Януш Корчак - Лето в Михалувке
Но есть в Варшаве улицы, где если и услышишь польское слово, то только грязное ругательство, — дворник раскричался, что ему «еврейское отродье» весь двор замусорило. «А, чтоб вы сдохли, чтоб вас всех холера взяла!»
Здесь, в деревне, польская речь улыбается детям зеленью деревьев и золотом хлебов, здесь польская речь сливается с пением птиц, мерцает жемчугом звезд, дышит дуновением речного ветерка. Польские слова, словно полевые цветы, рассыпаны по лугам. Они взлетают ввысь, светлые и ясные, как предзакатное солнце.
В колонии никого не учат говорить по-польски — на это нет времени; ребят не поправляют, когда они делают ошибки. Их учат польская природа, польское небо…
Здесь не режет слуха и еврейский жаргон, потому что здесь это не крикливый и вульгарный язык ссор и прозвищ, а просто незнакомый язык резвящейся детворы.
И в еврейском языке есть свои нежные и трогательные слова, которыми мать убаюкивает больного ребенка.
А короткое, незаметное польское слово «смутно» и по-еврейски тоже значит «грустно».
И, когда польскому или еврейскому ребенку плохо жить на свете, они думают об этом одинаково, одним и тем же словом «смутно».
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ. Война. Бой за первый форт. Взятие второго форта. Солдат, ковырявший в носу, и перемирие
Мы направляемся в крепость.
Раздаются громкие звуки трубы. Им отвечают горны отрядов. Лязг саперных лопат. Беготня, перекличка. Реют знамена.
Звучит команда: «По отрядам стройся!»
Первые семь пар — «наступление». Эти четырнадцать героев будут биться со всеми остальными. Отряд немногочисленный, но отважный; троекратно проведенные маневры доказали, что он умеет воевать и его не испугает превосходящая численность противника.
Звучит команда: «Оборона первого форта, вперед!»
Во главе генерал Корцаж со знаменем форта в руках, за ним четыре полка, каждый полк со своим командиром, — впереди «обороняющие» двух флангов, за ними два центральных полка, которые будут защищать знамя.
Если укрепленное на холмике знамя попадет в руки неприятеля, отряды должны добровольно отступить и саперы сровняют первый форт с землей. Бои тогда будут идти за второй форт.
Генерал Герш Корцаж доказал, что умеет биться в первых рядах, ни на минуту не забывая о знамени. В случае опасности он призовет подвластные ему полки на защиту стяга. Генерал Корцаж отличается мужеством, хладнокровием и присутствием духа.
— Третий, четвертый, пятый полк, вперед, шагом марш!
Эти полки, как видно из плана, прикрывают первый форт с тыла и с флангов. Они должны быть готовы по первому сигналу броситься на защиту форта.
«Наступление» насчитывает в своих рядах немало смелых и искушенных бойцов, но и «обороняющие» готовы сражаться за свою честь до последней капли крови. Столкновение этих сил обещает быть грозным.
А сейчас, хотя впереди близкий бой, мужественные полки весело шагают по лесу в такт марша.
Сзади едут госпитальные повозки, те самые, что служили для перевозки песка и камней при постройке крепости. Теперь на них везут аптечку и ведра с водой для обмывания раненых. Немногочисленным отрядом фельдшеров и санитаров командует хромой Вайнраух, врачи Сосновский и горбатый Крыштал, а флаг Красного Креста, обеспечивающий госпиталю неприкосновенность, несет Сикора.
Суматоха среди защитников крепости уже улеглась. Отряды спокойно и быстро занимают свои позиции. Знамя первого форта чуть колышется на ветру.
Парламентер вручает генералу Корцажу бумагу с кратким уведомлением: «Начинаем атаку».
На длинные письма нет времени. Ответ звучит так: «Ждем».
Наступающие разделились на небольшие отряды — тройки. Две тройки ринутся на фланги первого форта, чтобы распылить силы обороны и отвлечь их внимание от холма со знаменем, а в это время три остальные, самые сильные, тройки бросятся в центр окопа, чтобы одним мощным натиском сбить защитников крепости с ног и, ошеломив их, сразу же, в первой атаке, вырвать победу.
Минутное замешательство, случайная оплошность — и перевес окажется на стороне атакующих. Захват первого форта — это еще не взятие крепости, но уже шаг к победе.
Троекратный сигнал трубы — и из лагеря выступает первая тройка. Бойцы галопом пробегают расстояние, отделяющее их от форта, и останавливаются перед рвом, точно им внезапно изменило мужество. Разумеется, это только военная хитрость — необходимо усыпить бдительность противника.
