Владимир Железников - Чудак из шестого «Б». Повести
Потом лом у нее взял я. Тяжелый он был до чертиков, но я не показывал виду. Колол себе, и все, а про себя ругал наших конструкторов: «Это в наше-то время, когда запускают спутники и космические корабли, приходится вот так колоть лед ломом. Конечно, может быть, этот лом и историческая ценность. Я уверен, что такие ломы уже не выпускают лет сто. Но все равно он никому не нужен».
Когда работа подходила к концу, вдруг из ворот выплыли Зина и ее мама.
Разоделись в пух и прах. Зина в новом голубом пальто и в берете. Волосы коротко подстрижены. Она первая в классе остригла косы. Они, видите ли, мешали ей плавать. А сама Босина напялила на голову ярко-красную модную папаху.
Лично я не против нарядов. Мне даже нравится, когда люди красиво одеты. Но здесь все это как-то было не к месту.
Ребята, как по команде, повернулись в Зинину сторону.
— А, это вы, молодой человек.- Босина оглянулась на ребят и сказала: — Знаете, ваша идея на этот раз не так удачна. Вы просто неоригинальный чудак — работать дворниками. В атомный век.
Она назвала меня чудаком, словно дураком обругала. Но я-то был доволен, что попал в «отряд» чудаков. А она, видно, думала, что обидела меня.
— Мы помогаем Гениной маме,- сказала Нина.
— А ваш директор школы об этом знает? — спросила Босина.
— При чем тут директор? — сказал я.
— А при том, что это эксплуатация детского труда.- Она посмотрела на тетю Марусю.- Да, да. Идем, Зиночка.
И они удалились. А меня даже в жар бросило от ее слов. Боялся поднять глаза на тетю Марусю.
— Ну, хватит, ребята,- сказала тетя Маруся.- Спасибо за помощь. Бегите по своим делам.
Мы прибежали на каток мокрые как мыши. В раздевалке катка уже никого не было. Только какая-то тетя, видно уборщица, разговаривала с маленьким, сухопарым мужчиной. Мы влетели всей оравой, и они сразу замолчали и уставились на нас.
— Это что еще за безобразие! — зашумела женщина.-
С этими детьми нет сладу. Вы что, не знаете? Занятия кружка закончились. Давай, давай по домам! — Она кричала, размахивала руками и вытесняла нас понемногу из комнаты.
Тогда я шмыгнул под ее руку и подошел к мужчине. Торопливо рассказал ему, в чем дело. И тут нам абсолютно повезло. Можно сказать, фантастически повезло.
— Тетя Катя, погоди одну минуту,- сказал мужчина.- Дай я поговорю с ребятами.
Все малыши собрались вокруг нас, а Костиков, чтобы задобрить мужчину, сказал:
— Здравствуйте, дядя.
— Здравствуйте, тетя,- ответил мужчина.
Это было несколько неожиданно. И, может быть, обидно для Костикова. Он ведь не хотел посмеяться над этим мужчиной. Но мужчина весело рассмеялся. И все ребята рассмеялись.
— Значит, хотите всем классом учиться фигурному катанию? А коньков ни у кого, разумеется, нет? А в магазине купить нельзя, потому что они дорогие? В кружки записываться тоже нельзя, потому что запись прекращена.
— Что же делать? — робко спросила Нина.- Нам так хотелось.- Это она спасала мою затею.- Мы уже были осенью в бассейне. Но там взяли только одну нашу девочку.
«Теперь все пропало,- подумал я.- Он, может быть, решит, что мы ходим по всем стадионам, лишь бы куда-нибудь пристроиться».
— Так,- сказал мужчина.- Ты, паренек-вожатый, составь список и против каждой фамилии проставь номер ботинок. Если наберем коньки, будем заниматься.
Тут я вытащил свою тетрадь с фотографиями ребят и протянул мужчине.
Он взял ее и стал перелистывать. Медленно так перелистывал.
— Где это вы сфотографировались?
— В моментальной автоматической, в ГУМе.
— Скажи-ка…
По-моему, моя тетрадь ему понравилась. Это было переломным моментом в нашей беседе.
— Ну вот что, ребята. Я иду против правил,- сказал мужчина.- Но обожаю энтузиастов. Только по-честному, не опаздывать. Буду заниматься сверхурочно.
* * *
Однажды к нам в класс пришла Наташа.
— Ребята! — сказала Наташа.- В совете дружины довольны работой Бориса Збандуто. Они хотят, чтобы мы еще одного вожатого дали для октябрят, во второй «Б». Кто хочет?
И вдруг Саша Смолин сам поднял руку.
У меня от удивления глаза на лоб полезли. А Сашка покраснел, когда поймал мой взгляд, но руку не опустил.
— Ты, Смолин? — удивилась Наташа.
— А что? — спросил Сашка.- Не доверяете?
— Наташа,- сказал я,- раз Смолин хочет сам — значит, ему можно доверить. Мне же вы доверили.
И Сашка Смолин стал вожатым октябрят второго «Б».
