Гвюдлёйгюр Арасон - Морской узел
— А ты не знаешь, когда выходит на промысел «Слейпнир»?
— Пока не слышно. А тебе зачем?
— Меня обещали летом взять с вами в пару рейсов. Только я хочу дождаться настоящего лова… Сам понимаешь, быть в море, если ничего не ловится, удовольствие маленькое.
— Что правда, то правда. «Без рыбы — никакой житухи», как сказала старушка.
— Думаешь, долго лодка должна разбухать, чтоб перестала течь?
— Боюсь, что долго.
— Ну сколько? День?
— Скажешь тоже, день! По крайней мере месяц. Впрочем, если она будет малость подтекать, выйти в море все-таки можно. Небольшая течь — это не страшно.
Теперь стало ясно, что в ближайшее время «Оладья» будет непригодна для плавания, а потому все помыслы Лои обратились к стоявшим в гавани рыболовецким судам. Они выйдут в море со дня на день, и не исключено, что через какую-нибудь неделю им посчастливится напасть на сельдь…
Течь в лодке оставалось проглотить как горькую пилюлю: лодка разбухнет лишь через несколько недель, и тут уж ничего не поделаешь. Значит, самое время поговорить с капитаном Паульми и точно выяснить, когда он решится взять на борт еще Одного матроса.
Лои, признаться, и сам понимал, что все лето рыбалить на гребной лодке было бы довольно трудно, тем более что «Оладья» оказалась очень тяжелой на веслах. А если учесть, что за пределы гавани его все равно пускать не будут, надежды на хорошие уловы у него было мало.
Вот почему сельдяной промысел привлекал Лои гораздо больше, чем рыбалка вблизи берега.
Глава пятая
Теперь, хочешь не хочешь, приходится обращаться к маме. Нужно просить ее разрешения на выход за сельдью.
Мама, проявив полное невежество, уверяет, будто «Слейпнир» — крохотное суденышко и ненадежно в плохую погоду: оно просто-напросто пойдет ко дну. При этом она забывает, что мать должна прежде всего думать не о себе, а о своем ребенке. Оттого что сама она боится моря, она и говорит о том, как мало радости день за днем мотаться по морю, не видя земли, о том, как это быстро ему надоест… Она не хочет понять, насколько Лои важно освоить настоящее промысловое дело, и напирает на то, что у него теперь есть собственная лодка. А когда ее в один голос поддерживают соседки, Лои окончательно убеждается, что, как только женщины начинают красить губы, они утрачивают способность что-либо соображать.
— Лои, милый, Херманн с Пьетюром уже ушли в море. Может, не обязательно уходить и тебе? — спросила мама.
— Одним человеком больше, одним меньше, какая разница?
— Ах, вот как ты считаешь! Подожди лучше, пока перестанет течь «Оладья». А я тем временем выясню, не найдется ли для тебя работа на разделочной площадке. Там ты тоже будешь иметь дело с сельдью.
— Мне не нужна мертвая селедка!.. Ну почему мне нельзя пойти на промысел? Паульми обещал взять меня, когда «Слейпнир» вернется из этого рейса.
— А что скажут люди, если я отпущу тебя на промысел в восемь лет? Потерпи до будущего года. Ты подрастешь и сможешь пробыть в море подольше.
— Ты еще зимой обещала отпустить меня, если я хорошо закончу учебный год.
— А ты считаешь, что ты его хорошо закончил?
— Да.
— Что-то я по твоему табелю этого не заметила.
— Ну вот, всегда так… Я старался, из кожи вон лез… Во всяком случае, я не последний ученик в классе.
Лои стоял возле кухонной раковины, не сводя глаз с мамы: он был готов продолжать спор. И вдруг он понял, что все это бесполезно, и, махнув рукой, вышел из кухни.
Пьетюр был на сельдяном промысле, и мама осталась дома одна со своими детьми — впрочем, так было на Лоиной памяти всегда, до прошлого года, когда мама с Пьетюром поженились. Старшей сестре Лои, Оулёв, исполнилось одиннадцать лет, и в этом году она собиралась помогать матери на засоле сельди.
Последние несколько дней на трех разделочных площадках для сельди, действовавших летом в Дальвике, кипела работа. С утра и до вечера там готовились к засолу сельди, нагромождая штабеля пустых бочек, которые стояли в ожидании, когда на берег начнет прибывать добытое в море «серебро». Все суда уже вышли на промысел, одно из них в любую минуту могло показаться в фьорде.
С тех пор как начала работать промысловая радиостанция, Лои каждое утро первым делом бежал узнать, не напал ли «Слейпнир» на сельдь. Но неизменно слышал в ответ: сельди пока мало, кое-какая добыча досталась только нескольким судам, они отвезли ее в Сиглюфьордюр. У «Слейпнира» улова не было совсем.
