму, которая в ожидании известий от отца осунулась, побледнела. Наконец в октябре от Анатолия Васильевича была получена коротенькая телеграмма из Москвы: «Прибыл благополучно. Целую». И все.
Письма и газеты из Советского Союза перестали прибывать с первых же дней войны. Московское радио заглушалось немецкими трещотками, и слушать его можно было только глубокой ночью. А советским людям позарез нужно было знать правду, как обстоят дела на фронте, как живет и борется родная страна.
Ночью в советском пресс-бюро включались два радиоприемника, и члены советской колонии, дежуря по очереди, ловили вести из Москвы, записывали сводки Совинформбюро. Сводки перепечатывались на машинке, вывешивались во всех служебных помещениях. Потом стали выпускать бюллетень советских новостей и печатали его на ротаторе. Не только советские люди, пусть и шведы знают правду о нашей стране, знают из советских источников, а не по немецким лживым сообщениям. Советское полпредство стало выпускать бюллетень на шведском языке и на английском.
А источник информации один — радио.
Сегодня у Антошки ночная вахта. Она дежурит напарником с военным атташе Николаем Петровичем. Они будут сидеть в разных комнатах и записывать одну и ту же передачу, а потом сверять.
Николай Петрович шагает по комнате, курит одну папиросу за другой. Как всегда, молчаливый, непроницаемый, и Антошка его побаивается.
Николай Петрович представляет в Швеции Красную Армию, поэтому его должность и называется военный атташе. Обычно он ходит в штатском костюме, но иногда появляется в полной форме полковника Красной Армии с орденом Боевого Красного Знамени на груди. Этим орденом он награжден за геройские подвиги в гражданской войне. Надевает он военную форму только тогда, когда едет по делам в шведское министерство обороны, на военный парад или на маневры шведской армии. Когда Советский Союз закупает военные материалы, то переговоры о закупке ведет военный атташе, и он же наблюдает за тем, как выполняются эти заказы. Николай Петрович читает шведскую военную литературу, газеты и журналы, изучает жизнь шведской армии. Коллонтай советуется с ним по всем военным вопросам, и, наверно, это Николай Петрович подсчитал, что гитлеровцам понадобится по меньшей мере тридцать дивизий, чтобы оккупировать Швецию.
Живет Николай Петрович один, его семья осталась в Ленинграде. Антошке кажется, что строгий он только с виду. Она не раз замечала, как он останавливался возле советской школы и предлагал ребятам, у кого нет велосипедов, подвезти на машине до дому. У Антошки нет велосипеда, и Николай Петрович часто завозит ее домой, но в машине сидит всегда молча и ни о чем не спрашивает.
В окна колотит крупными каплями дождь, осенний, октябрьский. На большом письменном столе стоит радиоприемник, рядом лампа под зеленым абажуром.
Антошка сидит, ждет команды и боится обернуться. Позади нее шагает Николай Петрович и курит папиросы — одну за другой!
— Ну давай настраиваться на московскую волну, — говорит он, садится рядом с Антошкой и подкручивает ручки приемника.
И вдруг в комнату словно врывается сонмище колдунов и ведьм из страшных сказок: завизжали, застонали, залязгали железными зубами, топают, гогочут. Это германские трещотки заглушают голос Москвы.
— Вот так, — говорит Николай Петрович, — постарайся не слышать этих глушителей, а слушай только Москву. После боя кремлевских курантов начнется передача для районных и областных газет. Если что не разберешь, не останавливайся, записывай дальше. Потом мы соединим обе наши записи — что-нибудь получится. Понятно?
— Да, понятно, — говорит Антошка, вовсе не уверенная в том, что она что-нибудь сумеет расслышать.
Николай Петрович ушел в другую комнату, сел за свой радиоприемник и закрыл дверь.
Антошка осталась одна среди хаоса звуков, визга и грохота.
Сейчас будут бить кремлевские куранты. Двенадцать часов по московскому времени.
Бой кремлевских курантов!
Живя в Москве, их даже не слышишь и о них не думаешь. Но вдали от Родины, на чужбине, в какой бы точке земного шара ни находился советский человек, всегда, когда московское время приближается к двенадцати, он включает радиоприемник и с большим волнением ждет этого размеренного и спокойного сигнала Родины. Прижмет человек наушники покрепче к ушам и слышит стук сердца матери-родины и знает, что это тебе она подает сигнал, напоминает о том, что ты сын великой страны, что Родина помнит о тебе, верит и знает, что ты выполнишь свой священный долг.
