Клара Моисеева - Праздничный костер Макеры
– Посмотри, какие громадные бронзовые птицы охраняют дворец! – воскликнул Макера. – Посмотри, отец, таких птиц мы никогда не видели.
– Молчи! – сказал отец. – Это духи, покровители царского рода. Да еще вот эта громадная медная змея охраняет дворец. Посмотри какая! Вот где умелые кузнецы и литейщики. Мне такого никогда не сделать!
– А может быть, сделаешь, – сказала Мать Макеры.
Она верила в искусные руки своего мужа. Ей казалось, что нет таких вещей, каких не смог бы сделать Бахаго из той горячей бронзы, которая плавилась в его маленькой печурке с вечным огнем.
– Вот какие копья у воинов. Посмотри, Макера, как разукрашены у них щиты. Неужели твои братья будут так же стоять здесь у ворот, с такими злыми лицами, безмолвные как статуи?
Они долго ходили вокруг дворцовых стен, украшенных медными барельефами, на которых можно было увидеть семью божественного обба, царских сановников, военачальников. Бахаго в изумлении рассматривал эти удивительные изображения.
– Подумать только! – воскликнул Бахаго. – Я и не знал, что можно сделать такое.
Каждый раз, когда Бахаго приближался к страже, охраняющей дворец, воины молча протягивали вперед копья, давая понять, что они готовы проткнуть тяжелым бронзовым копьем каждого, кто отважится подойти к воротам дворца. Однако надо было узнать, где помещается дом для охранников, где искать сыновей и здесь ли они.
Они шли по улицам, усаженным зелеными пальмами, и не знали, кто живет в этих домах, так красиво сделанных из плетеного тростника, из резного дерева. Бахаго с завистью заглядывал во дворы, окруженные резными колонками, где стояли каменные или глиняные алтари с большими головами предков. Он никогда прежде не видел таких больших голов. Духи предков в Слоновьей Тропе были намного скромней, и для них Бахаго вырезал совсем небольшие головы.
Перед домами нередко зеленели лужайки, на которых паслись овцы и козы. Возле одной из них Макера остановился и с завистью смотрел на мальчугана, который играл с белой козочкой. Все очень устали, но они не позволяли себе отдохнуть, пока им не встретится хоть один человек из людей хауса, который хоть что-нибудь им объяснит.
– Пойдем на базар, Бахаго, – предложила Мать Макеры. – Там мы скорее найдем человека из людей хауса. Не зная языка ибо, мы долго будем бродить без толку, не сумеем поговорить, ничего не узнаем.
Они двигались по шумному, оживленному базару, вокруг было много удивительного, но никто из них ни разу не выдал своего восхищения.
Все трое были озабочены одной и той же мыслью: как бы найти хоть одного человека из людей хауса. И они нашли этого человека. Это был ткач, и на языке людей хауса его называли просто Масаки. Так и окликнула его жена, которая помогала ему раскладывать свертки красивых пестрых тканей.
– Поторопись, Масаки! – повторила женщина.
Бахаго показалось, что он попал в родной дом. Он подбежал к незнакомцу и, хватая его за руки, с радостью воскликнул:
– Будь здоров, мой друг Масаки! Как я рад тебя видеть!..
– А я не помню тебя, – ответил Масаки. – Кто ты такой? Что-то я не припомню тебя…
– Да и мудрено было бы припомнить меня. Ты вовсе не знаешь меня, я из саванны. И Мать Макеры, и мой сын Макера – все мы из саванны. Нас привело сюда великое горе. Сделай доброе дело, посоветуй, где нам искать наших сыновей.
И Бахаго начал торопливо рассказывать Масаки о своем страшном путешествии в Кано, о том дне, который начался так счастливо на Бирнин-Касване, а закончился так печально на дороге, ведущей в Эдо.
Масаки молча выслушал кузнеца. Он повел глазом и увидел слезы на глазах своей жены.
А Мать Макеры рыдала навзрыд, словно сейчас только узнала о тяжкой судьбе своих сыновей.
– Я всегда знал, что у великого божественного обба есть много-много воинов и много охранников, – сказал Масаки, – но я никогда не задумывался над тем, откуда он их берет. Разумеется, их привозят молодыми, а потом долгой муштрой делают такими, каких вы видите у ворот. Они зорко охраняют вход во дворец, они безмолвны и суровы. С ними никто никогда не заговаривает. Их просто боятся. Я бы не желал, чтобы моих детей постигла такая участь. Уж лучше ковать наконечники стрел, ткать или охотиться на слонов. Но что поделаешь, когда есть божественный обба – бог на земле. Тебе будет трудно, наберись терпения. Ты не сразу узнаешь то, что хочешь узнать. Тебе надо жить в Эдо. Возможно, настанет час, когда ты встретишь кого-либо из своих сыновей у ворот дворца. Как зовут твоего старшего сына?