После радиостанции Лои шел на пристань и вычерпывал воду из лодки. Теперь она протекала гораздо меньше: если вечером воду как следует вычерпать, к утру лодка еще держалась на плаву.
В тот день дул ветер с моря, ярко светило солнце. Уже вечерело. В ожидании сельди Лои коротал время, удя рыбу около причала.
У него как раз клюнула небольшая сайда, и он вытаскивал ее, когда услышал, что утром собираются приступать к засолу. Рыбешка шлепнулась обратно в воду, потащив за собой леску, а Лои стремглав кинулся к молочному магазину, в мансарде которого помещалась промысловая радиостанция.
Новость с быстротой молнии облетела поселок. Женщины, судачившие в кооперативной лавке, торопливо распрощались и разошлись по домам, где достали свои клеенчатые фартуки для разделки сельди. На складах уже закончилось утверждение норм и расценок, и теперь рабочие усерднее прежнего перекатывали пустые бочки. Даже самые невозмутимые люди вдруг срывались на крик, словно наутро должен был наступить конец света. Никто больше не позволял себе разговоров о погоде. На улице народ тоже бегал бегом: одни спешили домой, другие — из дома. Лавка опустела, и продавцы начали роптать на свою судьбу: теперь все будут заняты сельдью и им придется сидеть без дела.
Возбуждение, внезапно охватившее поселок, затронуло буквально каждого. Все, от мала до велика, говорили только о сельди; люди отрывались от своих занятий и вглядывались в даль, как будто на горизонте уже показалась шхуна с грузом рыбы. Собаки и те выли.
Возле рации, поддерживавшей связь с судами, как всегда в путину, толпился народ. И хотя еще ни одно судно не сообщило о том, что собирается идти в Дальвик, ждать, как считал Лои, осталось недолго: в районе банки Скагагрюнн обнаружены скопления сельди, и суда приступили к замету неводов. Вот-вот даст о себе знать и «Слейпнир». Наверняка он тоже скоро будет с уловом — такого рыбака, как Паульми, днем с огнем не найти.
Однако по рации связывались с поселком все, кроме Паульми. От «Слейпнира» не было никаких вестей. Лои уже обкусал себе ногти до мяса, когда наконец радио Дальвика приняло вызов «Слейпнира».
Но Паульми только интересовало, все ли готово к приему сельди на засол.
Объяснив, что все готово, радист спросил, можно ли в ближайшее время рассчитывать на богатый улов.
Невод уже наполовину выбрали, ответил Паульми, кажется, там одна мелочь, он уточнит позднее.
— К завтрашнему утру «Слейпнир» будет здесь, — сказал находившийся в комнате пожилой капитан.
— Ура! — завопил Лои, который до сих пор молчал.
Он вскочил со стула и, провожаемый улыбками, выбежал из комнаты.
Когда Лои, запыхавшись, примчался домой, мама сидела на кухне и латала передник.
— Мама, сегодня ночью или завтра утром приходит с уловом «Слейпнир». Ты отпустишь меня в море, когда он разгрузится?
— Ну вот, опять за свое. Я скоро поседею от твоих глупостей. Иди-ка лучше в ванную и помойся.
Остаток дня Лои провел в бесконечных хозяйственных заботах, даже сбегал в молочную. После ужина он беспрекословно вымыл посуду, старательно подмел пол в кухне и без напоминаний сменил грязное белье.
Подготовив таким образом почву для разговора, Лои перед сном снова завел речь о промысле.
— Мама, пожалуйста, отпусти меня… Только разочек… Мы уйдем на день-два, возьмем улов и тут же вернемся.
— Ума не приложу, что с тобой делать, — устало проговорила мама, но невольно улыбнулась.
— Отпустить на промысел. Ну пожалуйста… Всего один раз. Я буду очень осторожным, со мной ничего не случится.
Мама сидела у окна, глядя в море:
— Давай ничего не будем решать до завтрашнего утра. Вдруг Паульми передумал…
Лои согласно кивнул головой.
Поцеловав маму перед сном, Лои улегся в постель и принялся рассматривать висевшую над ним фотографию отца. Если он долго смотрел на фотографию, глаза отца словно оживали — отец следил за ним взглядом, в каком бы месте комнаты Лои ни находился. Глаза ожили и на этот раз.
— Папочка, милый, сделай так, чтоб я попал на промысел, — тихонько попросил Лои.
— Что ты сказал? — сквозь сон пробормотала Сигрун, она спала напротив брата.
Лои отвернулся к стене.
— Ничего, спи дальше… Это я не тебе…
Но самому заснуть оказывается трудно. Лои не может не думать о промысле, о шхунах и кошельковых неводах, обо всем неизведанном, что магнитом притягивает его к себе. Идти бы сейчас в проливе Гримсейярсюнд под лучами полуночного солнца!..
