Василь Хомченко - Боевая тревога
Кто-то тихонько свистнул, а другой хмыкнул.
– У меня лыж нет, – сказал тот, который хмыкнул.
– Возьмешь в школе. Есть еще вопросы?
Все молчали. Когда я разрешил разойтись, ринулись из класса бегом, столпились у двери. В классе остались я и высокая девушка в очках – Вера Михее-ва. Она до этого заменяла вожатого отряда.
– Не придут завтра, – сказала Вера.
– Почему?
– Не интересно им. Они и сами каждый день на лыжах катаются.
– Что же делать?
– Не знаю. Я была вожатой и ничего не придумала.
– Не придут – в другой раз соберемся, – успокоил я себя и ее. – Что-нибудь придумаем.
Вера – девушка рослая, крепкая и, видно, волевая. Наверно, поэтому ее и назначили, вожатой. Она дала мне список пионеров отряда с домашними адресами и номерами телефонов. В этом списке значились звенья, цепочка – кто кого вызывает при срочной необходимости собрать отряд.
Мы попрощались и разошлись по домам.
– Хоть ты завтра приходи, – попросил я Веру.
В субботу, ровно в шестнадцать, я пришел в школу с лыжами и в лыжном костюме. Класс был пустой. Минут через десять вошла и Вера, но без лыж, в пальто и валенках.
– Александр Степанович, – сказала она с порога, – не придут. Всех видела. Одни в кино собрались, другие по улице бегают. Поэтому я и лыжи не взяла.
Веру я отпустил домой, а сам подождал еще полчаса и вышел из школы с довольно скверным настроением, будто мне на экзамене влепили двойку. Итак, мое первое задание отряд не выполнил.
Мой энтузиазм потух, надежда, что меня, вожатого-офицера, будут слушаться, разбилась, как разбивается волна о скалистый берег.
Иду с лыжами на плече, приглядываюсь к людям, особенно к детям, стараясь узнать своих пионеров. По дороге ко мне подстроился мальчик в черной каракулевой шапке с «крабом», шел, ничего не говоря, только вскидывал на меня большие, немного выпученные глаза.
– Ну и что? – спросил я его.
– Я Петя Ниточкин. Из вашего отряда. Вы здесь только со вчерашнего дня?
Я узнал его: тот самый, бдительный мальчишка, который сдал меня капитану второго ранга. Я остановился и взял Ниточкина за руку:
– Ты почему не явился на сбор?
– Я делал уроки… По-английскому у меня слабо.
Я рассердился на этого Ниточкина за то, что он не явился на сбор, и даже за его офицерскую шапку с эмблемой, которую он лихо сдвинул на самый затылок. Хотел тут же, на улице, и пропесочить его. Но вместо этого начал про себя считать до десяти. Успокоился, злость прошла.
– Кто твой отец?
– Командир подлодки. Капитан третьего ранга, – сказал Ниточкин и спросил: – Я слышал, что в городе ищут какого-то человека. Правда?
Я хотел что-то ответить, но вдруг в голове мелькнул план завтрашнего дня, такой гениально простой, что я тут же схватился за него, как за спасательный круг. Не удержался, не смог скрыть свою радость от Ниточкина, заулыбался во весь рот, и, должно быть, у меня был излишне простоватый вид, потому что Ниточкин поморщился.
– Так, так, – начал я, стараясь придать своему лицу серьезное, озабоченное выражение, и это мне удалось. – Признайся, Ниточкин, идти в поход испугался? Как все остальные. Как же, риск! Еще подстрелят.
– Кто подстрелит?
– Тот, которого мы должны были искать. – Я не много помолчал, глядя, как нетерпеливо заморгали у Ниточкина рыжеватые ресницы. – На самом деле в городе появился чужой. Прошел как-то через контрольные посты… Вчера он крутился возле причалов.
– А где же он теперь?
– Откуда я знаю? Потому наш отряд и попросили пойти в тундру. Может, где заметим его или следы. Нас же он не испугается. Чего ему детей бояться?
– Я не испугался… Я не знал. Честное слово! – Глаза его загорелись, зрачки расширились. – Значит, это шпион?
– Возможно.
– Здорово! – Ниточкин хлопнул в ладоши, раз, второй. – Здорово!
Мы постояли еще немного и разошлись. На прощанье я предупредил:
– Будь наготове. Когда понадобится помощь отряда, сообщу. Сбор в классе. Понял?
– Так точно! Есть сбор в классе!
Пошли каждый своей дорогой. Он взволнован, весь переполнен азартом и нетерпеливым ожиданием этого ответственного, рискованного задания, а я доволен выдумкой.
В воскресенье я проснулся, как всегда, рано. Почитал, позавтракал, а потом выбрал такое время, когда уже все встали, но из дому уйти не успели, и позвонил Пете Ниточкину. Как раз на него и попал.
– Доброе утро, –поздоровался я. –Ты куда-то собрался?
