Ирина Кирпичникова - Хрустальные тайны
Задумчивым вернулся Бориска домой. Ни с матерью, ни с отцом словом не перекинулся. Спрятался за печкой в угол, уставился неподвижным взглядом куда-то вдаль и долго так просидел молча.
Утром вместо гуты снова пошёл в лес. Решил забраться подальше. Поискать волшебницу там. Долго-долго шёл по тропинкам. Потом тропинки кончились, и он стал пробираться по буреломам.
Совсем в темноту забрался. Высоченные деревья закрыли солнце, длинными ветками переплели дорогу. Гудит по вершинам ветер, раскачивает могучие стволы. Стонут они, угрюмые, жалуются.
Но что это?
За спиной у Бориски вдруг раздался хруст и сопенье. Он быстро повернулся. И увидел.
Увидел, как из вороха прошлогодних листьев поднимается что-то мохнатое, тёмное. Поднимается, лениво кряхтя и отряхиваясь. Медведь!
Бориска от страха оцепенел, не в силах ни крикнуть, ни двинуться с места.
Тем временем медведь выкарабкался из берлоги. Отряхнулся. Встал на задние лапы.
Потянулся. Зажмурился. И сладко-сладко зевнул, показывая нежную розовую пасть. Потом оглядел мальчика своими маленькими сонными глазками, фыркнул и побрёл прочь.
... Опять ни с чем вернулся Бориска. Дядька встретил его упрёком:
— Ты где пропадаешь? Рабочий день давно начался.
— В лесу был, — ответил Бориска. — Между прочим, живого медведя видел. Он совсем не такой, как твой из стекла.
— А какой?
— Голову выше держит. Лапы у него короче, а нос длиннее.
— Вот и попробуй сделать такого.
Дядька Михайла помог племяннику раздуть каплю из бурого стекла. А Бориска сам уж у этой капли щипчиками лапки да голову вылепил — точную копию своего лесного знакомца сделал.
Увидели мастера и порадовались:
— Ну, парень, пошли, кажется, у тебя дела.
Бориска тоже остался доволен:
— Попробую теперь белку сделать! Попробовал. И снова получилась занятная фигурка: вытянутая как сосулька.
Для того чтобы зайку из стекла выдуть, Бориска трижды набирал капли: одну побольше — для туловища, вторую поменьше — для головы и третью совсем маленькую — для хвостика.
День за днём всё меньше становилось осколков в Бориски-ном «ведре науки». Теперь он реже сбивал со своей трубки неудачные капли стекла. И всё больше накапливалось в Борискином шкафу смешных фигурок птиц и животных, похожих на тех, что он видел в лесу.
Собрался целый зверинец из стекла.
БОРИСКА СОМНЕВАЕТСЯ
Но вот как-то попробовал мальчишка изготовить хрустальный кубок в виде дракона. Мудрил-мудрил. Опять полное ведро осколков насорил. А кубка не вышло.
— Хотел бы я побывать в тех лесах, где драконы водятся, — сказал Бориска.
— Ну что ты! Разве тебе в школе не говорили, что драконов выдумали?
— Говорили... Только зачем это понадобилось?
Дядька Михайла замялся, не знал, что ответить.
— Наверное, для того, чтобы изобразить зло.
Стеклодув отошёл от Бориски, направился было к печи за каплей стекла. Но, подумав, снова вернулся к племяннику.
— Для чего это тебе захотелось с драконом встречаться?
— Да так. Хотел посмотреть, как он выглядит, — уклончиво ответил Бориска.
Но дядька был проницательным человеком. Увидев в «ведре науки» новых бесформенных уродцев, он понял, что за мысли донимают его ученика.
— Тебе, дружок, ещё фантазии не хватает, чтобы изобразить из стекла зло или добро, бурю или солнечный день. Пока ты работаешь только как фотограф: видишь зайца — выдуваешь зайца, видишь сосульку — делаешь сосульку. Ну, скажи, например, как бы ты вылепил хрустальный ветер?
Ученик молчал. Действительно, как его изобразить, — ни головы у ветра нет, ни хвоста, ни рук. Дует он — листья на деревьях трепещут, трава к земле прижимается. Человек на ветру вперёд наклоняется, нос в воротник прячет.
Нет, Бориска не знал, как это можно всё изобразить. Не мог додуматься. Видно, таланта у него на это не хватает. Другие стеклодувы, порой, такие хрустальные штучки мастерили, что ни с чем виденным не сравнишь. А красиво получалось.
И приуныл парнишка. Не век же ему одних зверей выдувать. Кажется, уже пришла пора и для настоящих работ. А у него только на баловство да на игрушки уменья хватает. И трубка не помогает.
«Обманула меня, наверно, Велия...» — думал Бориска.