– Мафи.[5] Моя жена была уверена, что он и в самом деле будет превосходящим. Так мы и назвали его.
– Я скажу всем знакомым людям, чтобы они помнили имя Мафи и чтобы они спрашивали о нем, когда столкнутся с людьми из дворца. А ты делай то же самое.
– Я никого не знаю здесь! Ты один у меня в Эдо, добрый друг Масаки. Когда я узнаю людей, я буду всех просить об этом. Но хватит ли у меня терпения, вот этого я не знаю.
Ткач Масаки объяснил Бахаго, где находится улица литейщиков, где улица ткачей, сказал, что рядом живут резчики по слоновой кости, знахари и собиратели целебных трав. Каждый селился на той улице, где ему положено по его занятиям.
Они долго шли по улице литейщиков. Она была далеко от просторных, красивых дворцов. Это были такие же глинобитные хижины, в каких жили люди Слоновьей Тропы. Но они были более просторны, и люди Эдо умели их красиво украшать. Казалось, что один двор лучше другого.
– Все чужие вокруг, – сказал Бахаго жене. – Тревожно у меня на сердце. С каждым часом надежда все дальше уходит, от меня. Что делать, Мать Макеры? Плохо мне, да и тебе плохо. Впору вернуться домой. Может быть, пойдем обратно и будем ждать, когда наши сыновья сами придут домой? Будем терпеливы.
Мать Макеры молча слушала печальные речи мужа, а потом, собравшись с силами, словно сбросив с себя тяжкий груз, указала на кривую улочку:
– Нет, Бахаго! У нас есть Макера, мы должны что-то делать. Сейчас ты войдешь вот в этот двор с резной калиткой. Ты видишь, из-за стены вьется синий дым? Я слышу стук молота о наковальню. Там кузнец. Ты войдешь, Бахаго, и спросишь совета. Узнаешь, не нужен ли помощник. Ты начнешь работать, а потом будешь искать покровителей. Мы отсюда не уйдем. Нам надо вернуться в Слоновью Тропу с сыновьями.
– Ты права, Мать Макеры, но ты забыла, что это не Слоновья Тропа. Там я один-единственный кузнец. Я знаю, что меня ждут там. Моим охотникам нужны бронзовые наконечники стрел. А здесь великое множество таких мастеров. Целая улица! Я здесь никому не нужен. Беда, Мать Макеры!
– Ты пойдешь и узнаешь, нельзя ли стать помощником кузнеца вот в этом дворе. Ты сделаешь это, Бахаго. Для нас. Для наших сыновей. Мы со вчерашнего дня ничего не ели. Недостойно тебе морить нас голодом.
Бахаго не стал спорить. Он пошел в тот двор, из-за стены которого вился синий дым. Он увидел за работой такого же кузнеца, как и сам он. Но по всему было видно, что тот из племени эдо. Бахаго кое-что понимал на их языке. И он обратился к незнакомцу со словами привета. Тот улыбнулся, закивал головой, оставил свой горн и подошел к Бахаго. Он долго повторял:
– Хауса, хауса, саванна – очень хорошо.
Бахаго как мог рассказал ему о своем несчастье, о том, что должен найти работу и должен научиться делать бронзовые скульптуры для божественного обба.
– Если я буду бывать у ворот дворца, – пояснил Бахаго, – я, может быть, узнаю о судьбе моих сыновей.
Как ни плохо он говорил, человек народа эдо понял Бахаго. Он сказал, что хочет помочь своему другу из саванны. Кузнец Эдо показал на плавильную печь, на хижину, на одинокую пальму и сказал, что все это для Бахаго.
Бахаго тотчас же кинулся за калитку, позвал жену и Макеру, привел их во двор, а потом взял в свои руки большую мозолистую руку ремесленника и крепко пожал ее. Хозяин повел Мать Макеры в свою хижину, что-то сказал жене, и та с приветливой улыбкой стала угощать гостей. Она усадила их под навес, подала им бананы, а затем побежала к яме, где, так же как и у Бахаго в саванне, стояло прохладное томбо. Она поставила перед гостями глиняную чашку и знаком предложила отведать вина. Затем она послала свою девочку к горящему очагу, и та принесла миску такой же дымящейся просяной каши, какую делала у себя дома Мать Макеры.
Макера при виде еды не стерпел и потянулся к ней. Он взял в руки большую деревянную ложку, обгрызенную зубами своих сверстников, и стал есть. Дети уселись рядом и внимательно рассматривали Макеру.
А в это время хозяин дома повел Бахаго под навес, где лежала груда мокрой глины и валялись обломки глиняных форм тех самых бронзовых птиц, которые так понравились Бахаго, когда он впервые увидел их на башнях дворцов. Бахаго поднял обломок птичьей головы и с улыбкой подал хозяину. Ему хотелось узнать, как делают эту форму. Бахаго был искусным кузнецом, но ему прежде никогда не приходилось делать бронзовые скульптуры.