– Никуда. А что, может, сбор?
– Только что сообщили: вчера вечером ездил на лыжах возле города неизвестный человек. Фотографировал. Понимаешь?
– Ага, когда сбор?
– Сейчас, в школе. Передай по цепочке.
Я позвонил по телефону еще нескольким пионерам и сказал то же самое. Немного полежал на диване, потом вскинул за плечи рюкзак, в котором были рыбачий котелок, ложки, пакеты с сухарями, и пошел в школу.
Во дворе меня уже ждали Ниточкин и Вера. Оба стояли на лыжах и стучали палками о слежавшийся снег, как молодые кони копытами. Одеты они были тепло – в лыжные брюки и куртки на меху.
– Звонили оттуда? – показал палкой в сторону штаба Ниточкин.
– Оттуда. И предупредили быть осторожными.
– А то что? – Выпученные глаза его, глядя на меня, не моргали, будто застыли. – А?
– Все может быть.
Собрался весь отряд – восемнадцать человек. Во дворе я их построил в одну шеренгу и объяснил цель нашего похода. Они уже обо всем знали. Ниточкин успел всех обзвонить. Поэтому особое внимание я обратил на поведение в походе: быть внимательными, бдительными, с трассы без разрешения и по одному не отлучаться, не вырываться далеко вперед… «Поход не без риска, возможны и острые ситуации. Все может случиться», – подчеркнул я.
Дети притихли. Осознавая важность задания, они подтянулись, стали серьезными. Даже Ниточкин, суетившийся больше всех, выражая нетерпение, говорил вполголоса.
– А у вас пистолет есть? – спросил он меня тихо, по секрету.
– Есть пистолет, – ответил я нарочито громко, чтобы все услышали.
– Макарова?
– Макарова.
Со школьного двора мы вышли колонной по одному. Я первый. Дворами, переулками, через занесенный сугробами стадион, на котором матросы расчищали снег лопатами и заливали водой каток, мы прошли до самого крайнего причала. Тут я остановился, поднял вверх палку – знак внимания! – сказал:
– Взгляните на этот веер лыжных следов. Это тот вчера здесь вертелся. Как вы думаете, что он делал?
– Наблюдал за кораблями! – крикнул Ниточкин и, низко присев над лыжней, разглядывал ее, будто нюхал. – Топтался не просто так.
– А потом вон туда, за сопку, убежал, – сказала Вера, показав на две параллельные линии, тянувшиеся по целине.
– Побежал, – подтвердил я.
Вера стала лыжами на эти следы, крикнула «За мной!» и побежала. За ней бросились остальные. Я пошел последним. Долго идти по ненаезженной лыжне Вере было тяжело, и она сошла, пропустив вперед Ниточкина. Вскоре сошел и Ниточкин, пристроился в середину цепочки. Тот, кто шел первым, остановился, закричал:
– А я нашел! Взгляните! – Он тряс над головой обрывком газеты.
Подъехали все к нему, окружили. Газета была на английском языке. Начали читать и переводить. Из прочитанного поняли, что над южными штатами Америки пронесся ураган. Немного дальше, на той же единственной лыжне, нашли засвеченную фотопленку. Ниточкин, первым увидевший ее, закричал, чтобы осторожно дотрагивались до пленки – там могут быть отпечатки пальцев. Зажатая между двух сучков березки пленка шевелилась на ветру и едва слышно потрескивала. Обрывок газеты и пленку Ниточкин забрал с собой.
– Это уже улика, – сказал он. – Газета не наша, пленка не наша.
На дороге лежала поваленная искривленная береза – сушняк. Ее заметили издали, остановились, стали звать меня. Я обошел цепочку. Около березы кто-то наделал следов, в выбитой ямке что-то темнело.
– Вот, – показал мальчик палкой.
Мне мешало смотреть солнце. Я присел и, приставив к глазам козырьком руку, начал вглядываться вперед. И, точно по команде, присели все. Ничего не разглядевши, потихоньку, настороженно я начал один приближаться к березе. Меня догнал Ниточкин.
– Ты чего? – спросил я.
– Чтобы помочь вам. Может, он там?..
Мы пошли с ним рядом, локоть к локтю. Вдруг Ниточкин вырвался вперед, первым подъехал к березе и схватил то, что лежало. Это был форменный офицерский шарф. Ниточкин начал махать им над головой с такой радостью, будто в руках у него был не шарф, а отбитый у пиратов черный флаг. Опять столпились все, хватали шарф, щупали его, кто-то даже понюхал, определил, что пахнет не нашим одеколоном.
– Это он специально облил, чтобы сбить с толку собак, – высказал догадку какой-то будущий криминалист.
– И так торопился, что даже шарф потерял, – посмoтpeлa на меня Вера. Глаза ее под стеклами очков хитро блеснули. – Ниточкин! – крикнула она. – Отдай шарф Александру Степановичу! У него шея голая.
