Андрей Дугинец - Ксанкина бригантинка
А тут вдруг якутская тайга. Может, там ничего особенного и нет. Но Ксанка умеет рассказывать так, что от страха дух захватывает. А уж это каждому известно, что страшное увлекает больше всего на свете.
Почему это так? Или потому, что страшное сильно волнует? Или потому, что страшное заставляет человека напрягать все силы и видеть себя более храбрым и находчивым? Ведь страшное-то и порождает героизм. А в детстве каждому хочется стать героем.
4. Верхом на крокодиле
Валерка услышал где-то справа в лесу человеческие голоса, и, оставив дорогу, пошел напрямик в глубь леса — лишь бы к людям. В лесу было страшно и темно. Чтобы не наткнуться на ветку или сучок, приходилось идти, вытянув вперед руки.
Валерка вконец выбился из сил и, когда снова услышал отдаленный говор, решил, что это ему почудилось, и даже шагу не прибавил. Теперь все настороженней прислушивался он к звукам, которые издавал старый и какой-то очень таинственный лес. Все здесь шелестело, шуршало, трещало, поскрипывало. Где-то совсем рядом вдруг, как испуганный ребенок, кто-то закричал. Крик этот, заглушивший все прочие шумы, тут же перешел в беспомощное хрипение и так же внезапно смолк.
«Кто-то кого-то съел! — с отчаянием подумал Валерка, — видно, это лиса подкараулила зайца».
Бах! — что-то темное, тяжелое и, кажется, лохматое вдруг свалилось прямо на голову. Валерка присел я даже вскрикнул. Чудовище тоже вскрикнуло: «У-ух!» — и улетело.
«Кто-то кого-то съел! — с отчаянием подумал Валерка. — У, противный филька!»
И только начал успокаиваться, как из-под ног что-то стрекануло, словно пропеллер оторвался от самолета. Огонь пошел по всему телу мальчика. Ноги оцепенели от внезапного испуга. Валерка остановился и, отирая холодный пот на лбу, сам себе начал внушать, что лес этот ничем не отличается от того, который был недалеко от их дома и в котором он не раз бывал с братом днем и ночью. Вспомнив совет Алеши, как избавиться от страха, Валерка сделал три глубоких вдоха и еще более глубоких выдоха. Сразу стало легче. Сердце перестало так биться. Зато пустой живот заныл. Раздразнил его глубоким вдохом. Что ему воздух! Ему бы теперь кусок хлеба да чашку молока…
Огонек!
Зеленоватый огонек в черной глубине леса.
«Волк? — подумал Валерка, невольно съежившись. Но тут же рассудил: — Тогда было бы два огонька».
На всякий случай Валерка вернулся к ветвистой сосне, которую только что миновал. На нее можно будет забраться и посидеть до утра…
А огонек все больше привлекал его внимание. Присмотревшись, Валерка убедился, что огонек все время меняет свой цвет и то мечется на одном месте, то взлетает и становится длинным, то рвется из стороны в сторону, как привязанный хорек.
«Костер!» — обрадовался Валерка и быстро пошел вперед, стараясь, однако, не хрустеть сухими ветками.
Костер быстро приближался и увеличивался, освещая все большее пространство леса. Хотелось бежать туда со всех ног.
Да кто знает, что за люди развели этот костер. Может, от них надо убегать еще быстрее, чем от неведомых лесных страхов? Но сейчас не война, никого страшного в лесу не должно быть. И все же лучше подойти незаметно и присмотреться.
К счастью, у костра запели, и это дало возможность беглецу идти без особых предосторожностей. Песня была незнакомая, но заманчивая, куда-то зовущая. Теперь ясно было, что пели ее ребята, такие же, как и он сам. Они, видно, сами еще ее только разучивали, поэтому время от времени повторяли один и тот же куплет:
Живем в комарином краю
И легкой судьбы не хотим,
Мы любим палатку свою,
Родную сестру бригантин.
Пока пели песню, Валерка шел. Умолкнут, он стоит. От деда Силантия, старого охотника, он слышал, что таким способом охотники подкрадываются к глухарям, которые ничего не слышат, когда заведут свою длинную песню, хотя вообще-то это очень чуткая птица.
Вот уже Валерке стало хорошо видно мальчишек, освещенных ярким пламенем костра. Выйдя из-за большой мохнатой ели на поляну, Валерка вдруг испуганно попятился — над костром стоял огромный хмурый великан с дубиной. Он, видно, охранял тех, кто тут веселился в полночь. Но почему Валерка сразу его не заметил? Впрочем, сторожа всегда умеют подходить незаметно… Тут же Валерка понял, что великан — это дуб, а под ним сидят живые мальчишки, и снова вышел на поляну. Теперь чудо-великан, кажется, даже приподнял свой тяжелый кистень, замахнулся — ну-ка, мол, подойди кто посторонний к костру и посмей обидеть моих ребят!..
