Ольга Берггольц - Пимокаты с Алтайских (повести)
А потом Лёня сел и стал говорить, что мы должны длительно играть, закалять своё тело, прежде чем будем революционерами…
Он говорил, что мы не должны уступать скаутам, что мы будем уходить летом в леса, вести там полную приключений и опасностей жизнь, как в книгах у Лондона или Киплинга…
И что каждый из нас должен стремиться стать таким, как великие люди человечества — завоеватель севера Нансен, древний революционер Спартак, житель джунглей Маугли или Ленин…
— Ты кем будешь? — шепнул я Сашке.
— Лениным, конечно, дурак, — ответил он.
Уже в лампах не хватало керосину, уж в комнате стало почти темно, когда Лёня кончил говорить о нашей будущей жизни.
Он оборвал свой рассказ как-то неожиданно.
— Ну заговорил вас совсем. А время уж за полночь… Ну ясно, кто вы теперь такие?
— Ясно, ясно, товарищ начотр!
Лёня снова поднялся:
— Первый сбор первого городского отряда юных пионеров имени Спартака считается закрытым. «Интернационал»!
Мы встали.
— Товарищи, — торжественно сказал Лёня, — вы будете петь «Интернационал» уже не простыми ребятами, а пионерами… Знайте, что пионер высоко держит салют, когда поют священный гимн пролетариата… Ну?..
Мы сделали салют. Лёня поднял голову и запел гимн. Мы подхватили. Мы чётко, крепко выговаривали каждое слово, и каждое слово звучало для нас по-новому. Наверно, в губ-коме, кроме нас, никого уже не было и мы одни пели во всем большом потемневшем здании…
Вдруг со звоном лопнуло замёрзшее окно нашей комнаты, и обледеневшая бутылка вместе с осколками стекла грохнулась посредине первого городского отряда имени Спартака.
VI. ГРОМЫ И МОЛНИИ
Прошёл ровно месяц со дня первого сбора.
Ровно месяц, три раза в неделю, мы собирались в губкоме к шести часам вечера и возвращались оттуда почти за полночь. Ровно месяц я, Сашка и Ванек не разговаривали и не играли с Женькой, Кешкой и Мотькой. Сашка было пытался заговорить с Женькой после первого сбора, но только что он открыл рот, как Женька повернулся к нему спиной, а Кешка быстро прошипел:
— Окно разбили? Мало вам, да? Погодите, не то ещё будет, ужо придумаем…
Сашка так и остался с глупо открытым ртом, а ученики засмеялись. С тех пор мы не лезли к обществу голубятников. Даже между собой мы не говорили о наших бывших товарищах. И о голубях тоже мы не говорили, точно условились. Да к тому же некогда стало зарабатывать, — значит, нечего было и откладывать на голубей. Уроков и то мы почти не готовили.
Ровно месяц спустя я собирался на очередной сбор.
Я торопливо обедал и поглядывал на ходики. Но как только я взялся за скобку двери, меня окликнула мать.
— Постой. Ты опять на сбор? И опять до первых петухов?
— Ну… да нет, мама.
Я толкал примёрзшую дверь.
— Как нет? Как нет? Да ты постой, послушай, что я скажу…
— Некогда, мама, ведь на сбор опоздаю.
— Ну и опоздаешь, велика важность. Ты послушай, что я скажу: я долго наблюдала, изучала твоё поведение и пришла к выводу, что вы занимаетесь там не делом. — Когда мать начинала нас пробирать, она всегда говорила, как будто читала по книге. — Да, да, не возражай. Ты пропадаешь до часу ночи, ночью бредишь какими-то полярными походами, дома всё забросил…
— Я за водой езжу, — сказал я.
— Ну что же, что за водой ездишь? А стирать перестал, за Володькой не смотришь, я уж его по соседям вожу. За уроками я тебя не вижу…
— Мама, да опоздаю я!
— А ты не ходи совсем. Слышишь? Один раз ничего…
— Да как так ничего…
Я опять стал толкать дверь.
— Не ходи сегодня, я тебя прошу… Я каждый вечер покою не знаю. Мало ли чего на пути ночью случиться может?
— Да ничего не случится? Чего ты пристала-то?
Я наконец открыл дверь и выскочил. Мать крикнула мне вдогонку:
— Последний раз, Коля! Последний раз! Ещё раз придёшь в час, никогда не пущу!
— Ну вот, ну вот… — шептал я на бегу. — Вот началось… Я думал, что только других ребят не пускают, а вот и у меня теперь… «Последний раз, последний раз»… Как же! Нет уж, шалишь-мамонишь, на страх наводишь… Теперь-то меня из отряда никакие мамы, никакие Женьки не вытащат… А вдруг и верно не пустит? Валенки отберёт — и в сундук… Как мать у Вальки…
Я вбежал в комнату отряда как раз в то время, когда наши патрули выстраивались вдоль комнаты под мачтой. Ко мне подошёл Смолин и сказал строго:
— Ну? Опаздываешь? Начальник лучшего патруля «Гром», а дисциплину забыл? Чтоб первый и последний раз. Коля…
Смолина Лёня назначил своим помощником, и он наводил в отряде такую строгость, что прямо податься было некуда. Но нам это даже нравилось.
