Ирена Юргелевич - Чужой
— Ну, иди, дорогая, мне некогда.
Уля вышла на веранду. У калитки стояли Мариан, Юлек и тот, чужой парень. Опираясь о плетень, он с беспокойством смотрел на окна домика, то и дело оглядываясь на дорогу, как бы желая удостовериться, что пути к бегству открыты. Он был похож на собаку, которая боится, что ее ударят, но не убегает, потому что голодна.
— Ну как? — быстро спросил Юлек. — Договорилась?
— Конечно, — ответила она спокойно, как будто это было для нее привычным делом.
— Куда идти? — хмуро спросил парень. — Не торчать же здесь, у забора!
Уля провела его по тропинке к входной двери. Он шел за ней неровной, спотыкающейся походкой. У входа она остановилась и торопливо прошептала:
— Я буду рядом, на террасе. Позови меня, когда выйдешь. Может, тебе что-нибудь понадобится в дорогу.
— Ладно. Но мне ничего не нужно.
Они вошли в приемную. Парень сел радом с другими больными, а Уля постучала в дверь кабинета. Вскоре дверь открылась, и доктор быстро оглядел присутствующих.
— Вот он, — шепнула Уля.
— Хорошо.
Дверь снова захлопнулась. Парень сидел, уставившись в пол, чтобы не встречаться с любопытными взглядами соседей.
Зная, что мальчики будут ее ждать, Уля вернулась к калитке.
— Он нам сказал, как его зовут, — Зенек, Зенон Вуйчик! — немедленно сообщил ей Юлек. Глаза у него горели, новость казалась ему чрезвычайно важной.
— А в остальном мы знаем о нем столько же, сколько раньше, то есть вообще ничего, — пожал плечами Мариан.
— Знаешь, он ночевал на острове! — возбужденно продолжал Юлек. — Представляешь, целую ночь там пробыл! Один-одинешенек, в нашей палатке! В такой дождь! Хорошо хоть там было наше одеяло.
Уля давно догадалась, что Зенек провел ночь на острове.
— А что он теперь собирается делать? — спросила она. — Он не говорил?
— Нет, — ответил Мариан.
— Мы ему показали, где мы живем, — похвастался Юлек.
— А он даже не посмотрел, — дополнил Мариан.
— А вот и посмотрел, я сам видел, что посмотрел! — спорил Юлек, не желая терять надежду. Как и Уля, он не мог примириться с тем, что таинственный незнакомец уйдет в неведомую даль, где его ждет загадочное «дело», и они так ничего о нем и не узнают. — Мы его подождем, правда, Мариан?
— Зачем? Он вовсе не хочет, чтобы мы ему голову морочили.
— А все-таки лучше подождем!
Однако Мариан считал, что они свое сделали и теперь пора вернуться к нормальной жизни. Да и бабушка ждет с ужином.
— Ужин! — воскликнул Юлек с презрением. — Я могу вовсе не ужинать! И вообще, еще рано.
— Ладно, кончай канитель. Опоздаем — бабушка будет ругаться.
Пришлось уйти. Мариан шел неторопливо и спокойно, Юлек то и дело останавливался и оглядывался на дом доктора.
Уля пошла на террасу и устроилась в уголке на топчане. Перед ней была раскрытая книга. Но мысли разбегались, и чтение шло плохо. Вскоре она заметила, что была еще одна причина, мешавшая ей сосредоточиться: голоса, доносившиеся из кабинета. Уля никогда прежде не сидела на террасе во время приема и не знала, что из-за двери так хорошо все слышно.
Слабый немолодой женский голос пространно жаловался на боли в боку, в печени, в пояснице… Второй голос расспрашивал и советовал. Неужели это отец? Это был совсем не тот нервный и сухой голос, который Уля так хорошо изучила во время неприятных ежедневных разговоров. Он звучал свободно, как будто только сейчас, с больным, доктор становился самим собой. А главное — это был ласковый, дружелюбный голос, голос доброго человека… Значит, ее отец добрый? Нет, нет, это не так! Уля точно знает, что он не добрый. Это просто профессиональная вежливость. Отец обязан быть любезным, вот и все. Загадочная двойственность человеческой натуры, которая недавно так обескуражила Улю, здесь объяснялась очень легко.
— Спасибо, доктор, спасибо вам! — говорил старческий голос. — Вам, как матери родной, все сказать можно…
Что она говорит, эта старуха?.. «Как матери родной»? До чего люди глупы! Уля сострадательно усмехнулась.
— До свиданья, доктор.
Скрипнула дверь из кабинета в приемную, голос женщины затих. Вдруг Уля вздрогнула.
— Садись, сынок, посмотрим твою несчастную ногу, — говорил отец. — Давно это случилось?
— Три дня назад, — ответил хрипловатый голос Зенека. — На стекло напоролся.