Стоя за ольховым кустом, Валерка принюхался, как голодный волчонок, к запахам, идущим от костра, «Картошку пекут, черти!» — Он глотнул слюну.
Когда опять запели, Валерка перешел под другую ель, поближе к аппетитному запаху. «Сожгли картошку, чудаки!» — с досадой отметил он. Под ногой Валерки вдруг хрустнула ветка, и песня оборвалась. Стало тихо. Только хворост потрескивал в костре.
— Эй, кто там? — раздался басовитый оклик от костра.
Кто-то явно подражал взрослому, хотя чувствовалось, что и сам боится.
Что там в поле.
Пень или волк? —
знакомыми, немного перефразированными стихами спросил второй голос, повеселее.
— Ветка обломилась, — беспечно заявила девочка, сидевшая по другую сторону костра.
Волосы у нее были такие красные, что Валерка решил: это они от костра. Сами по себе волосы не бывают такими пламенными. Заметив девочку, Валерка удивился, что она попала в мальчишескую компанию, да еще в такую поздноту.
Девочка хлопнула в ладоши и звонким, требовательным голосом сказала:
— Слушаем следующий куплет! Атнер, поверни голову на сто восемьдесят градусов! А ты, Ванько, не мычи, а пой.
— Я ж не виноват, что у меня не поется, а только мычится!
В ответ на это брызнул смех, веселый, заливистый.
Когда немного успокоились, Ксанка опять начала командовать:
— Ванько, чего ты все в кусты смотришь!
— А вдруг там волк или еще какой зверь? — с тревогой ответил мальчишка. Он не отрывал глаз от елки, возле которой притаился беглец. И вдруг, выхватив из костра горящую головешку, запустил ею в чащобу.
— Лучше картошинку брось, чем головешку! — раздалось ему в ответ из-под елки.
Возле костра все вскочили. Их оказалось семеро с девчонкой.
— Кто там?
— Откуда ты?
— Чего тебе надо?
— Бросьте картошинку. Я сегодня не ел.
Услышав это, ребята с шумом, наперегонки, бросились на голос незнакомца.
— Ты заблудился? — спросил Валерку первым подбежавший мальчишка со светлыми девчачьими кудрями.
— Твой ранен? — почему-то спросил другой, черноголовый и очень смуглый, с узкими щелками карих добродушных глаз. — Ксанка! — крикнул он оставшейся у костра девочке. — Чего стоишь на свой места? Быстро аптечка давай!
— Да нет, я не ранен и не заблудился. — Валерка почувствовал себя неловко оттого, что ему оказывали так много внимания.
— Как тебя зовут? — спросил белоголовый и, не дожидаясь ответа, представился: — Атнер. Я из Чувашии. А это Ахмет, он из Казахстана, — кивнул он на сухого, юркого мальчишку, только что вызвавшего «скорую медицинскую помощь». — У нас есть буряты, латыши и даже один вьетнамчик.
Валерке страшно не хотелось больше носить фамилию своего отца. Да к тому же по фамилии его будут искать. Как же назваться? Раздумывать было некогда, и он назвал фамилию своего друга. Имени не стал менять, чтоб не сбиться с толку.
— А меня зовут Валерий Рыбаков, — ответил он и почувствовал, что с сердца свалился тяжелый камень.
Тут подбежала Ксанка. Она была, как и мальчишки, в черном спортивном костюме. На боку у нее висела белая санитарная сумка.
— Доктор! Обработай рану, перевяжи и отправь в госпиталь, — распорядился Атнер и добавил: — Усиленное питание и диета!
— Да я не больной! — отмахнулся было новоиспеченный Рыбаков.
Но красноволосая санитарочка уже протирала ему на лбу царапинку, которой он сам и не заметил. Запахло йодом. Царапину защипало. Валерка хотел отстраниться, но девочка крепко взяла его за плечо.
— Стой, Валерка, на фронте не такие раны получали, да терпели.
— Да я что, — смутился Валерка. — Мне не больно. Только лекарство зря расходуете, само бы зажило.
Теперь волосы Ксанки, свисавшие до плеч, были совсем рядом, и Валерка понял, что такие красные они от природы. И, видно, мягкие, как шерстка у котенка. Так и хотелось провести по ним рукой. А лицо у нее очень белое, с розовыми конопушками.
Ксанка бинтовала весь лоб. Делала она это так хорошо, пальцы у нее были такие ласковые, что Валерка готов был стоять хоть до утра. Но девочка оторвала бинт, завязала и объявила:
— Готово! Теперь в санчасть, к костру.
