Мария Ботева - Мороженое в вафельных стаканчиках
Приходила Нина с таким же сосредоточенным видом. Что-то отмечала у себя в тетрадке, прятала её и ложилась спать. Иногда успевала к ужину, и тогда сначала садилась за стол, а уже потом что-то записывала. Тетрадь всегда носила с собой, мама даже сшила специальную сумочку для этого. Ясно было, она что-то ищет, сверяется с планом.
Всё же я решила разузнать, что так занимает Нину. Маме, конечно, это было известно. Но она сказала только, что не выдаёт чужих секретов.
— Нина, возьми меня с собой, — каждый раз просила я. Она молча уходила.
Так продолжалось больше года. Однажды я уже просто по привычке попросилась с ней. Честно говоря, к тому времени я даже и не надеялась, что когда-нибудь у меня это получится. Но в этот раз она внимательно поглядела на меня и сказала:
— Возьми нож.
У меня был мировецкий нож! Ни у кого дома не было больше такого ножа. Мне сделал его Илюха, когда по городу пошли слухи, что на маленьких детей нападают. Одно время младшие школьники возвращались домой побитые. Некоторые не возвращались. Я, хоть и не была младшей, выглядела как первоклассница, и вообще чаще всего меня никто не замечал. Но брат на всякий случай сделал мне большой нож — острый, тяжёлый. В темноте его лезвие здорово блестело. Илюха только сказал, чтобы я не доставала его в школе, потому что нож — это холодное оружие. Милиция как раз за такими охотится.
— Лучше бы, — сказал брат, — ты его вообще не доставала. А если достанешь, то лучше не использовать. А если нападут — покажи, как он блестит. Все сразу разбегутся.
Я знаю, почему он так сказал. С детства Илюха был очень аккуратным. Всегда причёсан, ботинки начищены. В кармане носил самодельную металлическую обувную ложку, чтобы не стаптывать ботинки. И вот однажды вечером к нему пристали какие-то взрослые пацаны. Требовали денег. Тут Илюха спокойно достал свою ложку, помахал ей. И они тут же сбежали. Лунный свет попал на ложку, и хулиганы подумали, что это нож. Сперва Илюха и мне хотел сделать ложку, но подумал и смастерил нож. Вот его мы и взяли с собой.
Сначала мы с Ниной долго ехали на троллейбусе, почти до вокзала. Потом прошли под железнодорожным мостом. Свернули направо, перешли маленькую речку, долго топали по дороге. Садилось солнце, нам то и дело сигналили машины.
— Куда мы идём? — спрашивала я. Но Нина молчала. Когда мы оказались в районе, который называется посёлок Новый, она сказала:
— Я ищу свою маму. Достань нож.
— Здесь?!
Все знали, что в посёлке Новый жили люди, которые… Короче говоря, очень много алкоголиков. Не может быть, чтобы её мама была среди них.
— Надо проверить всё, — ответила Нина.
Мы ходили по баракам, спрашивали, не знает ли кто женщину, которая несколько лет назад потеряла девочку. Женщина должна быть похожа на Нину. Все слушали нас очень внимательно. Нину разглядывали со всех сторон. Некоторые даже хотели потрогать, но мы не разрешали. Только глазами! Для убедительности я показывала нож.
Никто не знал этой женщины. Так мы её и не нашли.
— А это твоя мама, девочка? — спрашивали старушки. И очень жалели и Нину, и её маму.
Обратно Нина шла грустная.
— Но ты же с нами! — говорила я ей, — У нас есть мама. Оставайся, не ищи.
Но Нина смотрела грустными глазами, вздыхала и один раз сказала жалобно:
— Но ведь мама же.
Она всегда мало говорила.
Витькина азбука
В нашей семье каждый любил что-то своё, но больше всего, конечно, море. Людмилка так вообще ходила искать его в каждом незнакомом городе. Я любила море, но могла просто вспоминать нашу поездку и думать, что когда-нибудь снова увижу его. Мама любила море, но мало говорила о нём. Папа любил неизвестные дали, кто знает, может, там тоже было море? Илюха хотел побывать на краю света, наверняка он догадывался, что там, на краю, есть море. Уж наверное, это какое-нибудь непростое море. Может быть, даже океан. Про Нину трудно что-то сказать, потому что от неё слова невозможно было добиться. Она искала свою маму, а про море ничего известно не было. Правда, она часто заглядывала в илюхины карты.
Витька любил азбуку Морзе. По вечерам он подолгу стучал карандашом по столу, разучивал свои точки и тире. Звал остальных послушать, но мы ничего не понимали, только мама говорила, что это хорошо и надо продолжать в том же духе. Когда Витька выучил морзянку, он принялся учить флажковую азбуку, которая используется для общения моряков на корабле и на берегу. Мама сделала два жёлтых флажка, и Витька целыми днями размахивал ими, учил буквы. Несколько раз он пытался сказать нам что-то своими взмахами, но обычно кто-нибудь ругался, что он поднимает в доме ветер.