Дядька Михайла прослышал про его надежды на волшебство и сказал племяннику:
— Руки тренировать надо, вот что. Без этого никакого чуда, не жди.
И правда, Бориска видел, что стеклодуву, как жонглёру, приходится каждый день упражняться. Он отрабатывает плавность движений, мягкость пальцев, чёткость глазомера. Как же иначе! А ну-ка попробуй одной рукой держать трубку и одновременно вращать её, другой рукой — с помощью щипчиков, ножниц да железок — лепить горячий комок стекла и ещё не забывать при этом дуть в трубку. С непривычки можно запутаться и пропустить какое-нибудь движение. Тогда в ведро полетят осколки.
Бориска старался.
Даже дома на бумажках упражнялся. Наколет, бывало, белый лист на прутик и, не касаясь бумаги, другой рукой пытается вырезать из него ножницами лепесток или петушиный гребешок. Больной отец с кровати наблюдает за Борискиными упражнениями и подбадривает его:
— Так, правильно! Теперь расслабь левую руку... — Потом вдруг останавливает: — Стой! Обжёгся!
Это Бориска коснулся пальцем листка!
Снова и снова упрямо повторял Бориска стеклодувные приёмы. Уменье давалось ему очень медленно. И терпение у мальчика таяло.
Мелькали дни. Проходили месяцы. Но всё тех же зайцев да белок снимал с выдувальной трубки виртузовский ученик. Он сам менялся — рос, мужал, взрослел. А его хрустальные зверюшки получались такими же.
Совсем загрустил Бориска. В голове рождались мысли, что не суждено ему стать хорошим стеклодувом...
И задумал Борис уйти из села, удрать куда глаза глядят. Понимал он, что некрасиво поступит. Ведь пестровские стеклодувы никогда не покидали свою Пестровку. И никто никогда в их селе другим делом не занимался. Выходит, он предавал потомственное ремесло.
Случай ускорил решение Бориса. Подошёл срок ему как раз идти в армию.
И Борис объявил дядьке:
— Уезжаю, дядька Михайла, в Ленинград. Обратно не жди. Как отслужу, останусь там, найду себе другое дело. Не удалось мне хрустальное ремесло...
Дядька Михаила никогда не кричал на племянника, а тут не выдержал:
— Не бывать этому! Не посмеешь ты изменить родовой профессии!
Борис ничего не ответил своему учителю — уехал.
КАКУЮ ДОРОГУ ВЫБРАТЬ?
Приехал Борис в Ленинград весенней тёплой ночью. Вышел на перрон и удивился: светло — книжки можно читать.
Прямо с заплечным мешком пошёл бродить по городу — искать свою казарму. Идёт, любуется. В серебристой мгле вырисовываются призрачные дворцы — жёлтые, зелёные, голубые. Белым рисунком по карнизам украшенные. Проходит мимо колоколен и башен, что вонзились своими блестящими шпилями в светлую дымку небосклона. Фигуры чёрных вздыбленных коней и грозных хищных львов попадаются ему на пути. В густозелёных пышных парках застыли мраморные статуи, словно привидения.
Неожиданная картина открылась перед деревенским парнем, когда ступил он на широкую гулкую площадь: перед ним возвышалась гранитная махина на толстенных колоннах. Нижний ряд колонн поддерживал огромную крышу. На ней были установлены ещё колонны, накрытые золотой шапкой. А на самой макушке — опять колонны и снова золотой купол. Маленьким муравьем почувствовал себя Борис перед этим зданием. Если бы все пестровские дома можно было поставить один на другой — и то бы не получилось дворца выше!
Борис вышел на набережную.
Нева катила тяжёлые, как ртуть, воды с медленной величавостью. Ничто не стесняло её. Ничто не отражалось в её волнах. Она холодно светилась и сама оставляла быстрые мигающие блики на гранитных парапетах.
Мосты могучими крыльями пытались стянуть её расплывшиеся берега. Но река расталкивала каменные набережные, грозя подмять их под себя. И мосты уступали, беспомощно повиснув низко над самой водой.
Борис трогал руками чугунные решётки мостов и завидовал тому умельцу, который их выдумал. Большой, видно, мастер 6ыл!
Невольно его мысли возвратились к покинутому деревянному кругу. Он подумал: «Такие же узоры можно сделать и из хрустального стекла».
Сразу же Борис постарался отогнать от себя эти мысли. Зачем думать о том, от чего навсегда отказался? Решил же он, что выберет себе другую дорогу, другую профессию. Чем плохо, например, быть шофёром, который ведёт вон тот грузовик по улице. Или строителем, который соорудил эти красивые дворцы.
Впрочем, лучше всего, наверное, стать милиционером, как тот, который стоит на перекрёстке в нарядной белой гимнастёрке, в белом шлеме и перчатках.
