Мария Ботева - Мороженое в вафельных стаканчиках
— Кто там? — громко спросила Нина, всё так же пристально глядя на женщин. Особенно на ту, которая стонала.
— Откройте, это я, — за дверью была наша мама.
— Мы не можем! — закричала я. А тётка застонала сильнее.
— Мы играем, — объяснила Нина.
— Хорошо, — сказала наша мама, — я приду через десять минут. Хватит?
Мама всегда так делала. Однажды она пришла в разгар нашей игры и не узнала квартиру. Дала нам время на уборку и вернулась позже. С тех пор так и повелось: если мама приходила до того, как мы приберёмся, оставляла нас ненадолго. Так было лучше для всех. Иначе она бы сильно расстроилась. Но в этот раз было не так.
— Нет, — вдруг завизжала женщина с колбовкой на затылке, — пожалуйста, не уходите! Не оставляйте нас с этими бандитками!
И она решительно пошла к двери.
— Руки за голову! — страшно закричала Нина. — А то!
Гостьи дружно закинули руки за голову. В это время Нина быстро открыла дверь и впустила маму.
— Что тут происходит? — ничего не поняла она. И тут же сказала женщинам: — Опустите руки. Сядьте. Нина, убери пистолет.
— Они чаю требовали, — я хотела объяснить.
— Это не повод, — возразила мама. Она взяла обеих под руки и повела в комнату. — Кстати, принеси чаю.
Зря она так любезничала с ними, вот что я скажу. Поила чаем, кормила печеньем. Оказалось, это инспекторы из совета по правам и воспитанию ребёнка. И пришли они за нашим Витькой, хорошо, что его дома не было. Оказалось, этот Витька — не сам по себе, а из детдома. Ну и что? Тоже мне новость. Он уже нам всё давно сказал, но кому это мешает?
— Вы знали об этом? — спросила нас мама, когда тётки ушли.
— Ну и что?
— Теперь придётся его возвращать, — сказала она. Видно было, что ей этого не хочется.
— А мы не отдадим.
— Придётся. А если бы мы знали раньше, могли бы как-то договориться с интернатом, его бы отпускали на выходные. Или чаще.
— На выходные!
— А теперь его не отпустят совсем! — мама вдруг заплакала. — Вас бы ещё не забрали. Что вы тут устроили с пистолетом? Нина!
Никогда мы не видели нашу маму такой разозлённой. Никогда до этого она ни на кого не кричала. Даже на папу. Даже когда он возвращался из своих неизвестных далей.
Весь вечер все ходили на цыпочках. Мама закрылась в комнате. Думала. Пришёл Витька. Мы не знали, как и что ему сказать. Ясно было одно: Витьку мы не отдадим.
На следующий день инспекторы пришли снова. Им никто не открыл. Мы с Людмилкой специально смотрели из окна, чтобы не пропустить. Они приходили каждый день две недели подряд. Всё это время Витька появлялся дома только к ночи.
А потом маме пришла повестка в милицию.
А потом Витька исчез. Мы искали по всему городу. В милицию обращаться не стали. Нас там и так уже не любили, говорили, что он живёт в нашей семье незаконно. В выходные кто-то позвонил и позвал к телефону нашу маму. Сразу же после разговора она молча выскочила из дома и умчалась в неизвестном направлении. Даже такой опытный следопыт, как я, не успела посмотреть, на какой троллейбус она села, куда уехала.
Мы ждали до вечера. Почти до ночи. Илюха уже начал готовить факелы, чтобы идти искать маму. И тут она вернулась! С Витькой!
Оказывается, после повестки он сам пошёл сдаваться. Чтобы маму не забрали в милицию. И чтобы нас у неё не отняли. Он вернулся в свой интернат. Вот почему ни инспекторы, ни повестки у нас больше не появлялись.
Но вечером того же дня Витька жестоко заболел. Сначала поднялась температура. Его положили в изолятор. Утром засаднило горло, к обеду он начал кашлять. Так сильно, что было слышно у директора в кабинете. К вечеру Витька покрылся красными пятнами, к тому же у него пропал голос. «Скорая» отвезла его в инфекционную больницу. Но там врачи сказали, что нужно везти в терапию. Отправили. Поставили диагноз: «аллергия неясной этиологии», то есть неизвестно на что и из-за чего. От страха, что болезнь не уходит, Витька потерял сознание.
Всё это время мы искали его по городу с фонарями и собаками. Кричали на улицах, звали. Илюха говорит, что он проходил пару раз под окнами областной больницы. Видимо, тогда-то Витьке и стало полегче. Он открыл глаза. Этот момент называется «уровень надежды». И он, этот уровень, начал повышаться. К выходным Витьку выписали и отправили обратно в интернат, так и не выяснив, отчего началась аллергия. В субботу утром ему снова стало плохо. Тогда-то воспитатели и позвонили.