— Это солёный морской бриз, — отвечал Витька, — а я — старый морской волк!
Морского волка гнали на улицу. Никто не понимал Витькиного увлечения. Тогда он нашёл простой выход.
Однажды к нам заглянул дед Поняешь. Вообще-то тут не было ничего необычного, мама уже потянулась было за кошельком, чтобы одолжить ему немного денег, но сосед выглядел как-то странно.
— Мне, поняешь, потолковать бы с тобой, — сказал он маме, — чего это у вас маленький-то под окнами у меня маячит, поняешь, что ни вечер, всё флагами машет?
— Разговаривает с тобой. А ты что, забыл, как флажками семафорят?
Мама знала, что делает. Дед Поняешь всё время хвастался свой отличной памятью. Вспоминал по каждому поводу, что было в старые времена. Если кто-то сомневался, он ещё добавлял:
— Да я отлично всё помню. У меня, поняешь, первоклассная память, мне с ней даже заснуть тяжело.
Выяснялось, что дед Поняешь помнил старые цены на молоко и колбасу, мог сказать, как назывались улицы, маме он советовал, как надо выращивать цветы, потому что когда-то поступал в институт на биологический факультет и уже почти поступил, но проспал последний экзамен. Любовь Николаевне говорил, как правильно надо воспитывать детей в школе. Однажды я видела даже, что он советовал водителю троллейбуса, как ему лучше проехать до больницы. Он говорил:
— Вот после этого перекрёстка сразу бери по дворам, не помнишь, что ли? Короче будет.
Водитель послушался, и троллейбус тут же встал: рога слетели с проводов, а поставить их обратно не получилось. Пришлось общественный транспорт вывозить на специальном. Об этом потом написали все газеты, но дед Поняешь всё равно говорил, что он прав, потому что так и правда быстрее, а троллейбус — просто несовершенная техника.
Больше всего соседа оскорбляло, если кто-то не верил, что у него отличная память. Тогда он запирался на целый день в квартире, а наутро просыпался в плохом настроении. Шёл к своему обидчику и кричал ему в лицо:
— А когда была битва при реке Калке, ты помнишь? Как звали первых князей? Что сказал Дантес после гибели Пушкина?
Он закидывал своего противника вопросами. Причём делал это так громко, что всему двору приходилось признать: память у деда Поняешь отличная. И голос — хоть куда.
— Так ты что, забыл? — спросила его мама. — А то я сказала Витьке, будто у тебя память отличная, ты всё знаешь, вот он и отправился с тобой поговорить. Ты что, всё это время не понимал, о чём он тебе сигналит?
Видно было, что дед смущён. А смутить его было не так-то просто. Даже когда он приходил занимать деньги и получал отказ и обидные слова — чаще всего оставался спокойным.
— Да нет, — сказал Поняешь, — конечно, я помню, я же ничего. Пожалуйста.
И ушёл. Витька продолжал размахивать флажками под его окном.
Во флот нашего Витю не взяли — не хватило двух сантиметров росту. Но он не расстроился. Сейчас Витька живёт в портовом городе и флажками командует с берега кораблям, куда им вставать, когда начинать разгружать свои трюмы. Во время шторма он сидит в рубке и точками и тире командует кораблям, что им делать, как не попасть в беду. В большом мире он один из немногих караулит несчастье в наушниках и со специальным молоточком.
Однажды мы получили письмо — всё сплошь в тире и точках. Внизу витькиным почерком было приписано, что его сын тоже учит азбуку Морзе.
Потерянное море
Своё море было и у Людмилки. Она всегда хорошо плавала и ныряла. Спокойно лежала на воде в форме звезды. На спине и на животе. Могла долго держать дыхание, не выныривая. Но всё это ей приходилось делать в бассейне. Моря в нашем городе не было и нет. И не будет в ближайшие три сотни лет. Что дальше — неизвестно, но пока нам не светит.
Людмилка занималась в плавательной секции. Летом они ходили тренироваться на реку, а в весенние каникулы обычно ездили в другой город, там бассейн лучше. Кроме того, посреди учебного года бывали на соревнованиях. Людмилку брали с собой всегда. У неё были широкие плечи и громкий голос. Широкие плечи для пловца очень важны. Это значит, он сможет загребать больше воды и быстрее передвигаться. Плечи особенно ценила Людмилка. А голос — тренер. Он-то быстро срывал свой на тренировках. Единственное, что его не устраивало, — Людмилка имела большой дар убеждения. Каждый раз, когда секция выезжала в другой город, моя сестра уводила куда-то всю команду. Иногда с ними увязывались и чужие ребята.