Десятки вытянутых рук, готовых было столкнуть смельчаков в ров, опускаются. Но некоторые легкомысленные защитники центра покидают свои позиции и спешат на помощь товарищам, а ведь они, центр, обороняющий знамя, ни на минуту не должны распылять свои силы.
Первая тройка неторопливой рысцой возвращается к своему окопу, и вдогонку ей несутся хохот и насмешки.
Снова звуки трубы: теперь уже две тройки идут в ложную атаку на оба фланга — и возвращаются с тем же результатом.
— Боятся, — решает торжествующая «оборона».
Эта уверенность в себе, этот мимолетный триумф чуть было не послужили причиной катастрофы: когда началась настоящая атака и две боковые тройки стали карабкаться на вал, центр оказался почти оголенным.
Но тут на валу появился Герш Корцаж. Он один выдерживает яростный натиск врага, пока опомнившиеся отряды не подоспевают на помощь.
Враги уже на валу. То один, то другой мелькнет у флага. Стоит отразить атаку с одной стороны, как флаг пытаются захватить с другой. Тот, кого столкнули в ров, снова лезет наверх. Кто упал, поднимается, чтобы опять принять участие в битве. Их сбрасывают, но они с неутомимым упорством взбираются на форт.
Законы войны запрещают бить побежденных; можно только сбрасывать вниз наступающих или стаскивать с вала защитников крепости. Задача санитаров — помогать упавшим подняться.
Раненых нет. Раненым считается тот, кто заплакал, но никто не плачет.
Труба играет отступление. Утомленные тройки возвращаются в лагерь. Первая атака отбита. Но это еще не перемирие. За первой атакой последуют вторая и третья. Это только начало, первая проба сил, большие маневры, позволившие оценить боеспособность обеих армий.
Наступающие проводят короткое совещание.
Снова трубит труба, снова сражение. Кажется, еще немного — и флаг будет захвачен, но один короткий возглас: «К знамени!» — собирает рассеявшихся солдат и создает вокруг флага непреодолимую живую стену.
Наступающие, встреченные превосходящими силами противника, не могут рассчитывать на взятие форта. Только неожиданный натиск мог принести им победу, а раз атака не сдалась, не следует попусту тратить силы: надо вымотать неприятеля в непрерывных мелких стычках и ждать, пока постепенно не обсыплется и не станет ниже высокий вал форта.
Но атакующие теряют терпение, и вот, ловким маневром рассеяв «оборону», они захватывают неприятельский стяг.
— Покиньте первый форт! — гласит воззвание. — Ваше знамя у нас в руках!
Преждевременный триумф!..
Устанавливается полевой телефон, и из лихорадочного разговора главнокомандующих выясняется, что наступающие пали жертвой обмана: взято знамя четвертого форта. Форт будет снесен с незначительным ущербом для защитников крепости. Это известие вызвало волнение в лагере наступающих.
К тому же накопилось и много других неотложных дел: обмен пленными, вопрос о знаменосце, дело солдат Кулига и Мильтмана, обвиненных в издевательствах над пленными. Решено заключить перемирие на один день.
С триумфом возвращается домой «оборона», с верой в будущее шествует «наступление», чтобы, воспользовавшись временным миром, подкрепить свои силы ужином и сном.
На следующий день было очень жарко, поэтому армии только к вечеру заняли свои позиции.
И тут оказалось, что взятие четвертого форта все же имело некоторое значение. А может быть, наступающие за время перемирия разработали более четкий план действий. Нетрудно догадаться, что единственной темой разговоров в тот день были война. Возможно также, что Корцажу труднее было сговориться со своей многочисленной армией, а может быть, вчерашний успех ослабил бдительность «обороны». Так или иначе, но за первой, пробной атакой последовала вторая, столь неожиданная и решительная, что не только знамя оказалось в руках наступающих, но и часть защитников крепости была вытеснена с позиций.
Пал гордый и неприступный первый форт, разрушенный в боях еще до того, как по условиям войны он был отдан саперам.
Солдат Рашер прямо на поле битвы получает звание полковника; грудь Шайкиндера и Прагера уже украшают ордена; генерал Замчиковский лишен звания за непорядки в дивизии; солдаты Грубман, Ирблюм и Шрайбаум уволены в отпуск по болезни; Маргулес, Корн, Тамрес и Плоцкий познали всю горечь плена.