Через несколько дней он совершенно спокойно подходит ко мне и говорит:
— А твои по сравнению с моими слабаки.
— Почему ты решил? — спокойно спросил я.- Без году неделя как попал в вожатые и уже все знаешь.
— А потому, что я взял классные журналы и сравнил. У твоих отметки хуже.- И он мне показал аккуратно выписанные отметки своего и моего классов.
— А ты буквоед и бюрократ,- сказал я.- Но отметки — это еще не все. У моих душа хорошая.
— Ты что же, считаешь, что у моих души нет?
— Думаю.
— Один индюк думал, думал да в суп попал.
— А ты тот суп ел?
— Что-то не хочется, я из знакомых индюков супы не ем.
— Так вот, заруби на своей картошке, именуемой в анатомии носом, что этот индюк пока жив и здоров и постарается обставить второй «Б».- Я подбросил вверх теннисный мячик, который держал в руке, и преспокойно удалился.
* * *
Утром, как всегда, я побежал к Нине.
Я теперь каждый день бегал к ней. Боялся, проспит. Ужасно, до чего она любила спать. Вечером может лечь хоть в двенадцать часов, а утром не подымешь. Бабушка с ней справиться не могла, и я стал прибегать по утрам. Мы вместе делали зарядку. Потом Нина завтракала, и мы шли в школу.
— Все готово? — спросил я у Нины.- На зарядку становись. Заводи пластинку.
Я считал, что зарядку веселее делать под музыку. Мы обычно занимались зарядкой под мексиканские народные мелодии.
— Ничего не готово,- ответила Нина.- У бабушки болят ноги, и нет завтрака.
— Так,- сказал я.- А где бабушка?
Мы прошли к бабушке в комнату. Она лежала в кровати. Грустная.
— Здравствуй, Боря. Ходить сегодня не могу — ноги болят, и завтрак не приготовила.
— Хлеб есть? — спросил я.
— Нет хлеба,- ответила Нина.- Бабушка не любит с вечера покупать хлеб: она любит свежий.
— С детства так привыкла,- сказала бабушка виновато.- Мы всегда покупали хлеб утром.
— Аврал,- сказал я.-Зарядка на сегодня отменяется. . Я бегу за хлебом и маслом, а ты кипятишь чай и варишь яйца.
Через пять минут я уже вернулся. У Нины вовсю горел газ.
— Газ нужно открывать поменьше,-сказал я.- Чтобы не обгорел чайник.
— Боря, а у меня яйца полопались,- сказала Нина.
— Эх ты, голова садовая. Если яйца опускаешь в кипяток, нужно его посолить, тогда они и лопаться не будут. Ну, садись питайся, а я покормлю бабушку.
Я налил чаю в стакан, намазал ломоть хлеба маслом, взял два яйца и пошел к бабушке.
— Вот, бабушка, позавтракайте, вам сразу лучше станет.
— Что ты, Боря,- сказала бабушка,- при моем тромбофлебите яйца есть нельзя.
— При чем?
— Болезнь такая — тромбофлебит. У старых обычно бывает. А в яйцах есть вещество, которое усиливает эту болезнь.
Вот не знал я этого.
— А что же вы кушать будете?
— Выпью чай, съем хлеб,- сказала бабушка.- И куда их понесло — в какую-то Африку. Не знаю, вызывать их или не вызывать.
— Зачем же вызывать,-сказал я.- Пока они доедут до Африки, вы уже поправитесь.
— Боря, я уже позавтракала,- сказала Нина.- Можно идти.
Я посмотрел на бабушку, и мне стало почему-то очень ее жалко.
— Вот что, Нина, ты оставайся дома. А я поговорю с вашей учительницей. Первый урок ты пропустишь, а на второй тебя кто-нибудь подменит. Ясно?
— Ясно.
На улице меня ждал Толя Костиков. Он поджидал нас с Ниной.
— Что так долго? Можно опоздать, а мы сегодня с Ниной дежурные. Сам говорил, что дежурные должны приходить в класс первыми.
— Говорил. Бабушка у Нины заболела.
— Заболела? Я тоже недавно болел: наелся мороженого и схватил ангину. Пришлось уколы делать. За каждый укол мне мама давала по конфете. Я потом так притерпелся, что мог сколько угодно уколов вынести. А у нее что, грипп или, может быть, свинка?
— Да нет,- ответил я.- У нее другая болезнь, старческая. Яйца есть нельзя, и так далее.
— Это плохо,- сказал Костиков.- Я люблю яйца вкрутую. Мама ест белок, а я только желток.
— Нужно тебя, Костиков, обсудить на октябрятском сборе,-сказал я.- Неправильно тебя воспитывают: растешь ты, как тепличное растение. За каждый укол по конфете, в яйцах только желтки ешь… Что это такое?
Круглое, толстое лицо Костикова стало пунцово-красным.
— А что, разве нельзя одно любить, а другое — нет?
— Можно, но, понимаешь, у тебя это носит какой-то не такой характер. Вырастешь ты, поедешь, к примеру, в Сибирь; кто тебе там будет одни желтки от яиц давать?