Как только Витька увидел маму, ему стало лучше. Она сидела возле кровати до тех пор, пока температура не снизилась до 36,6, а он не начал улыбаться. Тогда она позвонила директору домой и вызвала его в интернат. А вечером мама с Витькой были дома. Правда, с этих пор он должен был каждый день приходить учиться в свою школу и отмечаться на вахте. Учителя и воспитатели требовали безупречного поведения. Только на таких условиях Витька мог жить у нас.
Он был просто счастлив.
Мамина медаль
Нашей маме хотели дать медаль. По почте пришло извещение. Мама сначала испугалась: до сих пор ее ни о чем хорошем не извещали. Из совета по правам и воспитанию детей всё время присылали какие-то вызовы и распоряжения, что-то спрашивали про Витьку. И про нас тоже заодно.
А тут — медаль! То есть письмо:
«Настоящим извещаем, что ваше имя внесено в список претендентов на получение государственной награды как одного из многодетных родителей. В ближайшее время президентом будет подписан приказ о вашем награждении медалью „Образцовая многодетная мать“».
— Это значит, маме дадут медаль, — объяснила Людмилка, — за нас.
— А за кого из нас? — спросила Нина.
Мы чуть не подрались из-за этого, честное слово! Каждому хотелось, чтобы медаль дали из-за него. Но мама сказала, что ни за кого по отдельности медали не дают. А только за всех. Если бы не было хоть кого-то из нас — всё, никакой медали. В это время в дверь позвонили. Это пришла соседка тётя Зоя.
— Говорят, тебе медаль дают? — с порога спросила она.
Странно, что она уже знает об этом, мы сами только что открыли конверт.
— Не мне, — поправила мама, — нам.
— Всем! — закричала Людмилка.
— Только это пока не точно, — сказал Илюха. Вечно он сомневается!
Почти месяц все соседи приходили к нам и поздравляли маму.
— Давно пора! — одобрял дед Поняешь. — Дай сто рублей! За твоих детей! За твоих детей, что ты?!
— Я знала, что справедливость есть! — провозглашала Любовь Николаевна. При этом она приветливо смотрела на Людмилку. Сестра на всякий случай скрывалась в комнате. Ничего, скоро и это забудется. Скоро они помирятся окончательно. Вот только принесём медаль.
Наконец настал день получения медали. Накануне снова пришло письмо. В нём было сказано, что мама должна прийти в здание правительства области, в парадной одежде, в два часа дня, без опозданий, будьте добры.
Весь вечер наша мама стирала одежду, полночи гладила. Зато назавтра весь двор уселся перед окнами полюбоваться, как мы идём в правительство. Давненько они не видели всех нас такими нарядными! Дед Поняешь сначала даже увязался за нами. Но вовремя остановился, а когда мы сели в троллейбус, помахал рукой. Что-то будет!
В здание правительства нас пустили не сразу. В списке приглашённых была только мама, а тут пришли ещё пять человек (папа был в неизвестных далях). Милиционеры упрямились долго. Это они зря. Не с теми связались! Наша мама быстренько объяснила им, что к чему. Она сказала, что если кто-нибудь из нас останется на улице, пятно позора надолго ляжет на их, милиционеров, плечи и души.
— У вас есть дети? — то и дело спрашивала она. — У вас у самих есть дети, вы должны меня понять! Вы меня понимаете, я вижу по глазам!
Не знаю, как мама умудрилась увидеть в их глазах понимание. По-моему, в них было только желание избавиться от нас как можно скорее. Как бы там ни было, через пятнадцать минут все мы оказались в здании правительства, на втором ряду зала торжественных заседаний. На первый сесть постеснялись.
Сначала награждали тех, кто больше всего построил зданий. Потом — кто больше всего открыл магазинов. Тех, кто продал много автомобилей. Потом наградили разных писателей, поэтов и музыкантов. За ними на сцену стали вызывать тех, кто лучше всех работал на заводе, на земле. Наградили врачей и учителей. Потом пожарных и спасателей на воде. Оказывается, за год они вынесли из огня и воды 376 человек. Могли бы и больше, только год закончился. Но и 376 — интересное число, мне оно запомнилось. Потом наградили многодетную семью из пяти человек. Все трое детей из этой семьи закончили учебный год на отлично. Даже по поведению. Со сцены они показали нам язык. Кстати, всем, кого награждали, дарили ещё и портреты углём. Дали их и этой семье. Ну, не знаю, может быть, я бы даже ноги не стала рисовать и дарить этим выпендрёжникам… А тут — портреты.