— Гм…
Этот звук выражал озабоченность; по-видимому, рана выглядела неважно. Уля услышала металлическое звяканье инструментов и чирканье спички. «Зажигает спиртовку, — угадала девочка, — кладет шприц в стерилизатор, сейчас будет кипятить».
— Придется немного подождать, а пока я тебя осмотрю. Зенек недовольно пробормотал что-то, потом сказал резко:
— Ничего у меня не болит, только нога.
— Посмотрим, посмотрим. — Голос доктора мягко убеждал, в нем не было ни обиды, ни раздражения. — Сейчас посмотрим.
Наступила тишина, прерываемая короткими указаниями: «Дыши… не дыши… Так, еще раз… Ложись… Садись…»
— Основательно ты простудился… Кости у тебя не болят?
— Болят. Но это ерунда.
— Миндалины тоже не в порядке. Следует о них подумать. Не сейчас, разумеется.
Снова звякнули инструменты: видимо, отец вынимает их из кипятка и раскладывает на стеклянной плитке.
— Будете резать? — Голос Зенека звучит сдавленно, глухо.
«Боится», — думает Уля и, хотя никто ее не может услышать, тихо повторяет: «Не бойся, Зенек, не бойся, не бойся».
— Да, — говорит отец, — необходимо вскрыть.
— Будет больно?
— Будет. Но недолго. А потом сразу станет легче. Возьмись за ручки кресла и сжимай их как можно крепче. Так.
На ногу не смотри, это мое дело. Ты же взрослый человек, верно?
Ответа не последовало.
«Не бойся, не бойся, не бойся», — повторяет Уля. Потом забывает обо всем и только ждет, когда же Зенек закричит. Он не кричит.
— Вот и все, сынок, — говорит отец. — Самое страшное позади. Что, вспотел? Еще бы, это не шутки, можешь собой гордиться… Теперь перевяжем… А сейчас пересядь-ка сюда, ко мне, только осторожно… Я выпишу тебе рецепт. Через минуту отец объясняет:
— Это микстура, а это порошки, то и другое по три раза в день. И еще одно, самое главное: скажи матери, что ты должен три дня лежать в постели.
Молчание.
— Ты слышишь, что я говорю?
— Слышу. Скажу.
Уля удивилась. Ей не приходило в голову, что мать Зенека может быть где-нибудь поблизости: он же сам сказал, что приехал издалека… А может, к ней-то он сейчас и идет?
Тем временем разговор в кабинете продолжается:
— Ты пришел ко мне один или с кем-нибудь из родных?
— Один.
— В таком случае Уля сбегает к твоим родителям. Тебя надо отвезти.
— Зачем? — быстро говорит Зенек. — Не надо.
— Я, мой дорогой, лучше знаю. Со свежей повязкой ходить нельзя.
Молчание, потом резкий голос Зенека:
— Я живу не в Ольшинах.
— А где?
— Я еду автостопом. Сюда я вообще попал случайно.
— Но ты же здесь где-нибудь остановился… у родственников, у приятеля…
—. У приятеля.
— Может, у Мариана, который дружит с моей Улей?
— Нет! — сказал, как будто огрызнулся, Зенек.
— Послушай, мальчик, — голос отца звучит озабоченно, — мне кажется, у тебя что-то не в порядке. Ты что-то от меня скрываешь. Я хотел бы тебе помочь, но для этого мне нужно знать правду. Я врач, и все, что ты мне скажешь, останется между нами.
Как только в кабинете начался этот разговор, Уля подумала, что ей не следует его слушать. А теперь, при последних словах отца, надо было немедленно вскочить и уйти. Но она не в силах была это сделать и, замерев, ожидала ответа Зенека.
— Ничего я не скрываю, — враждебно сказал Зенек. — Просто путешествую, и всё.
Опять тихо… Сейчас отец рассердится!
— Придется тебе прервать свое путешествие, — спокойно сказал доктор. — Я отвезу тебя в больницу в Лентов. Ненадолго, не бойся, дня на три-четыре, пока подживет нога. Ступай пока в приемную, подожди, я закончу прием и отвезу тебя.
Ответа не было. Скрипнула дверь, и в кабинете врача раздался голос нового пациента.
Уля присела на ступеньках террасы. Что теперь будет?
Зенек попал в ловушку. Уля догадалась, что предложение отца должно было прийтись ему не по вкусу. Он ведь говорил, что ему некогда, что его ждет какое-то «дело». Интересно, что за дело? Уля не представляла себе, ради чего можно проделать такое путешествие, автостопом и пешком, по незнакомым местам, ночевать под открытым небом, переносить боль — все, только бы скорей добраться до цели. Ей хотелось помочь ему в достижении этой цели, и в то же время она радовалась, что он попадет в больницу и несколько дней будет в надежных руках.
«Сейчас он ко мне придет, — подумала она. — Не надо показывать ему, как я из-за него волнуюсь». Уля взяла книжку, заставила себя прочесть страницу, другую… Время шло, и наконец она поняла, что Зенек не придет. Значит, действительно разговор на острове не имел никакого значения…
