Николай Стещенко - Утренние голоса
Оказавшись на другом поле, Димка удивился. Здесь уже обмолотили пшеницу и по полю сновали тракторы, сволакивали кучки соломы к огромному скирду. А дальше прокладывал черные борозды трактор с плугами.
— Бородин пашет, — пояснил Санька.
Когда ребята подошли к нему, из кабины вышел широкоплечий мужчина в запыленном комбинезоне. Он не обратил на ребят внимания и крикнул в сторону машины:
— Мыло привезли?
— Привезли, — ответил Санька.
Бородин обернулся к ребятам и догадался:
— Покататься на тракторе захотелось? Пыльно у меня, кататься на такси надо.
— Дядя Петя, — сказал Санька, — нас батя к тебе прислал. Он говорит, что хлеб начинается с тебя.
— А это чей пончик? — указал Бородин на Димку.
— Наш, — пояснил Санька. — Брат мой.
— Так, так. А батя твой не совсем прав. Хлеб начинается с удобрения, с дождичка, а потом…
— Мы серьезно, — обиделся Санька.
— И я не шучу, — сказал Бородин. — Будет хорошо удобрена да вспахана земля, польет ее дождик — и хлеб уродится.
— Но ведь пашете вы? — уточнил Димка.
— Правильно. И удобрения я вожу, и пашу. Да сею-то не я. Вы ступайте к Шиманюку, он лучший в колхозе сеяльщик. Каждую весну премию получает.
Шиманюк работал на стогометателе. Машина у него чудна́я, с длинной железной рукой. Подхватывает зубьями копну соломы и бросает на верхушку скирда.
— Стой! Хватит! — закричали ему сверху. — Обед приехал!
— Еще одну, последнюю, — ответил Шиманюк.
— Вот непутевый, в мыло загнал.
Шиманюк засмеялся и выключил машину. Санька мигом оказался возле него.
— Дядя Илья, вот мыло. Давайте на руки полью.
Ладони у Шиманюка, как лопаты — большой кусок мыла тут же исчез в них. А Санька не теряет даром времени: воду на руки льет и вопросы подкидывает:
— Дядя Илья, а вы после скирдовки сеять будете? Это, наверно, самое главное, хлеб ведь начинается с вас?
«Без Саньки у меня ничего бы не получилось», — с благодарностью подумал Димка.
Шиманюк вытер руки и улыбнулся:
— Как тебе сказать? Думаю, что и с меня тоже.
— А почему вы сказали — тоже? — допытывался Санька. — Вы посеете зерна, они начнут расти. Значит, с вашей работы начинается хлеб?
Шиманюк снова улыбнулся:
— И так и не так. Видишь Леню Прозорова, который на волокуше сидит? Он после меня посевы подкармливает, силу хлебу дает.
— Так это уже после вас, — сказал Димка.
— Допустим, что после. Тогда и я не первый. Колос начинается с зерна, а зерно ко мне от комбайнов приходит.
Димка начинал понимать, что из их затеи ничего не выйдет. И когда Шиманюк отошел пообедать, сказал об этом Саньке. Но того не смутили сомнения брата.
— Мы видели, как батя косит пшеницу, — сказал он. — А как молотят, не знаешь. Видишь, вон там пылит? Это машина, наверно, к комбайну подкатила.
Димка не увидел ни комбайна, ни машины. А облако пыли все висело над полем у самого горизонта. Санька понял его колебания и сказал:
— Мы сейчас мигом домчимся.
Но этот миг растянулся на целый час. Санька спрыгнул с машины, приложил к глазам руку и удивленно сказал:
— Гляди, Сережка Смородинцев! — Потом на все поле заорал: — Эй, Сережка-а! Обе-ед привезли!
Сережку Смородинцева Димка знал с первого дня приезда. Тот дружил с Санькой, хотя закончил восемь классов, а Санька всего четыре. Ребята много раз вместе ездили на рыбалку, и Сережка хвастал, что отец снова возьмет его помощником на комбайн. Не обманывал, значит.
И братья побежали к нему навстречу, так что сухое жнивье захрустело под ногами.
Сережка посигналил, и тут же к комбайну подошла машина. Из бункера комбайна в кузов хлынула пшеница. Зерен не разглядишь, видна лишь тугая желтая струя.
Машина уехала, и комбайн снова приступил к работе. Шел он медленно, и ребята за ним успевали.
Но вот комбайн остановился. Отец у Сережки был худой и высокий. За обедом он много шутил и смеялся.
— Может, пообедаете с нами? — предложил он.
— Мы с батей уже обедали, — сказал Санька.
— А сюда зачем?
— Посмотреть, как молотите. У вас ведь хлеб начинается.
— Постой, постой, — перестал жевать Сережкин отец. — Как это у нас?
— Ну да, у вас, — подтвердил Димка. — Тот, кто сеет весной, от вас семена получает.
Сережкин отец рассмеялся:
— Нет, братец, не от нас. Зерно от комбайна везут на ток, сортируют, затем засыпают в амбары. Весной семена обрабатывают ядохимикатами и только потом отправляют к сеялкам. А мы что, мы готовый урожай собираем.
Сочинение явно срывалось, и Димка расстроился. «Неужели, — думал он, — эти люди и вправду не знают, с кого из них начинается урожай? А может, не говорят нарочно?»
Но его огорчения кончились в тот же день. А случилось это так. Когда Димка с братом возвращались в деревню, их остановил дедушка. Сидел он на скамейке возле дома и смотрел на дорогу.
— Оттуда шагаете? — кивнул он головой в сторону поля.
— Оттуда, дедушка, — подтвердил Димка.
— Отдохните, устали, небось.
Ребята подсели к нему. Дедушка был в валенках и шапке, хотя на улице стояла жара.
— Молотят? — спросил он.
— Вовсю, — с готовностью ответил Санька.
— Посмотреть бы, да ноги не носят, — грустно сказал дедушка. — Отходили свое.
Ребята словами и жестами нарисовали картину жатвы. Потом Димка спросил, почему никто не знает, где начинается хлеб. Дедушка сказал, что быть этого не может. Тогда они рассказали, как было дело.
Он слушал и улыбался:
— Никто, значит, ответить не смог?
— Никто, — подтвердили ребята.
Дедушка хмыкнул и спросил:
— А вы-то сами как думаете?
Ребята переглянулись и пожали плечами.
— Из вашего рассказа ясно, — продолжал дедушка, — что хлеб растят все, с кем вы говорили. Только не видно, кто начинает. Так?
— Так, — подтвердили ребята.
— Вот в этом-то и весь секрет, — таинственно поднял он вверх полусогнутый палец. — Хлеб — это жизнь. И у него, как у жизни, нет ни начала, ни конца. Хлеб начинается от хлебороба и кончается в нем. Хлебороб дает силу хлебу, а хлеб — хлеборобу. Вот так он и рождается.
Ребята слушали с открытыми ртами. Как все просто и ясно объяснил им дедушка!
Димке даже представилось, как дядя Леша, Бородин, Шиманюк, отец и сын Смородинцевы стали в кружок и, улыбаясь, держат на поднятых руках большой каравай.
Его мысли нарушил Санькин вопрос:
— Но ведь хлеб дает силу не только хлеборобу?
— Правильно, — улыбнулся дедушка. — От хлебороба хлеб идет ко всем. Его едят и солдат, и рабочий, и вы, ребята. И всем он дает силу, которую сам получил от человека.
Долго еще сидели они на скамейке возле дедушки, все слушали его рассказ. И Димка радовался, что теперь у него получится хорошее сочинение.