— Мать не пускала, — пробормотал я.
— Несознательность, — отрезал Смолин и отошёл к мачте. Её недавно поставили посреди комнаты.
Я только что стал впереди своего патруля, как стукнули деревяжки, вошёл Лёня. Раздался дружный, громкий девиз. Затем на пять шагов вышел вперёд Смолин и под салютом произнёс рапорт.
— Третьего марта тысяча девятьсот двадцать третьего года на сборе первого городского отряда юных пионеров имени Спартака присутствует сорок человек. Нет пяти пионеров: троих из патруля девочек «Молнии», одного из патруля «Бык» и одного из патруля «Парижская коммуна». Сегодня проходит общеотрядное занятие: чтение книги Киплинга «Маугли» и занятия спортом.
— Ты говоришь — нет пятерых пионеров? — спросил начотр. — Причина установлена?
— Товарищ начотр, насколько удалось выяснить, их не пускают родители…
— Так… — Лёня кивнул головой. — Значит, они не находят в себе сил сопротивляться старому быту. Ну что ж, пусть в отряде останутся только самые стойкие… Продолжаем!
Смолин, не поворачиваясь кругом, делая точные, рассчитанные шаги назад, отступил и вздёрнул к самому потолку красный флажок. Во время поднятия флага мы пели «Интернационал». Когда флаг был поднят, патрульные переглянулись и я крикнул: «Ста…», а весь отряд подхватил: «Ста-ро-му по-лун-дра ми-ру!» Отряд прокричал это три раза. Сбор открылся.
Быстро, без шума и разговоров, пионеры рассаживались по лавкам. Лёня весело глядел на нас.
— Молодцы, — сказал он, — скоро вы будете настоящими пионерами… Как только потеплеет, приступим к строевым занятиям… Через три дня мне обещали барабан…
— Барабан! — взвизгнул Ванька.
— Тише! — поднялся Смолин.
Лёня развернул толстую книжку. Он провёл рукой по гладким своим волосам и с минуту глядел на потолок.
— Мы изучили с вами, — сказал он, — биографию великого завоевателя севера Фритьофа Нансена. В следующий сбор патруль «Гром», который выбрал себе образцом жизнь Нансена, будет воспроизводить в игре его великий поход на Северный полюс… Патрульный! — вдруг быстро повернулся начотр ко мне. — Как ведёт твой патруль изучение следов?.
Я вытянулся и забарабанил:
— Патруль «Гром» три своих сбора посвятил следопытству. Мы научились отличать след одного человека от следа другого и проследили путь красильщика кож от базара до Алтайских улиц. Мы так же различаем сейчас мужские, женские и детские следы. Мы отличаем след собаки от следа кошки. Мы изучили волчий шаг вперёд и назад…
— Хватит! Хорошо, — остановил меня Лёня. — К игре готовы?
— Всегда готовы, — отвечал я.
— Отлично! Итак сегодня, ребята, мы приступаем к чтению Маугли. Маугли выбрали себе образцом «Молнии», патруль девочек. «Молнии» будут воспроизводить потом эту книгу в игре. Маугли — человеческий детёныш, но он вырос в джунглях, в семействе волков, он и сам был таким, как волки. Каждый пионер должен стараться стать таким волчонком, вот почему мы изучаем эту книгу… Итак, я начинаю…
И Лёня начал читать первую главу. Эту книжку я прочёл уже давно, мне было скучновато.
Знал её и Ванька, и Сашка, и многие другие ребята. Поэтому, когда Лёня читал о том, как питон Каа усыплял бандерлогов, мы сами чуть не заснули. Я поглядывал на тёмные окна, вспоминал ссору с матерью и очень обрадовался, когда Лёня хлопнул переплётом и громко сказал:
— Ну, на сегодня довольно… Песню! А потом — бокс!
Мы сразу оживились, откашлялись и затянули нашу любимую: «Над Советскою Россией ветер клич наш пронесёт, нас услышат наши братья, нас услышит весь народ».
— Вольно! — скомандовал Лёня. — Первым занимается патруль «Парижская коммуна».
Через минуту он опять командовал:
— Патруль, приготовься! Патрульный, вперёд!
Патрульным был Сашка. Он сделал шаг вперёд. Все остальные обступили кругом маленькое пространство вокруг мачты.
— Я становлюсь в позицию, — говорил Лёня, стуча костылями. — Следи за мной… Руки вот так… Делаю первый выпад…
Он резко подался вперёд, костыль скользнул по гладкому обшарканному полу, и Лёня со всей силы грохнулся на пол. Костыли разлетелись в разные стороны.
